Телефонный звонок из клиники не принес ясности, только вязкий, липкий страх. «Необходимы дополнительные исследования, — говорил вкрадчивый голос, — не волнуйтесь раньше времени».
Легко сказать. Я уже волновалась, и это было похоже на медленное утопление в ледяной воде.
Мысли, одна страшнее другой, кружились в голове, цепляясь друг за друга. Я видела будущее в черных тонах: больницы, процедуры, беспомощность.
Я сидела на краю дивана, сжимая в руках телефон, когда в квартиру вошел Игорь.
Он бросил ключи на полку — привычный, резкий звук, который всегда означал конец его рабочего дня и начало моего напряжения, — и только потом его взгляд мазнул по мне.
Этого было достаточно.
Я не зарыдала, не закричала. Слезы просто потекли по щекам, беззвучно, двумя горячими дорожками. Предательские, непрошеные слезы.
Он замер. На его лице на долю секунды промелькнула досада. Не гнев, не сочувствие, а именно глухое, усталое раздражение, будто я опять нарушила главное правило нашего дома — правило хорошего настроения.
Будто моя печаль была личным оскорблением для него, пятном на его безупречной картине мира.
— Опять? — коротко бросил он.
Игорь не подошел. Не спросил, что случилось. Он просто развернулся и ушел в спальню, плотно прикрыв за собой дверь. Щелчка замка не было, но я знала — он заперся. От меня. От моих проблем, от моих слез.
Почти сразу оттуда донесся его голос. Приглушенный, воркующий, полный того участия, которого я не слышала в свой адрес, кажется, уже целую вечность.
Он говорил с ней. С той, другой женщиной, которая была его вечным праздником, его зоной комфорта, где не было места болезням и страхам.
Он всегда говорил, что любит меня, но когда я плакала, он просто выходил в другую комнату и звонил другой. Раньше эта мысль резала, как стекло. Теперь она была просто фактом. Как то, что за окном осень.
Дверь в гостиную тихо скрипнула. На пороге стояла Алиса. Нашей дочери было двадцать, и она давно научилась читать атмосферу в доме, как метеосводку.
Ее взгляд скользнул по моему лицу, задержался на закрытой двери спальни, откуда доносился приглушенный смех отца.
— Мам, концерт по заявкам? — в ее голосе не было осуждения, только бесконечная усталость.
— Мне звонили из клиники… — начала я, но слова застряли в горле.
— Можешь не продолжать, — отрезала она. — Это неважно. Все равно не услышит. Он же у нас слышит только тех, кто смеется.
Алиса подошла к окну. Ее прямая, напряженная спина была красноречивее любых слов.
Она давно построила собственный мир внутри этой квартиры, с прочными, звуконепроницаемыми стенами.
— Знаешь, что самое забавное? — вдруг сказала она, не оборачиваясь. — Та женщина, Лена… она ведь тоже плачет.
Я как-то случайно услышала, когда он забыл выключить громкую связь. Только она ему об этом не говорит. Она просит у него не сочувствия, а новую сумку. Умная.
Я смотрела на свою дочь и видела взрослую, циничную женщину, усвоившую главный урок нашего дома: твои слезы — это твоя проблема. И твоя слабость, которой обязательно воспользуются.
Дверь спальни распахнулась. Игорь вышел с телефоном в руке, улыбаясь чему-то в экране. Увидев нас, он мгновенно стер улыбку.
— Что за семейный совет? — спросил он с фальшивой бодростью. — Алис, скажи матери, чтобы не выдумывала себе болезней. У нее просто осенняя хандра.
Он подошел, наклонился и поцеловал меня в макушку. Дежурный, ничего не значащий жест.
От него пахло чужими духами и полным, всепоглощающим безразличием.
— Я же люблю тебя, глупышка, — сказал он. — Все будет хорошо.
И в этот момент я поняла, что «хорошо» уже не будет. Но не потому, что я больна. А потому, что я больше не хотела быть его «глупышкой».
Слово «глупышка» повисло в воздухе. Оно было липким и унизительным. Я подняла на Игоря глаза.
