Даша отодвинула телефон от уха. В супермаркете на неё уже оборачивались. «Господи, как же стыдно», — подумала она, чувствуя, как краснеет лицо.
— Где ты шляешься? Тут мама приехала, а ничего не приготовлено! Быстро домой! — орал в трубку Костя.
— Я скоро буду, — тихо ответила она, — просто немного задержалась на работе, а потом…
Но Костя уже бросил трубку. Даша выдохнула и сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев. Очередь к кассе едва двигалась, а внутри всё клокотало от унижения и злости.
— Девушка, вы будете платить? — кассирша смотрела на неё с раздражением.
— Да, простите, — Даша торопливо достала кошелёк.
В маршрутке она прокручивала в голове разговор с мужем. «Где ты шляешься?» — как будто она где-то развлекается, а не мотается между работой и магазинами. «Быстро домой!» — как собаке команду даёт. И так каждый раз. Стоит ей задержаться на полчаса — и начинается.
Вера Николаевна, свекровь, приезжала раз в полгода из своего Саратова. И каждый её приезд превращался для Даши в сплошной стресс. Но не из-за самой свекрови — та как раз была женщиной спокойной и рассудительной. А из-за Кости, который перед матерью всегда старался выглядеть образцовым сыном и хозяином дома.
«Надо купить цветы», — вспомнила Даша, выходя из маршрутки. Вера Николаевна любила герберы. А ещё нужно успеть приготовить что-нибудь на ужин, иначе Костя точно закатит скандал.
Даша тяжело вздохнула. Шесть лет брака, а она всё ещё надеется, что муж изменится. «Дура», — мысленно обругала она себя.
Дверь в квартиру открылась, едва она вставила ключ — видимо, Костя караулил её.
— Наконец-то! — процедил он. — Уже восьмой час, а ты где-то прохлаждаешься!
— Я была на работе, потом в магазине, — Даша протиснулась мимо него в коридор с пакетами. — Там очередь огромная…
— Всем плевать на твои оправдания, — перебил Костя. — Мама приехала два часа назад, а дома шаром покати! Ни ужина, ни порядка!
Даша скинула туфли и прошла на кухню. Там за столом сидела Вера Николаевна — худощавая женщина лет шестидесяти с короткой стрижкой и умными глазами.
— Здравствуйте, Вера Николаевна, — улыбнулась Даша, ставя пакеты на стол. — Простите, что не встретила, я задержалась на работе…
— Здравствуй, Дашенька, — тепло ответила свекровь, поднимаясь навстречу. — Да ты не извиняйся, я же без предупреждения. Просто решила сюрприз сделать.
Она обняла невестку, и Даша вдруг почувствовала, как напряжение немного отпускает. По крайней мере, свекровь на неё не злится.
— Я там гербер купила, ваши любимые, — Даша достала из пакета яркий букет.
— Ох, спасибо, милая! — обрадовалась Вера Николаевна. — Ты всегда помнишь, что мне нравится.
— А поесть? — Костя стоял в дверях кухни, скрестив руки на груди. — Мама с дороги, устала, голодная…
— Костя, прекрати, — спокойно сказала Вера Николаевна. — Я не голодная, мы с тобой полчаса назад чай пили с бутербродами. И вообще, что за тон?
Костя поджал губы:
— Просто Даша знала, что ты приезжаешь. Могла бы подготовиться.
— Я думала, вы завтра будете, — тихо сказала Даша, разбирая продукты. — Вы же писали, что поезд в 10 утра…
— Я на более ранний билет поменяла, — пояснила Вера Николаевна. — Хотела вас порадовать. Но вижу, что не вовремя.
Она бросила выразительный взгляд на сына, но тот сделал вид, что не заметил.
— Я сейчас быстро что-нибудь приготовлю, — засуетилась Даша. — Может, омлет с грибами? Или котлеты разогреть?
— Сиди уже, — Вера Николаевна мягко забрала у неё пакет. — Я сама что-нибудь сделаю. Ты с работы, устала.
— Даша не маленькая, справится, — буркнул Костя. — Не для того я её с работы выдернул, чтобы ты на кухне стояла.
Вера Николаевна вдруг выпрямилась и повернулась к сыну:
— Константин, а ну-ка выйдем в коридор. Нам поговорить надо.
Что-то в её голосе заставило Костю подчиниться без возражений. Они вышли, а Даша осталась на кухне, прислушиваясь к приглушённым голосам из прихожей.
— Ты что себе позволяешь? — голос свекрови звучал непривычно жёстко. — «Выдернул с работы»? Она что, вещь какая-то?
