Пятница вечером. Я снова перебираю скатерть на обеденном столе, поправляю салфетки. Руки дрожат — от волнения или от усталости, не пойму. Весь день убиралась, готовила. Светлана, сестра мужа, должна приехать с минуты на минуту.
— Ира, да расслабься ты! — Анатолий проходит мимо, даже не замечая, как я мечусь по кухне. — Она же ненадолго. Всего на выходные.
Ненадолго… Почему-то мне не верится. Светлана никогда ничего не делает просто так. Даже на день рождения мужа приезжает с таким видом, будто оказывает нам огромную милость.
Звонок в дверь. Сердце ёкает.
— Анатолий! — голос Светланы слышен ещё до того, как дверь открылась. — Помоги с чемоданами!
Чемоданы? Во множественном числе? На выходные?
Вхожу в прихожую и замираю. Рядом со Светланой стоят два огромных чемодана и спортивная сумка. Она сама — в дорогом пальто, с идеальной укладкой, с этой своей высокомерной улыбкой.
— Ирочка! — она обнимает меня, и я чувствую тяжёлый аромат её духов. — Как дела? Ты не постарела ничуть!
Комплимент звучит как-то неискренне. Будто она удивлена, что я ещё не развалилась от возраста.
— Света, а зачем столько вещей? — осторожно спрашиваю я, помогая ей снять пальто.
— А, это… — она машет рукой. — Понимаешь, у меня в квартире ремонт начался. Неожиданно так получилось. Рабочие сказали — недели две-три будет длиться. Представляешь? Я думала, может, у вас пожить это время? А то снимать квартиру — такие деньги!
Недели две-три. У нас. Без предупреждения.
Анатолий тащит чемоданы в гостевую комнату, весело переговариваясь с сестрой. Они похожи — та же небрежность в жестах, та же уверенность, что весь мир им должен.
— Конечно, — слышу собственный голос. — Располагайся.
Что ещё я могла сказать? «Нет, убирайся»? С мужем потом разговор был бы не из приятных.
Вечером, когда мы ужинаем, Светлана оглядывает кухню критическим взглядом.
— Ира, а зачем ты соль в такой баночке держишь? Неудобно же. И этикетки эти самодельные… Выглядит как-то… по-деревенски.
Мои баночки. Я их собирала годами, подписывала каллиграфическим почерком. Специи, крупы, травы — всё разложено по полочкам, всё на своих местах. Мой порядок. Моя система.
— Мне удобно, — тихо отвечаю.
— Да ладно тебе, — вмешивается Анатолий. — Света же не со зла. Может, и правда есть смысл что-то поменять?
Поменять. В моей собственной кухне. По совету человека, который здесь первый день.
— Завтра с утра переставим, — решительно заявляет Светлана. — У меня есть отличные контейнеры, привезла с собой. И вообще, я тут подумала — может, сделаем небольшую перепланировку? Стол передвинуть, холодильник развернуть. Будет гораздо функциональнее!
Мой стол. Мой холодильник. В моём доме.
Я молчу. Просто молчу и доедаю ужин.
Утром просыпаюсь от звуков на кухне. Светлана уже встала, уже готовит завтрак. Точнее, командует:
— Анатолий, неси омлет! Ира, накрой на стол. Кофе готов, но в следующий раз купи другой — этот слишком слабый.
Я стою в проходе и смотрю на свою кухню. Мои баночки исчезли. Вместо них — пластиковые контейнеры без подписей. Соль теперь в железной банке, какой-то казённой, больничной.
— Где мои баночки? — спрашиваю.
— А, это? — Светлана небрежно кивает на мусорное ведро. — Выбросила. Они же старые совсем, и вид у них… Не переживай, новые гораздо лучше!
В мусорном ведре лежат мои баночки. Разбитые. Выброшенные. Как что-то ненужное.
— Но они мне нравились… — голос звучит жалко, даже мне самой неловко.
— Ира, ну что ты как ребёнок! — смеётся Анатолий. — Это же просто посуда. Зато теперь всё современно выглядит.
Современно. Функционально. Правильно.
Только не моё.
День проходит в каком-то тумане. Светлана обустраивается, переставляет вещи, даёт советы. К вечеру в гостиной появляется её ноутбук, зарядные устройства, стопка журналов. Она разложилась так, будто живёт здесь годы.
