Знаете, в интернете полно рассказов про «нахлебников», которые приезжают и живут у друзей месяцами. Я всегда морщилась: ну не может же быть столько наглости в одном человеке! А потом одна история случилась со мной. И теперь я говорю уверенно: может. И ещё как.
Началось всё, как это обычно бывает, с радостного звонка. Наши старые друзья, Маша и Петя Ивановы, переехали на юг — ближе к дочери. Море, солнце, новая жизнь. Маша звонила на эмоциях, говорила быстро, перебивая сама себя.
— Аллочка, вы летом ничего не планируйте, мы с Петей ждём вас в гости! — щебетала она в трубку. — Дом рядом с морем, воздух — сказка. Приезжайте на месяц, не меньше!
— На месяц? — я рассмеялась от неожиданности. — Да я лет десять моря в глаза не видела… Хотя бы недельку согреться было бы счастьем.
— Какая неделька? — отмахнулась Маша. — Нормально отдохнуть можно только за месяц. Берите отпуска и к нам.
Я повесила трубку, и первое, что сделала, — побежала на кухню к мужу.
— Борь, нас Ивановы зовут на весь отпуск, — сказала я, стараясь говорить спокойно, но голос всё равно прыгал. — Поедем?
— Поедем, — Борис даже улыбнулся, что для его флегматичной натуры редкость. — Там, небось, ремонт. Пете помощь нужна будет. Не откажем.
Не откажем. Я представила: муж с Петей ковыряются в чем-то мужском, а мы с Машей пьём утренний кофе на террасе, потом пляж, потом снова море. Вечером прогулки, домино на крыльце, смех. Я уже складывала в чемодан новый купальник, соломенную шляпу и крем от загара, хотя до отпуска оставался месяц.
Мы выехали вечером, чтобы приехать к рассвету. Дорога на юг всегда пахнет терпением: ты едешь и едешь, меняются вывески, редеют берёзы, и вдруг в каком-то месте воздух становится тёплым и влажным — и ты понимаешь, что море уже близко.
Так и было. На воротах дома нас встречали Маша с Петей, загорелые, счастливые.
— Доехали, слава Богу! — Маша обняла меня крепко, по-девичьи. — Проходите, осваивайтесь.
Мы вошли в дом. И я действительно «освоилась»: о слой пыли, который лежал на полу, на стульях, на комоде. На всех поверхностях разом. В воздухе стоял сладковатый запах штукатурки и цемента. Оголённые стены, провода, мешки с сухими смесями вдоль коридора.
— Вы уж извините, прибраться не успели, — Маша виновато улыбнулась и поправила платок. — Тут каждый день то штробят, то штукатурят, не успеваем.
— Ничего, — сказала я и поймала взгляд Бориса: «Ну вот». — Вместе управимся.
Первые два дня мы «управлялись». Боря с Петей ровняли стены, шлифовали паркет, ругались на кривые углы и мирились под чачу вечером.
Я таскала тряпки и вёдра, бегала со шваброй из комнаты в комнату, стирала занавески в корыте — стиральная машина-автомат ещё ждала установки, — готовила кастрюли супа, чтоб всем хватило. Утром вытираешь пыль — к вечеру она снова ложится ровным серым покрывалом.
— Алла, вот умница, — говорила Маша, когда я выносила третье ведро мутной воды. — С тобой всё спорится. Я одна бы месяц колупалась.
— Успеем ещё накупаться, — подмигивал Боря. — Работа — тоже отдых, если с друзьями.
Я улыбалась в ответ, но к вечеру падала в постель так, будто разгружала вагоны. «Ничего, — уговаривала себя, — это первые дни. Потом спокойно».
На четвёртый день мужчины закончили одну комнату: стены выровнены, пол блестит, матрас занесли. Мы с Машей натянули чистое бельё, расправили покрывало, поставили ночник. Я любовалась: ну красота же. И тут Маша, сияя, произнесла:
— Как хорошо, что вы успели! А то я боялась, что Димке негде будет ночевать.
— Кому? — не поняла я.
— Нашему старшему, — пояснила она как само собой разумеющееся. — Он с женой и детьми приедет. Море же, воздух, малышам полезно.
— Он тоже приедет помогать? — уточнила я, хотя ответ уже чувствовала.
— Да какой из него помощник, — отмахнулась Маша. — Отдохнуть приедут. А мы тут… ну, сами справимся. С вами-то — легко.
Слова «с вами-то — легко» ощутимо ударили. Я вдруг увидела всю картину: мы с Борей приехали не отдыхать, а закрывать чужие задачи. И ещё обслуживать «море полезно».
— Маш, — осторожно сказала я, — но у меня же отпуск. Я думала хоть немного на пляже поваляться.
