— Папа?!
Слово вырвалось само, но он не услышал. Стоял спиной к ней, обнимая какую-то женщину. Рыжую, в зеленом платье. Целовал её прямо на парковке у офиса.
Вика замерла за углом здания.. Это не может быть правда. Не её папа. Не тот человек, который учил её честности, который двадцать пять лет прожил с мамой.
Женщина что-то сказала, он рассмеялся. Таким смехом Вика его не слышала никогда. Молодым, беззаботным. Будто не сорок восемь ему, а восемнадцать.
Они сели в машину — не папину, чужую серебристую — и уехали. Вика осталась стоять, прижавшись к стене. Ноги не держали.
Сюрприз удался. Она хотела приехать из универа без предупреждения, порадовать родителей. Сессию сдала досрочно, автобус взяла утренний. Думала — встречу папу с работы, вместе домой поедем. Мама обрадуется.
Телефон в руке. Набрать? Что сказать? «Привет, пап, я тебя только что с любовницей видела»?
Набрала.
— Викуля! — голос радостный, родной. — Ты как? Когда приедешь?
— Я… я уже в городе. Хотела сюрприз сделать.
— Вот это да! Молодец! Я сейчас на работе, задерживаюсь немного. К восьми буду дома. Мама знает?
Задерживается. На работе. Вика закрыла глаза.
— Нет, не знает.
— Отлично! Вот она обрадуется! Давай так — ты пока домой, а я постараюсь побыстрее.
— Хорошо, пап.
— Люблю тебя, солнышко.
Солнышко. Так он её с детства называл. Его солнышко, его принцесса, его гордость.
Вика отключилась. Пошла на остановку как во сне. В маршрутке смотрела в окно и видела только одно — как папа целует чужую женщину.
Дома мама суетилась на кухне. Увидела дочь — ахнула, бросилась обнимать.
— Викуля! Когда приехала? Почему не предупредила?
— Сюрприз хотела сделать.
— Ой, какая умница! Папе звонила?
— Да. Он… задерживается.
— Как всегда. Работа, работа. Хорошо хоть зарплату повысили недавно, а то совсем бы загоняли.
Мама щебетала, накрывала на стол, расспрашивала про учебу. Вика отвечала механически. Перед глазами — папа и та женщина.
— Ты какая-то бледная. Устала с дороги?
— Немного.
— Иди приляг. Я тебя позову, когда папа придет.
Вика ушла в свою комнату. Легла на кровать, уткнулась в подушку. Что делать? Сказать маме? Как? «Мам, папа тебе изменяет»? Она же… она же сломается.
Родители всегда были для неё примером. Не идеальные, конечно, ссорились иногда. Но любили друг друга. Или Вика так думала.
Вспомнилось, как в детстве папа приносил маме цветы каждую пятницу. Как они танцевали на кухне под радио. Как смеялись над своими шутками, непонятными дочери.
Когда это изменилось? Или не изменилось, просто она не видела?
Телефон завибрировал. Сообщение от папы: «Еду домой. Купил твой любимый торт».
Торт. Медовик из той кондитерской на площади. Он всегда его покупал, когда она приезжала.
За ужином Вика почти не ела. Смотрела, как папа шутит, рассказывает о работе, спрашивает про универ. Обычный папа. Любящий муж, заботливый отец.
Предатель.
— Вик, ты точно в порядке? — мама положила руку ей на лоб. — Может, температура?
— Нет, всё хорошо. Просто устала.
— Конечно, устала! — папа налил ей чаю. — Сессия же была. Молодец, что досрочно сдала. В меня пошла — я тоже отличником был.
В него пошла. Вика чуть не расплакалась. Во что она пошла? В ложь? В предательство?
После ужина села с родителями телевизор смотреть. Какое-то ток-шоу, мама комментировала, папа смеялся. Обычный семейный вечер.
Только Вика видела другое. Как папа то и дело поглядывает на телефон. Как улыбается, читая сообщения. От кого? От неё, рыжей?