— Завтра приду с работы пораньше, — говорит Анатолий, целуя меня на прощание. — Света говорит, хочет нам ужин приготовить. Представляешь? Давно она не готовила для нас.
Она хочет приготовить ужин. В моей кухне. Из моих продуктов. Для моего мужа.
А я что, официантка?
Неделя тянется как резиновая. Каждое утро я просыпаюсь с надеждой, что Светлана скажет: «Всё, ремонт закончился, спасибо, что приютили». Но она даже не упоминает об отъезде. Наоборот — приглашает свою подругу Нину на кофе.
— Ира, ты не против? — спрашивает она, но не дожидается ответа. — Мы тихонько посидим, не помешаем.
Они приходят втроём. Садятся в гостиной, говорят громко, смеются. Нина рассматривает мои фотографии на стенах и удивляется:
— Света, а это что за дом такой интересный на фото?
— А, это дача родителей Иры, — небрежно отвечает Светлана. — Милое местечко. Мы туда иногда ездим на выходные.
Мы? Мы туда ездим?
Она ни разу там не была.
Вечером, когда подруги уходят, я пытаюсь поговорить с мужем:
— Толя, а Света не говорила, когда ремонт закончится?
— Ира, ну что ты! — он удивляется искренне. — У неё тяжёлый период. Работа, ремонт, стресс. Дай человеку прийти в себя. Мы же не звери какие-то!
Не звери. Конечно. Мы гостеприимные, добрые люди. А то, что я схожу с ума — это мелочи.
На следующий день происходит то, что окончательно выводит меня из себя.
Прихожу с работы — а в гостиной стоит не моё кресло. Моё любимое, мягкое, где я читала по вечерам, исчезло. Вместо него — угловатое, современное, неудобное.
— Света! — кричу я, забыв про вежливость. — Где моё кресло?!
Она выходит из кухни, вытирая руки полотенцем. Моим полотенцем.
— А, кресло? Знаешь, Нина вчера его увидела и так восхитилась! Говорит, ей как раз такое на дачу нужно. Я и отдала. А взамен она принесла вот это. Гораздо удобнее, современнее! Тебе понравится.
Отдала. Моё кресло. Без спроса.
— Как ты могла?! — голос срывается. — Это же не твоё! Ты не имела права!
— Ира, ну что ты кричишь! — Светлана искренне удивлена. — Это же просто мебель! К тому же, кресло старое было, потёртое. А это — смотри, какая обивка красивая!
— Я не хочу это кресло! Я хочу своё!
— Но его же уже увезли… — она пожимает плечами. — Ну что теперь поделать?
Что поделать? Ничего нельзя поделать. Потому что она уже всё сделала. Без спроса. В моём доме.
Вечером жду мужа с работы. Может быть, хоть он поймёт, что происходит что-то неправильное.
— Толя, — начинаю осторожно. — Света отдала моё кресло…
— Отдала? — он снимает ботинки, не глядя на меня. — Ну и что?
— Как что? Без спроса! Это было моё кресло!
— Ира, — он наконец поднимает голову. — Света старается для нас. Обновляет интерьер, готовит, убирается. А ты к каждой мелочи придираешься!
Мелочи. Моё кресло — мелочь. Мои баночки — мелочь. Мой дом — мелочь.
— Она выкинула мои баночки, — говорю тихо.
— И правильно сделала! Наконец-то кухня выглядит современно.
— Она приглашает гостей без спроса.
— Подумаешь! Одну подругу на кофе.
— Она отдала моё кресло!
— Ира, — Анатолий садится рядом со мной, берёт за руки. — Ты слишком близко к сердцу всё принимаешь. Света помогает нам, а ты… Может, тебе к врачу сходить? На нервы проверить?
К врачу. Проверить нервы. Потому что я не хочу, чтобы в моём доме хозяйничала чужая женщина.
— Ладно, — говорю я. — Хорошо.
Но на следующий день случается то, что переполняет чашу терпения.
Светлана звонит мне на работу:
— Ира, ты не против, если я сегодня приглашу Нину с мужем на ужин? Мне так хочется их угостить! Я приготовлю что-нибудь особенное.
Приготовить. Угостить. В моём доме. Моими продуктами. За моим столом.