— Не называй меня так, — сказала я. Голос был тихим, но в нем не было прежней дрожи. Алиса замерла у окна.
Игорь моргнул, удивленный. Он не ожидал отпора.
— Ладно-ладно, не кипятись, — он отмахнулся. — Собирайся лучше. Мы через час ужинаем с Ворониными. Я обещал.
Он говорил так, будто мой ответ был недоразумением, которое нужно поскорее забыть.
Воронины. Громкие, вечно счастливые. Последние, кого я хотела видеть.
— Я никуда не пойду, — ответила я. — Мне нужно записаться на анализы.
— Какие еще анализы? — его благодушие испарялось. — Врач же сказал, ничего серьезного. Ты опять себя накручиваешь. Хватит портить вечер. Мне, себе, людям, которые нас ждут.
Он говорил это нарочито громко, для Алисы. Классический прием: выставить меня истеричкой. Раньше это работало.
— Я не порчу вечер. Я забочусь о себе, раз уж больше некому.
Его лицо окаменело. Прямое неповиновение было для него чем-то новым.
— Как хочешь, — процедил он. — Сиди тут и упивайся своей хандрой. А мы с Алисой поедем.
Он посмотрел на дочь, ища поддержки. Но Алиса лишь пожала плечами.
— Я тоже никуда не еду. У меня свои планы.
Игорь остался один против нас. Он развернулся и снова ушел в спальню, хлопнув дверью так, что в серванте звякнула посуда.
Позже вечером я сделала еще одну попытку. Он сидел перед телевизором.
— Игорь, я боюсь, — начала я. — Мне страшно. Я не прошу тебя решать мои проблемы. Просто поговори со мной.
Он даже не повернул головы.
— Мы и говорим.
— Нет. Говорю я. Ты слышал хоть слово?
Он резко выключил телевизор. В его глазах была холодная ярость.
— Слышал! Ты боишься. Ты всегда чего-то боишься. Я работаю как проклятый, чтобы у вас все было, чтобы ты ходила по лучшим врачам.
А ты вместо благодарности только ноешь! Мой отец за такое нытье из меня бы дурь выбил! Говорил, что мужик не имеет права на слезы, а баба — на хандру.
Может, тебе не тот врач нужен? Может, тебе к психотерапевту пора?
Он обесценил все. Мой страх, мои чувства, всю мою жизнь.
— Я просто хотела поддержки, — прошептала я.
— Поддержки? — он усмехнулся. — А кто меня поддержит? Думаешь, мне легко? Но я же не плачусь!
Он встал и снова направился в спальню. Я знала, что сейчас произойдет. Он позвонит той, которая не плачется.
Той, которая «умная». Я осталась сидеть в полумраке. Глухое раздражение внутри меня начало перерастать в нечто иное. Холодное. Твердое. И очень злое.
На следующее утро я получила результаты. Это было не то о чем я думала. Но диагноз был серьезным, требующим немедленного и дорогого лечения.
И, как подчеркнул врач, полного покоя.
Я вернулась домой, сжимая в руке заключение. Игорь кружил по комнате, размахивая автомобильным буклетом.
— Смотри, какая ракета! — он сунул мне под нос изображение спорткара. — Сюрприз! Внес залог! Через неделю забираем!
Я молча смотрела на картинку. Цена этого «сюрприза» была равна стоимости моего лечения. Деньги лежали на нашем общем счете. Вернее, лежали.
— Игорь, мне нужно поговорить, — сказала я. — У меня диагноз.
— Подожди ты со своими диагнозами! — перебил он. — Такой момент! Мы заслужили! Хватит! Пора пожить для себя!
Пожить для себя. Его «себя».
Моего в этом уравнении не было. Я посмотрела на его восторженное лицо, и что-то внутри меня окончательно замерзло. Всё. Хватит.
Он всегда считал меня «глупышкой», которая не разбирается в делах. Он зарабатывал, а я вела счета, оплачивала квитанции, заполняла декларации.
Он никогда не вникал в эти «скучные бумажки». Я знала каждую цифру, каждый пароль.
