— Мам, а когда вы уже поменяете обои в нашей комнате?
Людмила подняла голову от аккуратных стопок купюр, разложенных на кухонном столе. Данила стоял в дверном проёме в пижаме с динозаврами, тёр глаза кулачком.
— Скоро, милый, — сказала она, гладя сына по растрёпанным волосам. — Иди спать.
Мальчик послушно потопал в комнату. Людмила снова склонилась над деньгами. Двести тысяч рублей. Три года копили по крупице — откладывали с зарплаты, экономили на одежде, отказывались от отпуска. За окном октябрьский смоленский дождь барабанил по стеклу, а в квартире пахло борщом и детским мылом.
В прихожей звякнули ключи. Людмила быстро сгребла деньги в коробку из-под обуви, спрятала в шкаф. Александр появился на пороге кухни — промокший, хмурый, стряхивал капли с куртки.
— Привет, — буркнул он, вешая куртку на стул.
Людмила достала из кастрюли половник, подогрела мужу борщ. Он сел за стол, уставился в тарелку, ковырял ложкой картошку. Молчал. Людмила ждала — знала, когда у Александра такое лицо, значит, что-то случилось.
— Мама звонила, — сказал он наконец, не поднимая глаз.
Людмила замерла с половником в руке. Когда речь заходила о Галине Ивановне, хорошего ждать не приходилось.
— И что мама хочет? — спросила она, стараясь, чтобы голос звучал нейтрально.
Александр вздохнул, отложил ложку.
— Просит помочь с ремонтом. Говорит, жить невозможно.
Людмила медленно положила половник на плиту.
— И что ты ответил?
— Сказал, что подумаем. Она хочет, чтобы в субботу приехали, всё обсудили.
В субботу они ехали к Галине Ивановне всей семьёй — Данила с Соней болтали на заднем сиденье, Александр молча крутил руль. Людмила смотрела в окно на серые пятиэтажки и уже предчувствовала неприятности.
Галина Ивановна открыла дверь, едва они постучали. Невысокая, строгая, в домашнем халате с цветочками.
— Проходите, проходите, — засуетилась она, отступая в сторону. — Дети мои дорогие!
Двухкомнатная квартира встретила их скрипом паркета и запахом старых обоев. Обои действительно были семидесятых годов — с коричневыми ромбиками, кое-где отклеившиеся. Но жить тут можно было спокойно — всё работало, всё на месте.
— Садитесь за стол, чай пить будем, — Галина Ивановна выставила конфеты, печенье. — Данилка, Сонечка, угощайтесь.
Дети побежали исследовать бабушкину квартиру. Людмила села на диван, огляделась. Старо, конечно, но жить можно.
— Видите, как тут всё запущено? — Галина Ивановна развела руками. — Стыдно внуков принимать. Надо всё менять — от пола до потолка. А то ведь что люди подумают?
Людмила осторожно сказала:
— А мне показалось здесь хорошо, не плохо по крайней мере. А сколько нужно вложить в ремонт?
Галина Ивановна встрепенулась, достала из комода листок бумаги.
— У меня знакомый прораб смету составил. Триста тысяч с материалами. Но это же инвестиции в будущее внуков! — Она посмотрела на Александра значительно. — Всё равно им всё достанется.
Александр взял смету, пробежал глазами. Натяжные потолки, ламинат, плитка в ванной, дорогие обои.
— Мам, у нас таких денег нет, — сказал он тихо. — Если на это намекаешь.
Галина Ивановна резко выпрямилась.
— Как нет? Людмила же работает, ты получку приносишь. Копите небось на ерунду всякую. А тут дело семейное, наследственное.
Людмила почувствовала, как сжимается горло. В соседней комнате Соня смеялась, Данила что-то объяснял сестре.
— Мы подумаем, — наконец сказал Александр.
— Долго думать нечего, — отрезала Галина Ивановна. — Время идёт, а цены растут.
Домой ехали молча. Вечером, укладывая детей, Людмила заклеивала отошедшие обои скотчем. Соня жаловалась:
— Мам, мне страшно ночью. Тут в углу обои висят, как привидение.
