— Ты уже третий раз переодеваешься. На тебя там смотреть будут, а не на твою блузку.
Стас лениво помешивал ложкой сахар в чашке с кофе, не отрывая взгляда от экрана телефона. Его голос, лишённый всякого интереса, прозвучал для Ани как скрежет металла по стеклу. Она замерла перед зеркалом, одёргивая идеально выглаженную шёлковую блузку кремового цвета.
— Стас, я просто хочу выглядеть соответствующе. Это важно, — ответила она ровным тоном, стараясь не выдать своего раздражения.
Месяц. Целый месяц она жила этим днём. Собеседование в крупной логистической компании, в головном офисе, расположенном на другом конце города. Это был не просто шанс сменить опостылевшую рутину домохозяйки, это был билет в другую жизнь. Ту, где она снова чувствовала бы себя значимой, где её мозг работал бы над сложными задачами, а не только над тем, какой суп сварить на ужин. Она в сотый раз проверила тонкую папку с документами, лежавшую на комоде. Резюме, распечатанное на плотной бумаге, рекомендации с прошлого места работы, копия диплома — всё было на месте, сложено в идеальном порядке.
— Смотри, станешь большой начальницей, забудешь, как мужа кормить, — хмыкнул он, всё так же уставившись в телефон. Его слова были вроде бы шуткой, но Аня уловила в них знакомую нотку пассивной агрессии, которая стала его основным способом общения в последнее время.
Она проигнорировала его выпад. Вместо этого подошла к кухонному столу и посмотрела ему прямо в глаза.
— Стас, я серьёзно. Машина. Она должна быть под окном через полтора часа. Пожалуйста, никуда не уезжай. Мне добираться туда больше часа, и это без учёта пробок. Общественным транспортом я просто не успею.
Он наконец оторвал взгляд от экрана и лениво махнул рукой.
— Да помню я, помню. Десять раз уже сказала. Не переживай, всё будет на месте. Куда я денусь?
Его уверенность её не успокоила, а наоборот, заставила внутренне сжаться. Она знала эту его манеру — отмахнуться от её просьб, как от назойливой мухи, а потом сделать всё по-своему. Но сегодня, понадеялась она, всё будет иначе. Слишком высоки были ставки.
Следующие полтора часа пролетели в тумане. Она ещё раз прошлась по возможным вопросам, повторила про себя ключевые факты о компании. Нанесла лёгкий макияж, уложила волосы. Когда пришло время выходить, она почувствовала прилив уверенности. Она готова. Она справится. Взяв сумочку и папку, она подошла к двери. Бросила взгляд на крючок, где обычно висели ключи от машины. Пусто. Сердце неприятно ёкнуло, но она отогнала дурную мысль. Наверное, Стас просто убрал их в карман куртки. Она выглянула в окно, чтобы убедиться. Парковочное место, их постоянное место, было пустым.
Холод начал медленно расползаться от живота по всему телу. Она достала телефон и набрала его номер. Длинные, тягучие гудки, а затем безразличный голос автоответчика: «Абонент не отвечает или временно недоступен». Она набрала ещё раз. И ещё. Тот же результат. Это не было случайностью. Это был поступок.
Паники не было. Была лишь звенящая, ледяная пустота в голове. Она механически вызвала такси. Приложение показало подачу через двадцать три минуты. Двадцать три минуты, которые превращались в вечность. Машина приехала с опозданием. Водитель, как назло, ехал медленно, постоянно застревая в тянучках, которые именно сегодня, казалось, сковали весь город. Она смотрела на часы, и каждая убегающая минута ощущалась как физический удар.
Она вбежала в сияющий холл бизнес-центра, опоздав на сорок минут. Девушка на ресепшене с вежливой улыбкой выслушала её и, проверив что-то в компьютере, с тем же непроницаемым выражением лица сообщила:
— Извините, но HR-менеджер вас уже не сможет принять. Его рабочий день расписан по минутам. Собеседование отменено.