— Ну так иди, кто ж тебя держит, — улыбнулась она. — Только обед на всех поставь, ладно? Дети голодными долго плачут.
На десятый день я впервые дошла до моря. Ощущение было почти мистическое: тёплый песок, солёный ветер, вода касается щиколоток — и ты вдруг снова веришь, что мир добрый. Я простояла так минут десять и уже собиралась войти по пояс, как зазвонил телефон.
— Алл, ты где? — Маша. — Мы уже все собрались, дети капризничают, Боря с Петей голодные, обед никто не поставил… Ты же не ушла надолго, правда?
Я выдохнула, посмотрела на бирюзовую гладь и повернула обратно.
Вторая неделя прошла как под копирку. Утром — ведра, тряпки, стирка, завтрак на восемь персон. Днём — картошка, жаркое, чай к четырём. Вечером — посуда, посуда, посуда. Стиральная машина-автомат всё ещё «ждала звёздного часа» в сарае, потому что мужчины «сначала сделают стены, проводку, а потом подключим».
Боря был счастлив. Я — нет. К ночи у меня дрожали руки от усталости. Иногда я злилась на себя: «Сама согласилась. Сама сказала „вместе управимся“». И в следующий момент злилась на Машу: «Звала-то меня отдыхать. Где отдых?»
— Маш, я выдохлась, — вечером я плюхнулась на табурет и просто сказала как есть. — Мне хочется на море. Мне хочется книгу открыть. Мне хочется тишины хоть час.
Маша вздохнула, улыбнулась устало:
— Представляешь, как бы я одна справлялась без тебя? Ты моя палочка-выручалочка. Серьёзно.
— Я не ваша домработница, Маш, — вдруг сорвалось у меня. — Я подруга.
Она прищурилась:
— Алла, не начинай. Ты же взрослая. Хотела бесплатно жить у моря — помогай. Это нормально. Мы же вам крышу даём, правда?
— Я была на пляже два раза, — сказала я тихо. — За две недели. Это нормальная плата за крышу?
Ответа не было. Она только глянула на мои руки: «Не драматизируй».
На третьей неделе приехал Дима с семьёй. Дом окончательно превратился в вокзал: коляска в коридоре, игрушки везде, колыбелька в спальне, один ребёнок орёт, второй требует компот. Маша, конечно, металась, но каждый раз находила, как мне поручить ещё: «Алл, закинь бельё в корыто», «Порежь салат», «Проверь кастрюлю». Я делала. И в какой-то момент поняла, что у меня внутри что-то лопнуло.
Вечером, когда мужчины чокались чачей за «хорошую плитку», я вышла во двор и позвонила Борису. Своему Борису — тому, который сидел в двух шагах, но пока счастлив собутыльником.
— Борь, пойдём, — сказала я. — Нам надо поговорить.
Мы отошли за калитку, где пахло пылью и пижмой.
— Я уезжаю, — сказала я сразу. — Завтра. Мне хватит.
— Ты чего? — он искренне удивился. — Я ж тут дело начал. Осталось ванну доклеить, угол закрыть…
— Пусть сами. Мы сюда не чернорабочими приехали. Я не помню, когда видела море больше часа. Я всё время мою, стираю, готовлю. Это не отпуск.
Он помолчал, почесал затылок и сказал примиряюще:
— Ну ещё недельку потерпишь? Петя рассчитывает. Да и вон дети…
— Нет, Боря, — сказала я спокойно. — Я свой отпуск уже потеряла. Не хочу потерять уважение к себе.
На следующее утро я пошла к Маше. Решила говорить честно и без обиняков.
— Мы уезжаем сегодня, — сказала я. — Спасибо за гостеприимство, но я не выдерживаю такого режима.
Маша вскинула брови:
— Ох ты хитрая! Думала, что можно жить у моря и не работать? Так не бывает, моя дорогая. С нас — дом, с вас — помощь. Все довольны.
— Все — это кто? — у меня сорвался голос. — Ты? Петя? Дима с детьми? А я где? Я пришла «отдохнуть», как ты говорила. Я не отказалась помогать, я пахала две недели. Но это не договор.
— Договор? — усмехнулась она. — Ты что, контракт хотела подписать? Мы друзья. Друзья помогают. А ты бежишь при первом удобном случае.
— При первом? — я даже засмеялась. — Я дважды была на пляже. Дважды, Маша. За половину отпуска. Я не бежу — я ухожу, потому что иначе буду ненавидеть и тебя, и себя.
Мы стояли друг напротив друга, распаляясь каждое своё. В комнату заглянул Петя:
— Девчонки, чего орёте?
— Алла уезжает, — сказала Маша сухо. — Пусть едет. Видимо, море без усилий ей нужней, чем дружба.