— Я спать пойду, — не выдержала.
— Уже? — мама удивилась. — Мы же так редко все вместе собираемся.
— Правда устала, мам.
В комнате достала ноутбук. Открыла папину страницу в соцсетях. Фотографии, посты о рыбалке, поздравления коллег с праздниками. Ничего подозрительного.
А может, у него другой аккаунт? Или они только по телефону общаются?
Вика закрыла ноутбук. Не хочет она в этом копаться. Не хочет искать доказательства того, что и так видела.
Ночью не спалось. Вика вышла на кухню попить воды. И застыла — за столом сидел папа.
— Не спится? — спросил он.
— И тебе тоже.
— Старость, наверное. Чем старше, тем меньше сна нужно.
Старость. Ему сорок восемь, какая старость? С той женщиной он точно не стариком себя чувствовал.
Вика села напротив. Смотрела на отца — седина в висках, морщинки у глаз, любимая клетчатая пижама.
— Пап, можно вопрос?
— Конечно, солнышко.
— Ты маму любишь?
Он удивился.
— Что за вопрос? Конечно, люблю.
— А она тебя?
— Думаю, да. А что случилось? Вы поссорились?
— Нет. Просто… думаю о любви. О том, как она проходит.
Папа налил себе воды.
— Любовь не проходит, Вик. Она меняется. Становится спокойнее, что ли. Но не проходит.
— А если… если один из двоих встретит кого-то еще?
Он напрягся. Едва заметно, но Вика увидела.
— Откуда такие мысли?
Сказать? Сейчас, сию секунду выложить всё? Вика набрала воздуха.
— Я тебя видела сегодня. У твоего офиса. С женщиной.
Тишина. Папа застыл с кружкой в руках. Потом медленно поставил её на стол.
— Вика…
— Не надо врать. Я всё видела.
Он закрыл лицо руками. Постарел за секунду лет на десять.
— Господи. Вика, я… я не знаю, что сказать.
— Правду. Просто правду.
Папа молчал долго. Потом заговорил тихо, не поднимая глаз.
— Её зовут Ирина. Работает в соседнем офисе. Познакомились полгода назад. Я… я не планировал. Само как-то получилось.
— Само? Само ты её целуешь? Само врешь маме?
— Не кричи. Мама спит.
— А, ну да. Мама. О ней ты подумал?
— Каждый день думаю! — он поднял глаза. — Каждый чертов день! Думаешь, мне легко?
— Бедненький. Тяжело тебе изменять, да?
— Вика, ты не понимаешь. Двадцать пять лет брака — это… это рутина. Один и тот же день сурка. Работа, дом, телевизор. А тут появилась она, и я словно ожил.
— Ожил. А мама? Она тоже в этом дне сурка живет. Почему она не «ожила» с кем-то?
— Не знаю. Может, у неё тоже кто-то есть.
— Как ты можешь такое говорить?!
Вика вскочила. Папа испуганно протянул руку.
— Тише! Прости. Глупость сказал. У мамы никого нет, конечно.
— А у тебя есть.
— Вика, послушай. Я знаю, это неправильно. Знаю, что подвел вас. Но я… я не могу по-другому. С Ириной я чувствую себя живым.
— И что дальше? Разведешься? Уйдешь к ней?
— Нет! — он замотал головой. — Нет, я люблю маму. И тебя люблю. Семью не брошу.
— Но будешь встречаться с той… Ириной?
— Я прекращу. Обещаю. Это была ошибка, я понимаю.
— Ошибка длиной в полгода?
Папа снова закрыл лицо руками.
— Что мне сделать, Вика? Скажи, и я сделаю. Хочешь, прямо сейчас расскажу маме?
— Нет! — испугалась она. — Не надо. Она же… это её убьет.
— Тогда что?
Вика села обратно. Что? Она не знала. Хотелось, чтобы всё стало как раньше. Чтобы папа снова был папой, а не этим уставшим мужчиной с любовницей.
