Приличное общество старалось их не замечать. Но они были практически во все времена. В России их профессию не раз пытались запретить, но в XIX веке все изменилось. Они даже попали в большую литературу. Имя одной из таких героинь, Сонечки Мармеладовой, стало почти нарицательным. Как жилось таким Сонечкам в дореволюционной России?
«Тишайший» царь Алексей Михайлович к таким вещам относился неодобрительно. Приравнял в семнадцатом веке «легкий досуг» к… краже. За это можно было отправиться в казематы на несколько месяцев. «Чтобы неповадно было впредь», — говорил государь.
Что любопытно, и Пётр I , большой поклонник прекрасного пола, отцовские начинания поддерживал. Военные, которые привечали «камелий» (как изящно их стали называть уже много позже) могли лишиться звания. Знакомить девушек с мужчинами запретил и Пётр II в 1728 году, также поступила и Анна Иоанновна в 1736-м.
Но с явлением было бороться также бесполезно, как с плохой погодой. Везде, где кипела жизнь, появлялись свои Сонечки. Чем больше был город, тем чаще там встречались такие дамы. В портовых городах селились ближе к пристани, и за услуги могли брать еду или привозную диковинку, которую потом легче было сбыть. Другие снимали комнатки в гостиницах, и там же находили себе применение.
В основном их численность пополнялась за счёт деревень, они могли быть родом из обедневших мещанских семей, встречались и переселенки из приграничных районов. А вот дворянки попадали в «Сонечки» значительно реже. Статистика XIX века это подтверждает: не больше 0,9%.
Причина явления была проста: для некоторых это оказывалось единственной возможностью прокормиться. Конечно, можно было бы наняться прислугой в хороший дом, но не у каждой девушки это получалось. В восемнадцатом веке знать использовала бесплатную рабочую силу, крепостных. А нанимали, преимущественно, иностранок для обучения детей языкам.
Петербург стал «центром притяжения». Как мы знаем, и литературная Сонечка жила на берегах Невы. Поскольку масштабы явления оказались впечатляющими, императрица Елизавета Петровна приказала создать «Калинкинский исправительный дом» — по названию деревни Каллина возле Фонтанки.
Поначалу это была шпалерная мануфактура, которая закрылась в 1727, затем на этом месте пылился архив Измайловского полка, и только потом – лечебное учреждение. Его главной целью было приводить в порядок здоровье «камелий».
Болели они помногу, и оттого продолжительность жизни была невысокой. В лучшем положении оказывались те, кому удавалось переехать из своей комнатки в дом богатого купца, или дворянина. Заручиться поддержкой надолго и прочно.
Чтобы не привлекать высочайшего внимания, те дома, где проживали разнообразные Сонечки, называли витиевато: танцевальный дом, обеденный дом. Там действительно устраивали маскарады и танцы, приглашали гостей на обед. Самым известным в ту пору был дом Анны Фелкер, которую также называли «Дрезденша».
Поскольку Дрезденша «помогала» князю Голицыну и нескольким представителям Академии наук, чувствовала она себя весьма уверенно – расположилась в паре кварталов от Зимнего дворца! Когда же Елизавете Петровне стало известно о таком соседстве, гнев её был велик. Дрезденшу отправили в Петропавловскую крепость, её подопечных выгнали из столицы. Некоторых отправили в Сибирь.
А Екатерина II подписала «Устав городского благочестия», где отношение к Сонечкам было двойственным. С одной стороны, оно осуждалось. А с другой – главное, чтоб не болели, и не попадались на глаза императрице.
Но со временем стало очевидным, что запреты помогают мало. Наоборот, находятся всевозможные уловки, чтобы их обойти. Это понял Николай I , и с его подачи был создан Врачебно-полицейский комитет. Всем «Сонечкам» объявили – следует вставать на учёт, регулярно проверяться у врачей и получать особый «заменительный билет».
Любопытно, что прозвали его «желтым». А ведь на самом деле цвет документа был или бледно-розовым или обычным белым. Это со временем бумага желтела…
Когда явление удалось сделать более управляемым, пришли и к такой договоренности: дамы, вроде Дрезденши, могут открывать свои заведения. Но: никаких центральных улиц, и чтобы поблизости не было школ или церквей. Были ограничения и по возрасту для «Сонечек» — не младше 16.
Сначала за билетами в очередь не выстраивались. Но после нескольких показательных облав, каждая из камелий поняла – лучше уж встать на учёт. К 1896 году в Петербурге было зарегистрировано 4800 таких девушек. Некоторые из них получали шанс полностью изменить свою жизнь и даже выйти замуж.
Известно, что литературный критик Николай Добролюбов чуть не женился на девушке из «танцевального дома», но ему помешали друзья. А лейтенант Петр Шмидт, возглавивший восстание на «Очакове», осуществил задуманное до конца. Николай Некрасов в одном из своих произведений пылко воспел момент, когда девушка встала на путь исправления. Только это случалось нечасто.
Литература их любила. Весь девятнадцатый век поэты и писатели обращались к образу «погибшего, но милого созданья». Толстой в «Воскресении», Гоголь (правда, мельком, в «Невском проспекте»), Чернышевский в «Что делать», Крестовский в своих знаменитых «Петербургских трущобах», и, разумеется, Достоевский, рисовали двойственный портрет «Сонечки»: доброй и честной.
Такая поэтизация многим не нравилась, ведь получалось, что этот образ жизни получал оправдание.
Врачебно-полицейский комитет отменили после февральской революции. Но камелии и без того почти исчезли – после войны у населения было туго с деньгами, да и количество молодых мужчин сильно сократилось. Сонечки возродились во времена НЭПа. Но, как мы знаем, эта глава отечественной истории, была весьма короткой.