Она шла по длинному коридору офисного центра, и с каждым шагом в ней застывало что-то тёплое и уходило навсегда. Не было обиды, не было отчаяния. Было лишь холодное, кристально чистое осознание. И где-то в глубине этого осознания зарождалась тихая, тёмная ярость.
Вечер опустился на город незаметно, укутав улицы в серую, промозглую дымку. Аня не включала свет. Она сидела на диване в гостиной, неподвижно, как изваяние, и смотрела в тёмное окно. Вся квартира погрузилась в тишину, нарушаемую лишь мерным гулом холодильника на кухне. Она не плакала и не злилась. Все эмоции, казалось, выгорели дотла ещё по дороге домой, оставив после себя лишь выжженную, холодную пустоту и кристальную ясность мысли. Она просто ждала.
Ключ в замке повернулся шумно, с лязгом, который разрезал тишину, как нож. Дверь распахнулась, и на пороге появился Стас. Весёлый, раскрасневшийся от свежего воздуха, с довольной ухмылкой на лице. В одной руке он держал пластиковое ведёрко, от которого по всей прихожей разнёсся сильный запах речной воды и тины.
— Ань, ты дома? Чего в темноте сидишь? — бодро крикнул он, щёлкая выключателем в коридоре. Яркий свет ударил по глазам. — Ты не представляешь, какой сегодня клёв был! Серёга с утра позвонил, говорит, на проверенное место едем, там щука как бешеная берёт. Ну не отказываться же от такого, сама понимаешь!
Он прошёл на кухню, поставил ведро на пол и заглянул внутрь. В ведре на дне вяло плескались несколько серебристых рыбёшек.
— Смотри, какая красота! Завтра пожарим. Я ж говорю, друг позвал, это дело святое. Тем более такой шанс. Это ж не каждый день бывает. Я думал, быстро смотаемся и обратно, но там как пошло…
Он говорил без умолку, вываливая на неё поток бессвязных оправданий, которые на самом деле были хвастовством. Он не замечал ни её молчания, ни ледяной атмосферы в квартире. Он был в своём мире, где его внезапная поездка на рыбалку была важным и неотложным делом, а её собеседование — чем-то незначительным, что можно просто отодвинуть на второй план. Аня молча слушала, не перебивая. Она дала ему выговориться, дойти до самого конца его весёлого рассказа.
Когда он наконец замолчал, ожидая от неё хоть какой-то реакции — удивления, радости за его улов, чего угодно, — она медленно поднялась с дивана. Её движения были плавными и до жути спокойными. Она прошла мимо него в прихожую, словно не замечая ни его самого, ни его пахнущего рыбой трофея. Её взгляд был прикован к вешалке у входной двери.
Она протянула руку и сняла с крючка связку ключей от машины. Брелок с логотипом автомобиля глухо стукнулся о её ладонь. Затем её пальцы нащупали второй, меньший по размеру крючок, на котором висел одинокий ключ от его гаража. Она сняла и его. Стас, наблюдавший за её действиями из кухни, наконец нахмурился. В его голове что-то не сходилось.
— Ты чего делаешь? — спросил он с ноткой недоумения в голосе.
Аня повернулась к нему. Её лицо было абсолютно спокойным, почти безразличным. Она открыла свою сумочку, бросила туда обе связки ключей и закрыла её с тихим щелчком.
— Лишаю тебя средства передвижения. И места отдыха, — холодно и отчётливо произнесла она, глядя ему прямо в глаза.
До него начало доходить. Весёлая беззаботность на его лице медленно сменялась сначала удивлением, а затем — подступающим, тёмным раздражением. Он понял, что это не игра и не глупая женская обида. Это было объявление войны.
— Ты что себе позволяешь? Совсем уже? А ну отдай ключи!
Стас шагнул из кухни в прихожую, его лицо исказилось от возмущения. Беззаботный рыбак мгновенно испарился, уступив место разъярённому хозяину, у которого посмели отнять его игрушки. Он протянул руку, ожидая, что она тут же испугается и вернёт всё на место. Но Аня даже не шелохнулась.
