— Я не совсем поняла, повтори, пожалуйста, — Саша медленно поставила свою чашку с остывшим чаем на стол. Звук фарфора о дерево показался оглушительно громким в вечерней тишине кухни.
Кирилл, ее муж, не поднял глаз от телефона. Он лениво листал какую-то ленту новостей, и отблески экрана играли на его скулах.
— Юбилей мамы. Ты же знаешь, ей пятьдесят пять исполняется через месяц. Ресторан, ведущий, фотограф… В общем, все расходы пока на тебе. Я же временно не у дел.
Он произнес это так буднично, словно просил купить хлеба по дороге домой. Саша почувствовала, как внутри все сжалось в ледяной комок. Не у дел. Это «временно» длилось уже пятый месяц. После того как Кирилл с громким скандалом ушел с должности заместителя начальника отдела логистики, он сбавил обороты и погрузился в состояние, которое сам называл «творческим поиском». На практике это означало долгий сон, компьютерные игры и периодический просмотр вакансий с выражением вселенской скорби на лице.
— Кирилл, мы это уже обсуждали. У Тамары Викторовны юбилей, а не у меня. У нее есть ты, у нее есть Зоя. Почему я должна оплачивать праздник на пятьдесят человек?
— Потому что мы семья, — он наконец оторвался от телефона и посмотрел на нее. В его взгляде не было вины или неловкости. Только легкое, почти снисходительное удивление, будто она сказала какую-то глупость. — Зойка сейчас в декрете, у них с мужем ипотека. Я, как ты выражаешься, «не у дел». А ты у нас работаешь, получаешь хорошо. Кто, если не ты?
Саша глубоко вздохнула, пытаясь унять подступающее раздражение. Она работала главным бухгалтером в крупной строительной компании. Работа была нервной, ответственной, забирала все силы. Она приходила домой и хотела тишины, а не обсуждения банкетов для свекрови.
— Моя хорошая зарплата уходит на нашу жизнь. На аренду этой квартиры, на продукты, на твою новую куртку, на бензин для твоей машины. У нас нет свободных ста пятидесяти тысяч, Кирилл. А именно в такую сумму, я помню, Тамара Викторовна хотела уложиться.
— Ну, найди, — он пожал плечами и снова уткнулся в телефон. — Ты же у нас финансовый гений. Для тебя это не проблема. Мама так ждет. Она всю жизнь на нас с Зойкой положила, неужели она не заслужила один нормальный праздник? Ты ее не уважаешь, что ли?
Последний вопрос был ударом под дых. Дешевым, но действенным. Саша замолчала. Конечно, она уважала Тамару Викторовну. Но ее уважение не конвертировалось в пачки купюр для оплаты капризов.
Свекровь была женщиной внушительной и по-своему яркой. Бывшая заведующая большим универмагом, она сохранила начальственные замашки и умение говорить так, что отказать было практически невозможно. Ее речь лилась плавно, изобилуя уменьшительно-ласкательными суффиксами, которые, однако, не смягчали, а лишь подчеркивали стальной тон. «Сашенька, деточка, ну что же ты в этих джинсах все время, ты же девочка, надень платьице», «Кирюша, сыночек, что-то ты похудел, жена тебя совсем не кормит?» — эти фразы летели, как отравленные дротики, обернутые в бархат.
На следующий день позвонила сама Тамара Викторовна. Саша сразу поняла, что Кирилл уже успел пожаловаться.
— Сашенька, солнышко, как твои дела? Не отвлекаю? — заворковала свекровь в трубку.
— Здравствуйте, Тамара Викторовна. Нет, я на обеде.
— Ой, хорошо, что застала. Я тут, знаешь, по какому вопросу… Мы с Зоенькой вчера меню для банкета составляли. Ты же любишь жульен с грибами? Я специально попросила его включить. И еще твой любимый салат с креветками.
Саша молчала. Она ненавидела жульен, а креветки не ела с детства из-за аллергии. Свекровь это прекрасно знала.
— Мы тут прикинули смету… Выходит, конечно, не три копейки, — она сделала трагическую паузу. — Но что делать, юбилей раз в жизни! Кирюша сказал, что вы с ним все обсудили и вопрос закрыт. Я так рада, доченька! Я знала, что на тебя можно положиться. Ты у нас такая умница, такая опора для семьи! Не то что некоторые…
Саша представила, как Тамара Викторовна сидит сейчас в своем кресле, обложенная подушками, с идеальной прической, волосок к волоску, и плетет свои сети.