— Света, может, не стоит… — начинаю я.
— Да что ты! — перебивает она. — Всё будет замечательно! Увидишь!
Прихожу домой — в квартире аромат дорогих блюд, накрыт стол, везде цветы. Света в моём фартуке порхает по кухне. Анатолий помогает ей, они смеются, о чём-то говорят.
— А, Ира пришла! — Светлана поворачивается ко мне. — Как раз вовремя! Можешь помочь сервировать стол. Только аккуратнее, пожалуйста — посуда дорогая.
Посуда дорогая. Моя посуда.
— Света, — говорю медленно. — Это мой дом.
— Ну конечно! — она весело смеётся. — Именно поэтому я и хочу показать, какой он красивый! Нина просто обожает интерьеры, она оценит!
Она оценит. Мой дом. Мой интерьер. Который Светлана уже изменила по своему вкусу.
Вечер проходит в каком-то сюрреалистическом тумане. Нина с мужем восхищаются кулинарными талантами Светланы, хвалят «её» дом, благодарят «её» за гостеприимство. Меня словно не существует. Я сижу за своим собственным столом как гость. Как лишний человек.
— Света, ты просто волшебница! — восклицает Нина. — Как тебе удаётся так обустроить быт? Дом просто сияет!
— О, это ещё не всё! — Светлана загадочно улыбается. — У меня ещё много планов по улучшению. Правда, Ира?
Она смотрит на меня выжидающе. Все смотрят.
— Правда, — слышу собственный голос.
После ухода гостей пытаюсь поговорить с Анатолием ещё раз:
— Толя, мне кажется, Света слишком освоилась…
— Ира, — он обрывает меня. — Я устал. Не хочу слушать твои претензии к сестре. Она всего лишь пытается помочь!
— Но я не просила о помощи!
— А может, стоило попросить? — он поворачивается ко мне. — Посмотри, как дом преобразился! Как стало уютно! А ты только и делаешь, что ворчишь!
Ворчу. Я ворчу. Потому что не хочу быть чужой в собственном доме.
— Хорошо, — говорю тихо. — Понятно.
Той ночью не сплю. Лежу и думаю. О том, как медленно, день за днём, меня вытесняют из собственной жизни. Как мои вещи становятся неуместными, мои привычки — глупыми, моё мнение — неважным.
А утром принимаю решение.
Встаю рано, пока все спят. Собираю сумку с самыми необходимыми вещами. Пишу записку:
«Анатолий, если я здесь лишняя — я уйду. Но тогда решай сам, кто тебе жена. Буду на даче. Ира».
Кладу записку на кухонный стол и выхожу из дома.
Дача встречает меня прохладой и тишиной. Здесь ещё осталось что-то моё. Нетронутое. Неизменённое.
Хожу по пустым комнатам, трогаю старые вещи. Здесь фотографии родителей стоят там, где я их поставила. Здесь чашки в серванте — те, что я выбирала. Здесь диван помнит форму моего тела.
Здесь я ещё хозяйка.
Первый день проходит в каком-то забытье. Убираюсь, прибираю сад, готовлю простую еду. К вечеру начинаю понимать, как сильно устала от постоянного напряжения последних недель.
На второй день звонит Светлана.
— Ира, что за детский сад? — голос недовольный, властный. — Возвращайся немедленно!
— Почему?
— Как почему? Анатолий ходит как потерянный, в доме беспорядок, я одна не справляюсь!
Не справляется. Та, которая так легко управлялась с моим домом, теперь не справляется.
— Света, — говорю спокойно. — Это не мой дом. Это ваш. Ты же сама всё переставила, переделала. Живи как хочешь.
— Да что с тобой?! — она повышает голос. — Это же глупости! Из-за каких-то банок и кресла устраивать драму!
Банки и кресло. Мелочи. Всегда мелочи.
— Прощай, Света.
Отключаю телефон.
Вечером приезжает Анатолий. Выглядит усталым, растерянным. Идёт по садовой дорожке медленно, будто не решается подойти.
— Ира… — садится рядом со мной на крыльце. — Прости.
Два слова. Простые, обычные. А у меня комок в горле.
— За что? — спрашиваю.
