Маша полгода скрывала боль в груди. В машине на трассе всё пошло не так

— Антон, мне плохо!

Маша вцепилась в руль. Пальцы побелели. В груди — будто тиски сжимают, выкручивают сердце.

— Что? Маш, останови машину!

— Не могу… Ноги не слушаются…

Антон схватился за руль поверх её рук. Машина виляла по трассе. Сзади засигналили — едва не врезались в фуру.

— Тормози! На обочину давай!

Кое-как съехали. Маша откинулась на сиденье, хватала ртом воздух. Лицо серое, губы синие.

— Дыши! Маша, дыши глубже!

— Не… не могу… Сердце…

Антон выскочил из машины, обежал, открыл её дверь. Маша почти без сознания. Пульс на шее — частый, неровный, будто сердце пытается выпрыгнуть.

— Всё, пересаживайся! Быстро!

— Антон, ты же выпил…

— Плевать! В больницу, быстро!

Перетащил жену на пассажирское сиденье. Села за руль, газ в пол. Сто двадцать, сто сорок. Маша стонала, держалась за грудь.

— Потерпи, родная. Десять минут, и мы в больнице.

— Антон… если что… детей…

— Заткнись! Никаких «если»! Будешь жить сто лет!

Но сам думал — только бы успеть. Только бы не опоздать.

Это началось полгода назад. После вторых родов. Серёжка родился крупный, четыре двести. Роды тяжёлые, со стимуляцией. Маша потом неделю отходила.

А через месяц — первый приступ. Ночью. Проснулась от того, что сердце колотится как бешеное.

— Антон, вызови скорую!

— Что случилось?

— Сердце… Больно…

Но пока он телефон искал, отпустило. Маша села, попила воды.

— Всё, нормально. Наверное, переволновалась.

— Точно? Может, всё-таки скорую?

— Не надо. Серёжку разбудим.

Утром Антон настаивал — к врачу. Маша отмахивалась.

— Некогда. Серёжка маленький, Катюша в садик. Потом схожу.

Но не пошла. Боялась. Вдруг что серьёзное? Вдруг операция? Кто с детьми останется?

Приступы повторялись. Раз в неделю, потом чаще. Маша научилась справляться — глубоко дышать, кашлять, массировать грудь. Помогало.

Антон догадывался, что дело серьёзное. Но и сам боялся. Вдруг правда что-то страшное? Легче не знать. Делать вид, что всё нормально.

— Маш, может, проверишься?

— Зачем? Само пройдёт. После родов организм перестраивается.

— Полгода уже перестраивается.

— Ну и что? У Ленки год голова болела после родов. Прошло же.

И так каждый раз. Отговорки, отмазки. Страх сильнее боли.

На рыбалку поехали спонтанно. Пятница, дети у бабушки, погода шикарная.

— Давай махнём на озеро? — предложил Антон.

— Давай! Отдохнём от города.

Взяли палатку, удочки, еды. Маша чувствовала себя прекрасно. Даже удивлялась — неделю приступов не было.

— Видишь, говорила — само проходит!

— Дай бог.

На озере красота. Тишина, только птицы поют. Поставили палатку, Антон пошёл рыбачить, Маша костёр развела.

К вечеру — уха, шашлыки, пиво для Антона, чай для Маши. Сидели у костра, смотрели на звёзды.

— Хорошо как. Надо чаще выбираться.

— Согласна. Только с детьми сложнее.

— Ничего, подрастут. Будем всей семьёй ездить.

Легли спать счастливые. Утром — опять рыбалка, купание, загорание. Маша чувствовала себя молодой, здоровой.

— Может, правда всё позади? — думала она.

Собрались к обеду. Антон выпил пару бутылок пива — не пьяный, но и за руль нельзя.

— Ты поведёшь, Маш?

— Конечно.

Первый час ехали нормально. Болтали, смеялись, планировали следующую поездку.