— Я сказала тебе, Стас. Ни машины, ни гаража у тебя больше нет. Раз уж ты решил, что моя карьера, моё будущее — это пустое место, то попробуй теперь добираться до своей рыбалки пешком. Или на автобусе. Узнаешь, каково это, когда ты от кого-то зависишь.
— Ты эгоистка! — взорвался он. Его голос сорвался на крик, заполнив небольшую прихожую гулким эхом. — Только о себе и думаешь! О своих хотелках! Я что, не имею права с другом встретиться, отдохнуть? Я пашу на работе, чтобы ты тут сидела в своей коробочке и ни в чём не нуждалась, а мне даже расслабиться нельзя?
Аня усмехнулась. Это была холодная, злая усмешка, которая совсем не шла её лицу, но сейчас казалась единственно возможной реакцией.
— Расслабиться? Ты прекрасно знал, насколько для меня важен был этот день. Я говорила тебе об этом неделю. Я просила тебя сегодня утром. Я умоляла тебя не трогать машину. Но тебе было плевать. Тебе всегда было плевать на всё, что не касается лично тебя, твоих развлечений и твоего комфорта.
— Да нужна мне твоя работа! — выкрикнул он, подходя к ней почти вплотную. Его глаза горели от злости. — Чтобы ты там себе хахаля нашла, да? Устроилась, хвост распушила и начала на меня свысока смотреть? Думаешь, я не понимаю, зачем тебе всё это? Чтобы свалить от меня! Найти кого-нибудь побогаче, получше!
Он выплевывал слова, полные яда и застарелой, уродливой ревности, которую он раньше умело маскировал под заботу. Теперь маска была сорвана. Перед ней стоял не муж, а тюремщик, который видел в её желании развиваться лишь угрозу своему личному спокойствию.
Вот тут плотина её самообладания рухнула. Ледяное спокойствие сменилось обжигающей яростью, которая копилась в ней не один день, а долгие месяцы удушающей домашней жизни.
— Я уже не могу сидеть дома! Слышишь?! Не могу! Я не твоя собственность, чтобы ты меня тут запирал, а сам шлялся везде! А ты сорвал мне собеседование, где бы я зарабатывала вдвое больше тебя!
— Твоё место дома!
— Я деградирую в этих четырёх стенах! Мне нужно общение, мне нужна жизнь, а не вот это твоё болото, в котором ты так уютно устроился! И знаешь, почему ты это сделал? Потому что ты боишься! Ты трус, Стас! Ты боишься, что я стану успешнее тебя, что я перестану от тебя зависеть! Зарабатывать сама!
Она кричала ему прямо в лицо, не отступая ни на шаг. Каждое слово было наполнено болью и презрением.
— Да мне плевать на твои деньги! — ревел он в ответ, размахивая руками. — Жена должна дома сидеть! Борщи варить и мужа ждать! А не по работам бегать! Я так хочу! Я так решил! Моя мать всю жизнь дома просидела, и ничего, нормальным человеком выросла! А ты… Ты только и ищешь повод, чтобы из дома сбежать!
— Твоя мать — это твоя мать! А я — это я! И я не собираюсь превращаться в безмолвную прислугу, чьё единственное предназначение — встречать тебя с рыбалки! Я хочу жить! Понимаешь ты это слово? Жить, а не существовать!
Скандал достиг своего пика. Они стояли друг напротив друга, два чужих человека, выкрикивая обвинения, которые разрушали последние остатки их брака. Он видел в ней лишь предательницу, нарушившую установленный им порядок. А она видела в нём деспота и эгоиста, который ради собственного комфорта и мелких страхов был готов похоронить её заживо. В воздухе пахло не только рыбой, но и окончательным, бесповоротным разрывом.
