Белый платок взметнулся вдали — убийца отвел глаза. Меньше минуты оставалось ждать ему до тех пор, пока не появится рядом экипаж, не замелькают красные мундиры казаков конвоя. Ради идеи, что захватила душу, он готов был пожертвовать не только собой, но и теми, кто оказался рядом, с чудовищной жестокостью следуя полученному приказу.
Впрочем, и отдавшая распоряжение об убийстве излишней добротой не отличалась.
Софья, в отличие от многих из тех, кого поведет она за собой, была удивительно благополучным ребенком. Она появилась на свет в сентябре 1853 года в семье Льва Николаевича Перовского, служившего тогда по таможенной линии.
Отец ее, обладавший весьма значительными связями — он приходился внуком знаменитому екатерининскому сподвижнику графу Разумовскому — уверенно ступал по карьерной лестнице, и через несколько лет после рождения дочери был назначен вице-губернатором в Псковскую губернию, затем — в Таврическую, а после — возвращен в Санкт-Петербург, где и вовсе вознесся головокружительно, став губернатором столицы Российской империи.
И хотя до знаменательного возвышения Перовского было еще далеко, но уже в 1850-х годах ему отчаянно не хватало времени и сил на то, чтобы заниматься делами своей немаленькой семьи. А потому, отдавая себя службе государевой, воспитание своих 4 детей — двух мальчиков и двух девочек — он переложил на плечи супруги своей, Варвары Степановны, отличавшейся крайним мягкосердечием.
Госпожа Перовская, женщина чувствительная и трепетная, ребят своих растила в любви и ласке. Страдая от невнимания мужа, она с детьми подолгу гостила у матери, в отчем доме ощущая себя спокойнее, чем при сухом и вечно занятом Льве Николаевиче.
С годами пропасть между супругами становилась все больше: начались ссоры и скандалы. Перовский часто был груб с тихой и безответной женой, что, конечно, не нравилось молодому поколению.
Кроме того, возникла в семье и денежная проблема: в конце 1860-х годов, чтобы рассчитаться с долгами, Перовский продал южное имение Кильбурун, и теперь уже вся семья вынуждена была жить в Петербурге. Не все шло гладко: отцу не нравились занятия детей, в частности, Сони, которая не только поступила на женские курсы, но и связалась с неподходящей, по его мнению, компанией.
Когда Перовский отказал подругам дочери от дома, Софья ушла и скрывалась до тех пор, пока отец, не сумевший вернуть ее домой с помощью полиции, не сдался и не предоставил ей отдельный вид на жительство. По этому документу она, не достигшая еще совершеннолетия, могла вполне распоряжаться собой: например, снять жилье…что Соня и сделала.
Она поселилась с компанией единомышленников, разделявших ее уже левые взгляды. Перевод марксовского «Капитала», совместное чтение книг по общественным вопросам, перераставшее в бурные споры, занятия с рабочими — все это наполняло ее жизнь новыми красками.
Лето же Перовская проводила, погрузившись в дела полезные — то помогала учительнице в земской школе, а то и исполняла роль фельдшерицы при деревенском докторе.
Участие Софьи в народническом движении и ее вхождение в революционный кружок рано или поздно должно было привлечь внимание известного Третьего отделения. Так и случилось: в январе 1874 года она была арестована на квартире у друзей. Более 6 месяцев провела она в заключении, прежде чем отец по просьбе семьи не забрал ее на поруки.
Впрочем, нельзя сказать, чтобы этот жизненный урок повлиял на Перовскую: она по-прежнему встречалась с членами кружка, а после, перебравшись из Петербурга на юг, распространяла нелегальную литературу.
Обучение на женских фельдшерских курсах и работа при симферопольской больнице окончились для Софьи осенью 1877 года, когда она была вывезена в столицу. Громкий «процесс 193-х» — дело революционеров-народников — завершился для нее весьма благополучно: Перовскую, в отличие от ряда других обвиняемых, оправдали.
Однако спустя год жандармы вновь обратили на нее внимание: на сей раз арест и ссылка окончились побегом.
С тех пор, перейдя на нелегальное положение, Софья окончательно поставила себя вне закона: помощь беглым каторжанам, участие в подрыве царского поезда под Москвой, подготовка покушений на императора в Петербурге и Одессе…
Список ее преступлений стремительно рос. И 1 марта 1881 года история достигла апогея: взмахом белого платка народоволка Перовская подписала государю российскому Александру II смертный приговор.
План, придуманный ею и Андреем Желябовым, ее другом и возлюбленным, был прост: на набережной Екатерининского канала на пути движения императора расставлены были несколько «метальщиков». Первым, по знаку Перовской, бросил бомбу в карету проезжавшего мимо Александра II девятнадцатилетний Николай Рысаков.
Однако его удар не достиг цели: пострадали казаки из конвоя, охранявшего высокую особу, и случайно оказавшийся рядом мальчишка-посыльный, который умер несколько часов спустя.
Не считая достойным бежать от опасности, государь вышел на мостовую, чтобы поддержать раненых и посмотреть убийце в глаза…В этот момент к нему приблизился народоволец Игнатий Гриневицкий. Грянул второй взрыв: оба — преступник и его мишень — были смертельно ранены.
Суд оказался безжалостен к цареубийцам: не спасся ни Рысаков, активно выдававший своих товарищей, ни Желябов, арестованный за пару дней до покушения, а потому не принимавший в нем прямого участия, ни ряд других «первомартовцев», включая и двадцатисемилетнюю Софью Перовскую.
Пятеро было повешено, остальные — отправлены на каторгу. А 1 марта 1881 года, когда народовольцы не пощадили ни императора, ни безвинных людей, ни себя, стало одной из черных страниц российской истории.