— Тамара Викторовна, Кирилл вам не совсем верно передал наш разговор. У нас нет таких денег. Я не смогу оплатить ваш праздник.
В трубке на несколько секунд повисла звенящая тишина. Потом голос свекрови изменился. Бархат исчез, осталась только сталь.
— Что значит «нет денег»? Ты, я посмотрю, неплохо получаешь. На себя-то у тебя деньги есть. И на отдых ваш заграничный в прошлом году были. А на мать, которая его родила и воспитала, значит, нет?
— Мы ездили на отдых, когда Кирилл еще работал, и мы копили на это полгода, — терпеливо объяснила Саша, чувствуя, как начинает болеть голова.
— Неблагодарная, — отрезала Тамара Викторовна и бросила трубку.
Вечером дома Сашу ждал ледяной шторм. Кирилл не просто злился, он был в ярости.
— Ты унизила мою мать! Она мне звонила вся в слезах! Как ты могла? Она же для тебя старалась, жульены твои любимые заказывала!
— Кирилл, я не люблю жульены. И у меня аллергия на креветки.
— Да при чем тут жульены?! — взорвался он. — Дело в отношении! Ты просто зажала денег для моей семьи! Ты считаешь их копейками, да? Признайся, ты считаешь себя лучше нас, потому что больше зарабатываешь?
Он ходил по комнате, размахивая руками. Саша сидела на диване и смотрела на него, как на чужого. Тот ласковый и немного ленивый мужчина, за которого она выходила замуж три года назад, куда-то исчез. На его месте был этот — злой, обвиняющий, с искаженным от гнева лицом.
— Я просто считаю свои деньги, которые зарабатываю тяжелым трудом. И не хочу спускать их на показуху. Твоя мама хочет не праздник, она хочет пустить пыль в глаза своим подругам.
— А даже если и так! Она это заслужила!
— Тогда пусть оплатит это из своего кармана. Или ты. Или вы с Зоей пополам.
— Я же сказал, я не работаю! — он остановился перед ней, нависая сверху. — Ты специально меня этим попрекаешь! Тебе доставляет удовольствие видеть меня в таком положении!
Саша встала. Она устала.
— Нет, Кирилл. Мне не доставляет это никакого удовольствия. Мне больно и обидно. Я думала, мы партнеры. А получается, я просто удобный кошелек.
Она ушла в спальню и закрыла дверь. Ночью Кирилл не пришел. Он спал на диване в гостиной, и это было красноречивее любых слов.
Следующие несколько дней превратились в ад. Кирилл с ней не разговаривал, демонстративно питался пельменями из пачки, хотя холодильник был полон еды, приготовленной Сашей. Он громко вздыхал, когда она проходила мимо, и вел долгие, полные трагизма беседы по телефону с матерью и сестрой, нарочито громко, чтобы Саша слышала каждое слово.
Потом в атаку пошла Зоя. Она написала Саше длинное сообщение в мессенджере.
«Саша, я всегда считала тебя умной женщиной, но сейчас я в тебе глубоко разочаровалась. Мама из-за тебя на таблетках сидит, у нее давление скачет. Ты понимаешь, что доводишь пожилого человека? Неужели твои деньги стоят ее здоровья? Отец умер рано, она нас с Кириллом одна тянула, на трех работах вкалывала, чтобы у нас все было. А ты теперь из-за каких-то бумажек готова ее в гроб вогнать. Если с ней что-то случится, это будет на твоей совести».
Саша читала и чувствовала, как по спине ползет холод. Это была уже не просто манипуляция. Это был откровенный шантаж. Она заблокировала номер Зои, но сообщение еще долго стояло перед глазами.
Она пыталась поговорить с Кириллом еще раз. Спокойно, без обвинений.
— Кирилл, давай сядем и посчитаем. Может, можно сделать праздник скромнее? Не в самом дорогом ресторане. Без ведущего. Просто посидеть семьей.
— Что значит скромнее? — он посмотрел на нее с презрением. — Ты предлагаешь моей матери отметить юбилей в какой-то забегаловке? Чтобы ее подруги потом за спиной шептались, что дети на ней сэкономили? Никогда. Будет так, как хочет мама, или никак.
— Хорошо. Тогда «никак» — это ваш с Зоей выбор. Я в этом не участвую.
Конфликт зашел в тупик. Атмосфера в доме стала невыносимой. Саша стала задерживаться на работе, лишь бы позже приходить домой. Она брала дополнительную нагрузку, отчеты, чтобы занять голову цифрами, а не мыслями о рушащемся браке.