Я знала и о той «серой» схеме с возвратом НДС, которой он так гордился. Я тогда промолчала, но все документы сохранила. На всякий случай. И этот случай настал.
Пока Игорь уехал «обмывать» покупку, я села за компьютер. Руки слегка дрожали, но голова была ясной.
Первый звонок — в банк. Я представилась, назвала кодовое слово и твердым голосом сообщила, что подозреваю мошенническую операцию по списанию крупной суммы и требую немедленно заблокировать все транзакции по счету до моего личного визита.
Второй шаг. Я перевела почти все оставшиеся средства на новый счет, открытый на мое имя вчера. На лечение хватит. И еще останется.
Третий шаг. Я достала из дальнего ящика ту самую папку. Разложила документы на кухонном столе. Не для шантажа. Для себя. Чтобы помнить, что у меня есть оружие.
Вечером он вернулся, пьяный и счастливый.
— О, мой бухгалтер работает! — хохотнул он. — Бросай цифры, пойдем…
Он осекся, увидев мое лицо.
— Что-то не так?
— Игорь, — сказала я ровным голосом. — Машины не будет.
— В смысле? Я же заплатил.
— Нет. Ты не заплатил. И больше никогда не заплатишь ни за что без моего согласия. Добро пожаловать в новую реальность.
Сначала он не понял. Потом его лицо побагровело.
— Ты что сделала?
— Я вернула себе свое. И взяла аванс за моральный ущерб.
Он бросился звонить в банк. Кричал в трубку так, что из своей комнаты вышла Алиса. Он швырнул телефон на диван.
— Ты… ты заблокировала счет? Ты с ума сошла?
— Нет. Я пришла в себя.
Он заметался по комнате, схватил меня за плечи.
— А ну-ка отменяй все! Немедленно!
Я смотрела на него снизу вверх. И не чувствовала страха. Только любопытство. Вот он какой, мой муж, без денег. Жалкий.
И тогда он сделал то, что всегда делал. Схватил телефон и набрал номер прямо передо мной, глядя мне в глаза с вызовом.
— Леночка, привет, — проворковал он. — Зайка, у меня тут небольшие проблемы. Мне нужна твоя помощь.
Он слушал ответ, и его лицо вытягивалось.
— Что значит «какая»? Финансовая!… Какие еще «твои проблемы»? Лена, я не понимаю…
Он замолчал, и в паузе я отчетливо услышала женский голос из динамика: «Игорь, ты взрослый мальчик. И я тебе не мама, а женщина, которая любит комфорт. Решай свои трудности сам». Короткие гудки.
Он опустил телефон. В его глазах стояло отчаяние. Он посмотрел на меня, потом на Алису, ища поддержки.
Алиса подошла. Но не к нему. Ко мне. Она молча взяла со стола мое медицинское заключение, пробежала его глазами. Потом подняла взгляд на отца.
— Ты хоть знаешь, что с ней? — спросила она ледяным тоном. — Ты хоть раз спросил, как она себя чувствует? Не для того, чтобы отмахнуться, а по-настоящему?
Игорь молчал, раздавленный.
— Я так и думала, — кивнула Алиса. Она повернулась ко мне и впервые за много лет обняла. Крепко. — Мам, мы справимся.
Игорь смотрел на нас. Он открыл рот, но не нашел слов. Он вдруг понял, что потерял все. Не только деньги.
Он потерял семью, которую никогда не ценил. Он потерял ту «умную» женщину, которая оказалась не такой уж и глупой.
Он молча развернулся, взял ключи и вышел из квартиры. Я не знала, куда он пошел. И впервые в жизни мне было все равно.
Я сидела за столом, заваленным бумагами, которые стали моим оружием. Рядом стояла Алиса и заваривала чай.
В квартире было непривычно спокойно. Это было не молчание после ссоры, а покой отвоеванного пространства. Я не думала о свободе. Я думала о том, что завтра запишусь на первый курс лечения.
И что впервые за долгие годы я буду делать это не со страхом, а с уверенностью.