Данила показал на потолок над своей кроватью:
— А у меня трещина. Вдруг потолок упадёт?
— Скоро всё исправим, — пообещала Людмила, целуя дочку в лоб.
Но в горле стоял комок. Соня схватила её за руку:
— Правда скоро?
Людмила не знала, что ответить.
Когда дети уснули, она вернулась в гостиную. Александр сидел на диване, тупо смотрел в телевизор. Людмила тихо складывала детские вещи, но руки дрожали от злости. Триста тысяч. Вся их заначка и ещё сто тысяч сверху.
Александр встал, вышел курить на балкон — дверь скрипнула, потянуло холодом. Людмила подошла к нему. Он стоял, облокотившись на перила, выдыхал дым в октябрьскую темноту.
— Она не поймёт, если откажемся, — сказал он тихо.
Людмила обняла себя за плечи — на балконе было холодно.
— А дети поймут, когда у них потолок на голову рухнет?
За стеной заплакала Соня. Людмила бросилась к дочке — снова проснулась, приснилось что-то страшное. Долго сидела на краешке кровати, гладила по волосам, пока Соня не уснула.
Утром Александр редактировал отчётность в офисе, когда зазвонил телефон. Мама.
— Саша, прораб сказал, можно начинать уже на следующей неделе. Деньги готовы?
Александр почувствовал, как сводит желудок. На экране мигал курсор, цифры в таблице расплывались.
— Мам, нам нужно ещё подумать.
— О чём думать? — голос стал резче. — Хотите, чтобы внуки в развалинах ко мне приходили?
Трубку положила первой. Александр сидел, сжимая телефон, и чувствовал, как потеют ладони.
Вечером Людмила сидела на кухне, вертела в руках чайную ложку. Руки дрожали — от усталости или от злости, сама не понимала. Двести тысяч в коробке наверху. Три года экономии. Отказы от отпуска, от новой одежды, от всего.
— Если отдадим все двести тысяч плюс ещё сто в долг, детям нечего дать, — сказала она, сжимая ложку.
Александр тёр виски.
— А если откажем совсем, она обидится навсегда.
— Давай ей сделаем косметический ремонт, — предложила Людмила. — Зачем такой дорогой?
Александр кивнул.
— Попробую с ней поговорить. Но ты сама знаешь, какая она упрямая.
На следующий день он пришёл к матери один. Сел напротив, положил руки на стол. Галина Ивановна хлопотала с чайником, но слушала внимательно.
— Мам, мы сделаем ремонт, но не такой дорогой. Косметический — покрасим, поклеим обои, поменяем в ванной что нужно. Тысяч восемьдесят максимум.
Галина Ивановна резко поставила чайник.
— Нет. Либо нормальный ремонт, либо не нужен вовсе. Не хочу заплаток.
— Мам, пойми…
— Ничего понимать не хочу. Ты взрослый мужчина, а денег на мать найти не можешь.
Александр встал.
— Тогда поговорим позже, когда остынешь.
— Не остыну, — отрезала мать.
Домой он вернулся мрачный. Через два дня Галина Ивановна сама стучала в их дверь. Прошла на кухню, села напротив Людмилы. Лицо каменное, губы поджаты.
— Ну что, ещё не решили с ремонтом?
Людмила вытирала руки полотенцем, не поднимая глаз.
— Для вас, молодых, это не деньги, — продолжала свекровь. — А мне хочется доживать в чистоте.
— Вы же знаете, у нас нет таких денег, — Людмила старалась говорить ровно, но голос срывался на последних словах.
Галина Ивановна выпрямилась.
— Знаю, что есть! Вы копили!
Людмила покраснела. Как она узнала? Александр входил в кухню как раз в этот момент.
— Мам, у нас своя жизнь, и мы их не просто так откладывали.
Галина Ивановна встала, схватила сумку.
— Значит, квартиру в наследство хотите, а помочь нет? — Голос дрожал от возмущения. — Поняла. Тогда не рассчитывайте, лучше на себя потрачу.