— Мам, ты чего? — растерялся Костя. — Просто Даша должна была…
— Никому она ничего не должна! — отрезала Вера Николаевна. — Я тебя что, так воспитывала? Орать на жену по телефону, командовать ею при мне?
— Я не ору, я просто…
— Я всё слышала, не ври! — в голосе свекрови зазвенел металл. — «Где ты шляешься?» Это как называется? Уважение к жене?
Даша застыла с пакетом молока в руке. Такой свою свекровь она ещё не видела.
— Мам, ну что ты завелась? — попытался отшутиться Костя. — Подумаешь, сказал погорячее…
— Не подумаешь! — Вера Николаевна, похоже, и не думала успокаиваться. — Я шесть лет закрывала на это глаза, думала — образуется. Но вижу, что только хуже становится. Ты на себя со стороны посмотри — превратился в самодура!
Даша осторожно выглянула в коридор. Вера Николаевна стояла, уперев руки в бока, а Костя переминался с ноги на ногу, как нашкодивший школьник.
— Я, между прочим, деньги в дом приношу, — пробурчал он. — Имею право требовать…
— Ты что несёшь? — опешила Вера Николаевна. — Даша тоже работает! И дома всё на ней! А ты только и делаешь, что командуешь да придираешься!
Костя набычился:
— Ты всегда её защищаешь. Стоило ей пожаловаться, и ты уже…
— Она мне ни разу ни на что не жаловалась, — оборвала его мать. — И это ещё хуже! Значит, боится или стыдится. А вот я своими глазами вижу, как ты с ней обращаешься. И мне стыдно, что я такого сына вырастила.
— Ой, всё! — Костя махнул рукой. — Не хочу это слушать!
Он развернулся и пошёл в комнату, но Вера Николаевна окликнула его:
— Стоять! Я ещё не закончила.
Костя замер. В его детстве такой тон матери означал серьёзные проблемы.
— Повернись и посмотри на меня, — потребовала Вера Николаевна. — Я тебя не для того растила, чтобы ты превратился в копию своего отца. Помнишь, как он с нами обращался? Как командовал, унижал, контролировал каждый шаг?
Костя опустил голову:
— Помню.
— И ты теперь то же самое делаешь с Дашей, — припечатала мать. — А ведь клялся, что никогда таким не станешь. Что никогда не будешь обращаться с женой так, как отец с матерью.
— Я не такой, — неуверенно возразил Костя.
— Нет, именно такой! — отрезала Вера Николаевна. — И знаешь, что? Если ты сейчас же не извинишься перед женой и не изменишь своё поведение, я встану и уеду. И можешь забыть, что у тебя есть мать.
Повисла тяжёлая тишина. Даша не знала, куда деваться — возвращаться на кухню было поздно, а стоять и подслушивать неловко.
— Вера Николаевна, — тихо позвала она, — может, чаю?
Свекровь обернулась и смущённо улыбнулась:
— Ой, Дашенька, ты всё слышала? Прости, не хотела устраивать сцен, но накипело.
Она подошла к невестке и взяла её за руку:
— Ты прости меня, что раньше молчала. Всё видела, но думала — сами разберётесь. А сейчас поняла — не разберётесь. Потому что Костя мой совсем берега потерял.
Даша не знала, что ответить. Слишком неожиданным был этот разговор, эта поддержка.
— Давайте всё-таки чаю попьём, — наконец сказала она. — И поговорим спокойно.
— Правильно, — кивнула Вера Николаевна. — Костя, а ты пока подумай над моими словами. И над извинениями.
Костя стоял, сжав кулаки, красный от злости и стыда. Потом резко развернулся и ушёл в спальню, хлопнув дверью.
На кухне Даша заваривала чай, а Вера Николаевна сидела за столом, поглаживая яркие лепестки гербер.
— Знаешь, — вдруг сказала она, — я ведь через то же самое прошла. Мой Виктор, царствие ему небесное, тоже любил покомандовать. Тоже считал, что раз он мужчина, то всё в доме по его должно быть.
Даша молча поставила перед ней чашку с чаем.
— Я двадцать лет терпела, — продолжала Вера Николаевна. — Думала — так и надо, такова женская доля. А потом он умер, и я поняла, что потратила жизнь на то, чтобы угождать тирану. И знаешь, что самое страшное?
Она подняла глаза на Дашу:
— Что я Костю таким же вырастила. Не хотела, боролась, а всё равно получилось. Насмотрелся в детстве, как отец мать строит, вот и повторяет.