Однажды, в субботу, когда Кирилл уехал «помогать маме», Саша решила сделать генеральную уборку. Ей нужно было выплеснуть накопившееся напряжение. Разбирая бумаги на общем компьютерном столе, она случайно смахнула стопку старых журналов. Из-под них выпала тонкая папка. Саша подняла ее. Это были банковские выписки. На имя Кирилла.
Любопытство боролось с чувством такта, но последние недели убили в ней всякое желание быть деликатной. Она открыла папку. Выписки были за последние полгода. На накопительном счете ее мужа лежала сумма. Почти семьсот тысяч рублей.
Саша села на стул. Воздух вышибло из легких. Семьсот тысяч. Это была его «подушка безопасности», о которой он ей никогда не говорил. Деньги, которые он откладывал, еще когда работал. Деньги, которые он предпочел скрыть, заставляя ее в одиночку тащить на себе все расходы. Деньги, которых с лихвой хватило бы на пять таких юбилеев.
В голове проносились обрывки фраз: «Я пока не у дел», «Кто, если не ты?», «Ты просто зажала денег». Ложь. Все было ложью. Унизительной, наглой, расчетливой ложью. Дело было не в отсутствии денег. Дело было в том, что он принципиально не хотел тратить свои. Он хотел тратить ее.
Когда Кирилл вернулся, веселый и расслабленный после обеда у мамы, Саша ждала его в гостиной. Она молча положила перед ним на стол папку с выписками.
Он замер. На его лице промелькнула тень паники, но он быстро взял себя в руки.
— А, это… — он попытался улыбнуться. — Это мой НЗ. На черный день.
— Черный день настал, Кирилл. Он длится уже пять месяцев, пока я одна оплачиваю нашу жизнь.
— Не преувеличивай. Это деньги на серьезное дело, на будущее. Я не собирался тратить их на всякие праздники.
«На всякие праздники». Саша криво усмехнулась. Так вот какова цена маминого «священного» юбилея, когда речь заходит о его собственных сбережениях.
— Значит, тратить мои деньги на «всякие праздники» — это нормально. А свои — нет. Я все правильно поняла?
— Саша, это другое! — он начал злиться, понимая, что его загнали в угол. — Это мои личные сбережения!
— А моя зарплата, видимо, наши общие. Особенно та ее часть, которая уходит на твои нужды. Знаешь, Кирилл, я все думала, что не так в нашей семье. А теперь поняла. Ты меня не любишь. Ты меня даже не уважаешь. Я для тебя — функция. Ресурс. Удобное приложение к твоей жизни.
Она говорила тихо, почти безэмоционально. Вся боль и обида перегорели, оставив после себя только холодную, звенящую пустоту.
— Что за чушь ты несешь? — он попытался обнять ее, но она отстранилась.
— Это не чушь. Это правда, которую ты мне сегодня открыл. Спасибо тебе за это.
Всю следующую неделю Саша жила как в тумане. Она нашла риелтора, сняла себе небольшую однокомнатную квартиру недалеко от работы. Спокойно, методично собрала свои вещи. Кирилл наблюдал за этим с мрачным недоумением. Он, кажется, до последнего не верил, что это происходит на самом деле. Он думал, она просто его пугает.
Когда приехала машина, чтобы забрать ее коробки, он встал в дверях.
— Ты серьезно? Из-за какого-то юбилея? Ты рушишь семью из-за денег?
Саша посмотрела на него.
— Нет, Кирилл. Я спасаю себя. От тебя, от твоей лжи, от твоей семьи, которая видит во мне только кошелек. Юбилей был просто лакмусовой бумажкой, которая показала истинное положение вещей.
Она обошла его и вышла из квартиры, в которой прожила три года. На улице моросил мелкий октябрьский дождь. Саша вдохнула сырой, холодный воздух и впервые за много недель почувствовала облегчение.
Через месяц ей на старый номер, который она еще не успела сменить, пришло сообщение от Зои. Фотография из ресторана. В центре — сияющая Тамара Викторовна в окружении подруг и детей. Столы ломились от яств. Подпись гласила: «А мы все равно отпраздновали! И без тебя обошлись. Кирилл оказался настоящим мужчиной и сыном, не то что некоторые жены».
Саша посмотрела на фото, на счастливое лицо Кирилла рядом с мамой. Он заплатил. Он нашел деньги, когда понял, что другого источника финансирования больше нет. Она усмехнулась, удалила сообщение и заблокировала номер.
Она сидела в своей маленькой, но уютной кухне, пила горячий чай и смотрела в окно на огни большого города. Душа не развернулась. Она медленно, болезненно, но возвращалась к себе. И это было гораздо важнее.