Она прошла к двери, остановилась на пороге.
— И к врачу схожу наконец. Проверюсь. А то сердце что-то барахлит. Может, операция понадобится. Дорогая.
Дверь хлопнула. Людмила и Александр сидели на кухне молча. За окном накрапывал дождь, стекало по стеклу тонкими струйками.
Вечером за ужином они сидели молча. Данила болтал ногами, ковырял котлету вилкой. Соня строила башню из картошки. Людмила нарезала хлеб дрожащими руками.
— Делаем ей бюджетный ремонт, — сказала она наконец, не поднимая глаз от ножа.
Александр кивнул.
— А там на её совести.
— Правильно. Совсем без помощи оставить нельзя.
Данила поднял голову:
— А когда наш ремонт будет?
Родители переглянулись молча. Людмила положила руку сыну на плечо.
— Потерпим ещё немного.
Через три дня они приехали к Галине Ивановне с краской и рулонами обоев. Александр заносил материалы в подъезд, Людмила помогала. Дети бегали между мешками, рассматривали банки с краской.
Галина Ивановна открыла дверь, увидела их и замерла. В глазах мелькнула радость, которую она тут же спрятала.
— А я думала, вы совсем про меня забыли.
— Решили помочь, мам, — Александр поставил последнюю банку в прихожую. — Не по твоей смете, но квартира посвежеет.
Галина Ивановна молча разглядывала обои — простые, светлые, недорогие. Людмила видела разочарование в её лице, но мать Александра ничего не сказала.
— Ну что ж, — протянула она. — Хоть что-то.
За неделю они сделали косметический ремонт. Александр белил потолки по вечерам после работы, Людмила клеила обои по выходным. Дети подавали инструменты, весело суетились по квартире. Галина Ивановна ходила, осматривала работу.
— Конечно, не то что хотелось, — говорила она, проводя рукой по свежим обоям. — Но хоть так пока терпимо.
Людмила устало вытирала руки тряпкой, считала в уме потраченные семьдесят тысяч. Семьдесят тысяч, которые могли пойти на детскую. Соня тянула маму за рукав:
— А когда у нас такой ремонт будет?
— Скоро, дочка.
Но в голосе не было уверенности.
Через месяц про материн ремонт уже никто не вспоминал. Людмила снова откладывала деньги — по десять-двадцать тысяч в месяц, как раньше. До детского ремонта оставалось совсем немного. И тут Галина Ивановна позвонила Александру на работу.
— У соседки такой красивый ламинат положили, — говорила она в трубку. — А у меня всё по-старому. Ей сын ремонт отгрохал — страшно представить, сколько стоит.
Александр покраснел, сжимал телефон так, что побелели костяшки.
— Мам, мы сделали что могли.
— Ну вам что, денег жалко для меня?
— Всё, мам, в другой раз поговорим. Я на работе.
Вечером дома Александр рассказал жене о звонке. Людмила качнула головой.
— Опять начинается.
Она зашла к детям в комнату. Данила рисовал фломастером на обоях — машинку в углу, где покрытие особенно сильно отошло. Соня строила домик из подушек под отклеившимся куском.
— Мам, смотри, какую машинку нарисовал! — показал сын на свой рисунок.
Людмила села на край кровати, обняла детей. В дверях появился Александр, прислонился к косяку. Лицо усталое, но спокойное.
— Помогли, а всё равно недовольна, — сказала Людмила тихо.
Данила перестал рисовать, посмотрел на родителей.
— А почему у бабушки новые обои, а у нас старые?
— Потому что так получилось, — ответила Людмила.
Телефон зазвонил в кухне. Александр пошёл отвечать, вернулся через минуту.
— Мама опять звонила. Говорит, обои на кухне отошли.
Людмила встала, поправила детям одеяла.
— Пусть сама клеит. Больше ни копейки не дам.
Людмила закрыла дверь и прошла на кухню.
— Больше не хочу помогать. Всё равно никто не оценит.
Александр кивнул:
— Согласен. Нужно для себя жить.