— Прекрати это. Совсем. И больше никогда.
— Обещаю. Клянусь тебе.
— И удали её номер. Заблокируй везде.
— Сделаю. Всё сделаю.
Они сидели молча. Потом папа сказал:
— Вика, я знаю, ты разочарована во мне. Имеешь право. Но я правда люблю вас с мамой. Просто… споткнулся.
— Споткнулся. На полгода.
— Я человек, Вика. Не идеальный. Обычный мужик средних лет, которому вдруг показалось, что жизнь проходит мимо.
— И ты решил догнать? За счет мамы?
— Не оправдываюсь. Виноват. Но прошу — не говори ей. Я всё исправлю.
Вика встала.
— Ладно. Не скажу. Но не ради тебя. Ради неё.
— Спасибо.
— И папа… ты больше не мой герой. Никогда не будешь.
Ушла, не оборачиваясь. А он остался сидеть за столом. Постаревший, усталый, чужой.
Утром Вика уехала обратно в универ. Сказала, что вспомнила про важное задание. Мама расстроилась, папа предлагал подвезти на вокзал. Отказалась.
— Ты точно не обиделась на что-то? — спросила мама, обнимая на прощание.
— Нет, мам. Всё хорошо. Просто учеба.
— Папе привет передать?
Вика посмотрела на отца. Он стоял в дверях, виноватый, несчастный.
— Передай.
В автобусе плакала тихо, отвернувшись к окну. Хотелось домой — в общагу, к подругам, к своей обычной жизни. Где нет места предательству.
Папа писал каждый день. Спрашивал, как дела, слал смешные картинки. Как раньше. Вика отвечала коротко — нормально, учусь, занята.
Через месяц он написал: «Я сделал как обещал. Всё закончил. Прости меня».
Вика не ответила. Что тут скажешь? Молодец, что перестал изменять?
На летние каникулы ехать домой не хотелось. Но мама звонила, упрашивала — соскучилась, весь год не виделись.
Дома всё было по-старому. Мама суетилась, готовила любимые блюда. Папа шутил, рассказывал новости. Только Вика видела другое.
Как он смотрит в телефон — быстро, будто боится. Как вздрагивает от звонков. Как глаза потухшие, несчастные.
Сдержал слово? Наверное. Но какой ценой?
— Пап, пойдем на рыбалку? — предложила как-то.
Он удивился, обрадовался. Поехали на озеро, где рыбачили, когда она была маленькой. Сидели с удочками, молчали.
— Вика, — сказал вдруг папа. — Я знаю, ты меня не простила. И не надо. Но хочу, чтобы знала — я правда жалею. Каждый день.
— Знаю, пап.
— Я испортил всё. Наши отношения, твое отношение ко мне.
— Не всё. Просто… просто ты теперь обычный человек. Не супергерой из детства.
— Может, оно и к лучшему. Тяжело быть чьим-то героем.
— Тяжелее разочаровываться в героях.
Помолчали. Потом папа сказал:
— Знаешь, я маму люблю. По-настоящему. Просто тогда… будто затмение нашло.
— Полгода затмения?
— Дурак я, Вика. Старый дурак. Но я учусь. Пытаюсь стать лучше.
— Пытайся, пап. Ради мамы пытайся.
Рыба не клевала. Но они сидели до вечера, иногда перебрасываясь фразами. Не как раньше — легко, весело. Но хотя бы спокойно.
Вика знала — прежнего папы нет. Того, кто был самым честным, самым правильным, самым лучшим. Есть просто отец. Человек, который оступился. Которого она любит, но больше не боготворит.
И может, это нормально. Может, так и должно быть — видеть родителей не идеальными героями, а людьми. Со своими слабостями, ошибками, падениями.
Просто жаль, что узнать это пришлось так больно. Через разбитый пьедестал и горькую правду в ночной кухне.