— За всё. За то, что не заметил… Нет, заметил, но не хотел видеть. Мне казалось, если я не буду вмешиваться, всё как-нибудь само решится.
— А теперь?
— Теперь понимаю — остаться равнодушным значит предать тебя. — Он берёт мою руку. — Света уже нашла временное жильё. Съедет завтра. Я ей помог с переездом, но сказал прямо — наш дом это наш дом.
Наш дом. Давно он не говорил так.
— А если я не вернусь? — спрашиваю.
— Тогда я буду приезжать сюда каждый день, пока не убедишь тебя. — Он смотрит на меня серьёзно. — Ира, я понял — без тебя я не хозяин дома. Я просто жилец.
Мы сидим молча, слушаем шум листьев, звуки вечернего леса. Постепенно что-то твёрдое и болезненное в груди начинает таять.
— Хорошо, — говорю наконец. — Поедем домой.
Возвращаемся вместе. Светлана встречает нас в прихожей с чемоданами. Лицо каменное, взгляд колючий.
— Ну что ж, — говорит она. — Если я здесь не нужна…
— Света, ты нужна, — отвечает Анатолий спокойно. — Но как сестра. Как гость. А не как хозяйка.
Она хлопает дверью, даже не попрощавшись.
Первые дни после её отъезда странные. Дом словно приходит в себя после болезни. Я хожу по комнатам, возвращаю вещи на места, покупаю новые баночки для специй.
Анатолий помогает. Молча, не спрашивая разрешения. Передвигает мебель туда, где она стояла раньше. Выбрасывает пластиковые контейнеры Светланы.
— Ира, — говорит он однажды вечером. — Я купил тебе кресло.
— Какое?
— Точно такое же, как было. Нашёл в том же магазине.
Кресло действительно такое же. Мягкое, уютное, с потёртыми подлокотниками. Сажусь в него — и чувствую, как что-то окончательно встаёт на место.
— Спасибо, — говорю.
— Это ещё не всё, — Анатолий достаёт букет цветов. — Прости, что так долго не дарил. Прости, что не заметил, как ты устала быть удобной.
Удобной. Да, я была удобной. Терпеливой. Бесконфликтной. И чуть не потеряла себя.
— Толя, — говорю, глядя на цветы. — Я не хочу больше быть удобной.
— И не будь, — он садится на подлокотник моего кресла. — Будь собой. Хозяйкой. Женой. Человеком, который имеет право сказать «нет».
Право сказать «нет». Когда последний раз я им пользовалась?
Вечером, когда мы ужинаем за столом, который снова стоит там, где мне удобно, а не там, где «функционально», Анатолий говорит:
— Знаешь, что я понял? Гостеприимство — это когда ты готов поделиться своим домом. А не отдать его.
— А я поняла, — отвечаю я, — что дом — это не стены и мебель. Это место, где тебя слышат.
Он кивает. Мы понимаем друг друга.
Через неделю звонит Светлана. Голос уже не такой властный, скорее обиженный:
— Ира, я нашла квартиру. Хорошую. Может, приедете на новоселье?
— Обязательно, — отвечаю. — Но предупредим заранее. И привезём подарок.
— Подарок?
— Красивые баночки для специй. Видела в магазине — очень стильные.
Она смеётся. Может быть, впервые за все эти недели — искренне.
— Ира… Я не хотела… То есть, мне казалось, я помогаю…
— Знаю, — говорю мягко. — Просто в следующий раз спрашивай разрешения, хорошо?
— Хорошо.
Вечером сижу в своём кресле, читаю книгу. На подоконнике стоят мои новые баночки с аккуратными надписями. На столе — цветы от мужа. В доме тишина и порядок.
Мой порядок. В моём доме.
Анатолий готовит на кухне, что-то напевает. Подходит, целует меня в макушку:
— О чём думаешь?
— О том, что я больше не боюсь быть неудобной, — отвечаю.
— И правильно. — Он гладит меня по волосам. — Спасибо, что не позволила нам потерять друг друга.
Да, думаю я, закрывая книгу. Спасибо, что научилась говорить «нет». Спасибо, что поняла: быть хозяйкой своей жизни — не эгоизм. Это необходимость.
А дом… Дом снова мой. Наш. И никто больше не будет решать за меня, где мне жить и как.
Я наконец-то дома.