Ночью они спали в разных комнатах. Вернее, спал только Стас, провалившись в тяжёлый, обиженный сон. Аня же лежала с открытыми глазами, глядя в потолок, на котором плясали отсветы фар проезжающих машин. Вчерашний крик выжег из неё всё — злость, обиду, надежду. Осталась только звенящая пустота и абсолютная, непоколебимая решимость.
Утром она дождалась, когда он, не сказав ни слова, соберётся и уйдёт на работу. Громко хлопнула входная дверь — его последний, жалкий жест протеста. Аня подождала ещё десять минут, чтобы он точно отошёл от дома, а затем встала. Она двигалась по квартире тихо и методично, как хирург, проводящий сложную операцию. Никакой суеты, никаких лишних движений. Она достала с антресолей большой дорожный чемодан и открыла его на кровати.
Она не стала собирать всё подряд. Она не брала фотографии, подарки и прочие вещи, пропитанные воспоминаниями. Она брала только то, что было нужно для новой жизни. Сложила в чемодан не вечерние платья и сентиментальные безделушки, а рабочие блузки, строгие брюки, джинсы, ноутбук, зарядные устройства. Собрала косметичку только с самым необходимым. Её движения были до того выверенными и спокойными, что со стороны могло показаться, будто она просто собирается в обычную командировку. Но это была поездка в один конец. Закончив, она защёлкнула замки чемодана, оглядела комнату в последний раз без всяких эмоций, взяла свою сумочку, в которой всё ещё лежали ключи от его мира, и вышла из квартиры. Она не стала запирать дверь на дополнительный замок. Ей было уже всё равно.
Вечером, когда Стас вернулся с работы, его встретила гулкая тишина. Он сразу почувствовал неладное. В квартире было холодно и неуютно. Свет нигде не горел, из кухни не доносилось запахов ужина. Он прошёл в спальню и увидел пустую половину шкафа и зияющую дыру на полке в ванной, где раньше стояли её кремы и флаконы. Только тогда он заметил отсутствие чемодана.
Его первой реакцией был не страх потери, а глухое раздражение. Детская обида на то, что его демонстративно бросили. Он прошёл на кухню. В раковине сиротливо лежала его утренняя чашка. Холодильник был полон продуктов, но готовить из них никто не собирался. Его желудок свело от голода и злости. Он вытащил телефон и набрал её номер.
— Ты где? — бросил он в трубку, как только она ответила. Никаких приветствий. Только требование.
— Я у родителей, — её голос был ровным и спокойным, как гладь замёрзшего озера.
— И что это значит? Долго ты там дуться собираешься? Я пришёл с работы, тут бардак, жрать нечего. Возвращайся домой.
В трубке на несколько секунд повисла тишина. Стас уже начал закипать, готовый выдать новую порцию обвинений, но она заговорила первой.
— Домой? Стас, у меня больше нет дома. И у тебя его, кажется, тоже. Есть квартира, в которой ты теперь будешь жить один.
— Хватит истерить! — рявкнул он. — Я сказал, приезжай. Мы поговорим.
— Мы уже всё сказали друг другу вчера. Ты так ничего и не понял, да? — в её голосе прозвучала нотка ледяного презрения. — Ты вчера потерял не домработницу, которая тебе готовит и убирает. Ты вчера потерял жену. Потому что решил, что твоя рыбалка важнее её жизни. Ты сам сделал этот выбор. Так что решай свои бытовые проблемы сам. И до своей рыбалки теперь тоже добирайся сам.
— Да ты… Ты ещё приползёшь! — выкрикнул он, чувствуя, как земля уходит из-под ног.
— Не надейся, — отрезала она. — Я не из тех, кто возвращается в тюрьму добровольно. Прощай, Стас.
Аня нажала на кнопку отбоя. Он ещё несколько секунд стоял с телефоном в руке, прижатым к уху, слушая короткие гудки. Вокруг него была его квартира, его крепость, которая в один миг превратилась в холодную, пустую коробку. И впервые в своей жизни он понял, что остался совершенно один…