— Костя не всегда такой, — тихо сказала Даша. — Бывает и ласковый, и внимательный…
— Все они бывают ласковыми, — махнула рукой свекровь. — Когда им что-то нужно или когда настроение хорошее. А ты не должна бояться своего мужа, вздрагивать от его окрика, оправдываться за каждый шаг. Это не семья, это тюрьма какая-то.
Даша обхватила ладонями горячую чашку:
— А что делать?
— Не молчать, — твёрдо сказала Вера Николаевна. — Моя ошибка была в том, что я всё терпела. А надо было сразу, с первого раза давать отпор. Я думала — ради сына, ради семьи… А в итоге только хуже сделала.
Она вдруг улыбнулась:
— Но для тебя ещё не поздно. И для Кости тоже. Он парень неплохой, просто запутался. Думает, что мужчина должен быть таким — грубым, властным.
— А если не изменится? — спросила Даша.
Вера Николаевна пожала плечами:
— Тогда решать тебе. Но помни — никто не имеет права обращаться с тобой как с прислугой. Даже если это твой муж.
В этот момент на кухню вошёл Костя. Он переоделся в домашнее, умылся, и вид у него был уже не такой воинственный.
— Чай остался? — буркнул он, не глядя на женщин.
— Остался, — кивнула Даша. — Присаживайся.
Костя сел за стол, и повисла неловкая тишина. Вера Николаевна выразительно смотрела на сына, но тот упорно разглядывал скатерть.
— Так, — наконец не выдержала свекровь, — я, пожалуй, пойду вещи разберу. А вы тут поговорите.
Она поднялась и вышла из кухни, оставив Дашу и Костю наедине.
— Слушай, — начал Костя, всё ещё не поднимая глаз, — я, наверное, погорячился. Ну, по телефону.
Даша ждала продолжения, но его не последовало.
— И это всё? — спросила она. — «Наверное, погорячился»?
Костя поднял на неё удивлённый взгляд:
— А что ещё?
— Ты на меня орал, — тихо, но твёрдо сказала Даша. — Унижал. Командовал. И не в первый раз.
— Ну, извини, — Костя поморщился, будто от зубной боли. — Просто мама приехала, я волновался…
— И поэтому решил выместить злость на мне? — Даша сама не ожидала, что скажет это вслух. Обычно она проглатывала обиду, старалась не обострять.
Костя вскинулся:
— Я не выме… А, чёрт! Ладно, да, наорал. Извини. Доволна?
— Нет, — покачала головой Даша. — Не доволна. Потому что ты не понимаешь, что делаешь не так. И завтра будет то же самое.
Костя раздражённо побарабанил пальцами по столу:
— И чего ты хочешь? Чтобы я на коленях просил прощения? Чтобы обещал исправиться?
— Хочу, чтобы ты меня уважал, — просто сказала Даша. — Как человека. Как жену. Как мать нашего будущего ребёнка.
Костя вздрогнул:
— Какого ребёнка?
— Никакого, пока, — грустно улыбнулась Даша. — Но я хочу детей. А ты? Хочешь, чтобы наш сын видел, как ты орёшь на его мать? Или чтобы дочь думала, что с женщинами можно так обращаться?
Костя молчал, и в его лице что-то менялось. Будто эта мысль — о детях, о примере — никогда раньше не приходила ему в голову.
— Я не хочу быть таким, как отец, — наконец тихо сказал он. — Но получается, что я именно такой и есть.
— Не обязательно, — Даша осторожно коснулась его руки. — Ты можешь измениться. Если захочешь.
Костя посмотрел на её руку, потом поднял глаза:
— А если не смогу? Если это уже въелось?
— Тогда нам придётся решать, сможем ли мы жить вместе, — прямо ответила Даша. — Потому что я больше не хочу бояться звонка телефона и думать, за что ты меня сегодня отчитаешь.
В дверях кухни появилась Вера Николаевна с чемоданом:
— Ну что, поговорили?
— Ты куда собралась? — удивился Костя.
— Домой, — спокойно ответила мать. — Я ведь сказала — или ты извиняешься перед женой и меняешься, или я уезжаю.
— Я извинился, — быстро сказал Костя. — Правда, Даш?
Даша кивнула:
— Да, мы поговорили. И, кажется, поняли друг друга.
Вера Николаевна внимательно посмотрела на сына:
— И ты больше не будешь орать на неё по телефону? И командовать? И делать вид, что она твоя прислуга?
— Не буду, — Костя опустил голову. — Я… я постараюсь.
— Не постараешься, а сделаешь, — отрезала Вера Николаевна. — Потому что если я ещё раз услышу, как ты с ней разговариваешь в таком тоне, я тебе такую выволочку устрою, что мало не покажется. Ясно?