А потом началось. Сначала лёгкое покалывание в груди. Маша не обратила внимания — бывает.

Потом сильнее. Будто иголки в сердце втыкают.

— Антон, открой окно. Душно что-то.

— Кондиционер включи.

— Не помогает.

Дышать стало тяжело. Воздух есть, а в лёгкие не идёт. Сердце заколотилось — сто двадцать, сто сорок, сто шестьдесят.

И тут — удар. Будто кувалдой по груди. Маша вскрикнула.

— Что? Маша!

— Сердце… Антон, мне плохо!

Дальше — как в тумане. Обочина, пересадка, бешеная гонка.

ГАИшники остановили на въезде в город.

— Водитель, документы!

— В больницу! Жене плохо!

Гаишник заглянул в машину. Увидел Машу — серую, задыхающуюся.

— За нами! Включайте аварийку!

Домчали с сиренами за пять минут. Приёмный покой, носилки, врачи.

— Что случилось?

— Сердце! У неё приступы были!

— Как давно?

— Полгода. После родов началось.

— К кардиологу обращались?

— Нет…

Врач покачал головой. Маша уже на каталке, везут в реанимацию.

— Антон… — прошептала она.

— Я здесь! Всё будет хорошо!

— Дети…

— Не думай о детях! Думай о себе!

Увезли. Антон остался в коридоре. Сел на лавку, голову в руки.

Дурак. Кретин. Надо было силой тащить к врачу. Надо было настоять. А он что? Поверил, что само пройдёт.

Час. Два. Три. Никто не выходит.

К вечеру появился врач. Молодой, усталый.

— Вы муж?

— Да! Как она?

— Тяжело. Послеродовая кардиомиопатия. Сердце увеличено, фракция выброса тридцать процентов.

— Что это значит?

— Сердце работает на треть от нормы. Сейчас стабилизируем, потом решим об операции.

— Операция? Какая операция?

— Возможно, потребуется установка кардиостимулятора. Или даже… Но давайте не будем загадывать.

Или даже что? Пересадка? Антон сел обратно. В голове пусто.

Позвонил тёще.

— Мам, мы в больнице. Маша… с сердцем проблемы.

— Господи! Как? Что случилось?

— Приступ в машине. Сейчас в реанимации.

— Мы сейчас приедем!

— Не надо. Детей не бросайте. Я здесь.

Ночь тянулась вечность. Антон ходил по коридору, пил кофе из автомата, звонил каждый час.

— Состояние стабильное, — отвечали. — Ждите.

К утру вышел другой врач. Постарше, седой.

— Можете зайти. Пять минут.

Реанимация. Аппараты, провода, трубки. Маша лежит бледная, глаза закрыты. В горле — трубка от ИВЛ.

— Маша… Машенька…

Веки дрогнули. Открыла глаза, попыталась улыбнуться. Не получилось — трубка мешает.

— Я здесь. Всё хорошо. Ты поправишься.

Слеза покатилась по её щеке. Хотела что-то сказать, но только хрип.

— Не говори. Отдыхай. Я рядом.

Взял за руку. Холодная, слабая. Маша сжала пальцы — еле-еле, но сжала.

— Время вышло, — сказала медсестра.

— Ещё минуту!

— Нельзя. Ей покой нужен.

Вышел. Снова коридор, снова ожидание.

К обеду позвонила тёща.

— Как она?

— Без изменений. В реанимации.

— Дети спрашивают про маму.

— Скажите — мама приболела, скоро вернётся.

— Антон, а она вернётся?

— Вернётся! Обязательно вернётся!

Но сам не верил. Видел, как она выглядит. Как тяжело дышит даже с аппаратом.

Вечером снова пустили. Маша спала. Или без сознания — не понять.

— Доктор, какие прогнозы?

— Пока рано говорить. Сердце слабое. Но боремся.

— А операция?

— Посмотрим. Если медикаментозно не справимся — будем оперировать.