— Нет, — сказала я. — Мне нужнее уважение. И к вам, и к себе. Прости.
Мы собирались быстро. Боря, хоть и пытался спорить, всё же молча сложил инструменты в мешок. Дети ныли, Маша демонстративно протирала пыль, Петя отворачивался. Когда мы выкатили сумки к воротам, было странное ощущение: нас провожают, но не держат. Ни «останьтесь», ни «пусть ещё пару дней», — только тяжёлые лица, как расплата за то, что мы решились уйти.
Дорога обратно оказалась холоднее. Небо затянуло, и непрерывный дождь барабанил по лобовому. Мы почти не разговаривали.
Я думала о Машиных словах: «С нас — дом, с вас — помощь». Звучит справедливо. Если бы «помощь» не поглотила весь отпуск.
Дома я распаковала чемоданы и на самом дне нашла тот самый купальник — новый, с биркой от прачечной. Подержала его в руках и положила на полку. Почему-то стало смешно и горько одновременно.
Посидела на кухне, сварила чай. Боря ходил из комнаты в комнату, то вздыхал, то присвистывал. Наконец сел напротив и сказал:
— Может, я неправ был, что так в ремонт вжился. А ты… ты же у меня упрямая, мог бы и раньше мне сказать.
— Я говорила, — улыбнулась я криво. — Ты просто чачу пил в это время.
Он виновато отвернулся.
На следующий день Маша не позвонила. И через день — тоже. Недели через две пришла от неё короткая смс: «Доделали пол первого этажа. Дети простыли. Как вы?» Я смотрела на эту смс и понимала: прежней лёгкости уже нет. Ответила нейтрально: «Мы нормально. Восстанавливаемся после дороги».
Позже в ленте я увидела очередную историю: «Позвала друзей — они месяц сидели у меня на шее». Комментарии кипели: «Вот нахалы!», «Не зовите никого!» Я читала и улыбалась уголком рта. Потому что знаю и другую сторону. Где ты моешь полы, пока другие отдыхают, а потом тебя ещё и называют хитрой.
Я не против помощи. Правда. Но помощь — это когда есть границы, когда обе стороны говорят и слышат. «Алла, давай честно: нам нужна рабочая сила, отдыхать не выйдет». Если бы Маша сказала так, я бы не приехала — и мы бы остались друзьями.
А так… Мы стали кем-то вроде знакомых, у которых есть общая история про Черноморское лето, где всё пахло чачей, пылью и чужими ожиданиями.
И последнее. Я больше не смеюсь над рассказами про «нахлебников» или «хитрых хозяев». В каждой такой истории прячется чья-то усталость и чьё-то молчание.
Одни стесняются попросить, другие стесняются отказать, третьи не умеют сказать «нет». Я теперь умею. И от этого мне немного спокойнее.
В том году мы с Борей съездили к морю в сентябре, на четыре дня. Сняли маленькую комнату в гостевом доме с облупившейся верандой, где по утрам кричали чайки.
Я лежала на горячем песке и слушала, как шуршит волна. Никому ничего не варила, никому не стирала, никому не обязана была улыбаться из вежливости.
А вечером мы покупали по стакану кукурузы на пляже и спорили, где закат красивее — в Дивноморском или в Джанхоте.
Это были лучшие четыре дня моего отпуска. И, как ни странно, именно тогда я впервые за это лето почувствовала, что отпуск действительно произошёл — не в календаре и не в фотоальбоме, а во мне.
Я отпустила ожидания других и вернула себе свои.
— Знаешь, — сказал Боря, когда мы сидели на пирсе и болтали ногами над водой, — я всё думал: а что, если бы мы тогда остались ещё на неделю?
— Мы бы вернулись уставшими и злые друг на друга, — ответила я. — А Маша всё равно считала бы, что мы сделали мало.
— Наверно, — вздохнул он и сжал мою ладонь. — В следующий раз поедем отдыхать туда, где нас не ждут как бесплатных работников.
— В следующий раз мы сначала спросим себя, — улыбнулась я. — Зачем мы едем. Ради кого. И что нам за это будет стоить.
Вечером, уже дома, я вынула из шкафа тот самый почти не ношеный купальник и убрала его в ящик с пометкой «море — сентябрь». На полке рядом лежала маленькая записка, которую я написала себе в дороге: «Говори честно. Обозначай границы. Не плати чужую цену за свой отпуск».
И да, теперь, когда в сети встречаю чьи-то исповедальные тексты о «наглых гостях» или «корыстных хозяевах», я не ищу правых.
Я просто тихо желаю им всем одного — вовремя произносить важные слова, пока пыль не успела лечь на всю твою жизнь ровным серым слоем.