— Ясно, — Костя вдруг улыбнулся. — Знаешь, мам, а ведь папа тебя боялся. Я помню.
— Не боялся, а уважал, — поправила его Вера Николаевна. — По крайней мере, в последние годы. Когда я наконец научилась давать отпор.
Она поставила чемодан у стены:
— Ну что, раз мы всё выяснили, может, всё-таки поужинаем? Я с дороги, если честно, проголодалась.
— Я сейчас что-нибудь приготовлю, — Даша начала вставать, но Костя её опередил:
— Сиди. Я сам. Ты с работы, устала.
Он подошёл к холодильнику и начал доставать продукты. Даша недоверчиво наблюдала за ним — обычно Костя на кухне появлялся только чтобы поесть или высказать претензии.
— Правда, Даш, отдохни, — сказал он, не оборачиваясь. — Я вполне могу яичницу пожарить. С колбасой, как ты любишь.
Вера Николаевна подмигнула невестке и села рядом:
— Вот это другое дело. А то ишь, командир нашёлся! «Где ты шляешься?» Совсем обнаглел!
— Мам! — возмутился Костя. — Ты обещала не напоминать!
— Ничего я не обещала, — хмыкнула Вера Николаевна. — И буду напоминать, пока не исправишься. Имею право — я тебя растила.
Она повернулась к Даше:
— А ты, Дашенька, не стесняйся мне звонить, если что. Если опять начнёт командовать или повышать голос. Я ему быстро мозги вправлю.
Даша улыбнулась. Странно, но впервые за долгое время она почувствовала, что не одна. Что есть кто-то, кто понимает и поддерживает.
— Хорошо, Вера Николаевна, — кивнула она. — Обязательно позвоню.
— И правильно сделаешь, — одобрила свекровь. — А то я, дура старая, шесть лет в гости приезжала и делала вид, что всё нормально. А ведь видела, как он с тобой обращается. Но боялась вмешиваться — думала, сами разберётесь.
Она вздохнула:
— А потом вспомнила себя молодую. Как терпела, молчала, боялась слово поперёк сказать. И поняла — нельзя так. Нельзя, чтобы в семье был страх.
Костя, стоявший у плиты, вдруг обернулся:
— Даш, ты меня боишься?
В его голосе было столько искреннего удивления, что Даша не выдержала и рассмеялась:
— А ты как думал? Когда человек на тебя орёт, да ещё и с такими интонациями…
— Я не думал, — признался Костя. — Честно. Мне казалось, это нормально — ну, командовать, распоряжаться. Я же мужик, глава семьи…
— Глава — не значит тиран, — заметила Вера Николаевна. — Глава — значит защитник, опора. А не тот, кто кричит и унижает.
Костя вернулся к плите, и некоторое время на кухне было тихо, только шипело масло на сковородке. Потом он снова обернулся, и в его глазах было что-то новое — то ли раскаяние, то ли понимание:
— Знаешь, Даш, я правда не хотел тебя обижать. Просто… просто так привык. Как будто это норма.
— Это не норма, — тихо сказала Даша. — И мне правда больно, когда ты так со мной разговариваешь.
Костя подошёл к ней и опустился на колени рядом со стулом:
— Прости меня. По-настоящему прости. Я постараюсь измениться.
Вера Николаевна смотрела на них с лёгкой улыбкой:
— Ну вот, другое дело. А то «где ты шляешься»… Тьфу!
— Мам! — простонал Костя. — Ты обещала забыть!
— Не обещала, — невозмутимо ответила Вера Николаевна. — И не забуду. Буду тебе эту фразу до старости припоминать. Чтобы неповадно было.
Даша рассмеялась, глядя на растерянное лицо мужа. А потом вдруг почувствовала запах гари:
— Кость, у тебя там яичница горит!
— Чёрт! — Костя подскочил и бросился к плите. — Вот блин, отвлёкся!
Он с досадой смотрел на почерневшую яичницу. Даша встала и подошла к нему:
— Ничего страшного. Сделаем новую. Вместе.
— Вместе, — кивнул Костя. — Только ты руководи, я в этом деле не мастер.
— Договорились, — улыбнулась Даша.
Вера Николаевна наблюдала за ними, и в её глазах стояли слёзы. Но не от горя или обиды, а от надежды. Может быть, не всё потеряно. Может быть, её сын не станет копией своего отца. И может быть, Даша не повторит её собственную судьбу — судьбу женщины, которая слишком поздно научилась давать отпор.
— Ну, чего застыли? — она встала и подошла к ним. — Давайте уже готовить. А то я с дороги не то что яичницу — слона бы съела!