Вторая ночь. Антон уже не уходил из больницы. Спал на лавке в коридоре, ел что придётся.

Утром — чудо. Маша дышит сама. Трубку убрали.

— Антон… — прошептала она.

— Родная! Как ты?

— Плохо… Но живая…

— Живая! Самое главное — живая!

— Дети как?

— Нормально. У твоей мамы. Ждут тебя.

— Я так испугалась… Думала, всё…

— Не думай о плохом. Ты выкарабкаешься.

— Антон, прости меня.

— За что?

— Что не пошла к врачу. Боялась. Дура.

— Я тоже дурак. Не настоял.

— Если бы сразу… Может, таблетками обошлось бы…

— Не важно. Главное — сейчас лечишься.

Перевели в кардиологию через три дня. Палата на двоих, но вторая кровать пустая.

— Повезло, — сказала медсестра. — Обычно народу полно.

Антон приходил каждый день. Приносил еду, книги, телефон.

— Дети звонили?

— Конечно. Катюша стишок выучила, хочет рассказать.

— Давай позвоним.

— Мамочка! — закричала Катя в трубку. — Ты когда придёшь?

— Скоро, солнышко. Через недельку.

— А почему так долго?

— Лечусь. Чтобы здоровой быть.

— Мама, я тебя люблю!

— И я тебя, зайка.

Положила трубку, расплакалась.

— Антон, а вдруг я не выйду отсюда?

— Выйдешь! Не говори глупости!

— Но врач сказал — может, операция понадобится.

— И что? Сделают операцию. Сейчас такие технологии!

— Страшно.

— Знаю. Но ты сильная. Справишься.

Через неделю — консилиум. Три врача, куча анализов, УЗИ, МРТ.

— Что решили? — спросил Антон главного.

— Пока обойдёмся без операции. Медикаментозная терапия даёт результат. Сердце уменьшается, фракция выброса растёт.

— Это хорошо?

— Очень хорошо. Но расслабляться рано. Минимум полгода строгого режима. Никаких нагрузок, диета, таблетки по часам.

— Сделаем всё!

Выписали через две недели. Антон встречал с цветами.

— Красавица моя! Домой!

— Домой… Как я соскучилась!

Дома — дети. Серёжка в кроватке агукает, Катюша на шею кинулась.

— Мамочка! Ты вернулась!

— Вернулась, зайка. Теперь всегда с вами буду.

Вечером, когда дети уснули, сидели на кухне.

— Маш, обещай — больше никакого самолечения.

— Обещаю. Я поняла — бояться врачей глупо. Бояться надо болезни.

— И при первых симптомах — сразу к доктору.

— Сразу. Знаешь, я там, в реанимации… Думала о многом.

— О чём?

— О том, что чуть детей сиротами не оставила. Из-за собственной глупости.

— Не думай об этом.

— Нет, надо думать. Чтобы больше не повторилось. Сердце — не железное. Его беречь надо.

— Будем беречь. Вместе.

— Антон, спасибо тебе.

— За что?

— Что довёз. Что не бросил. Что рядом был.

— Дурочка. Куда я без тебя?

Обнялись. Первый раз за две недели — по-настоящему, крепко.

— Знаешь, что врач сказал?

— Что?

— Что мне повезло. Ещё пара часов — и всё. Необратимые изменения.

— Не думай о плохом.

— Не буду. Буду жить. Для вас жить. Долго и счастливо.

— Вот и правильно.

За окном — весна. Птицы поют, солнце светит. Жизнь продолжается.

Маша теперь каждый месяц к кардиологу. Таблетки горстями, но пьёт без ропота. Анализы, УЗИ, кардиограммы — всё вовремя.

— Как сердечко? — спрашивает Антон.

— Стучит. Не идеально, но стучит.

— Главное — стучит.

И правда — главное. Всё остальное приложится.

Оцените статью
Маша полгода скрывала боль в груди. В машине на трассе всё пошло не так
«Сломанная дама»