Пётр Ильич Чайковский был и остаётся фигурой в русской музыке, величину которой переоценить попросту невозможно. Его имя известно во всём мире, а биография и подробности жизни композитора до сих пор вызываю живейший интерес потомков, как и его нетрадиционная ориентация.
А ведь был в его судьбе довольно долгий период общения с одной женщиной, Надеждой фон Мекк, которой композитор, почти не таясь, поверял все свои тайны. Это был очень странный роман, финалу которого не суждено было стать счастливым.
Музыка всему виной
Всё началось с того, что Надежда фон Мекк, вдова железнодорожного магната Карла Фёдоровича фон Мекка, хозяйка нескольких домов в Москве, подмосковной усадьбы Плещеево и виллы в Ницце заказала Петру Чайковскому аранжировку. А после того, как композитор выполнил её просьбу, написала ему восторженное благодарственное письмо. В нём она описывала, какие чувства вызывает в ней музыка, написанная Чайковским, насколько ей приятнее и легче жить, благодаря его творениям.
Пётр Ильич в своем ответе был довольно сдержан, но отмечал, насколько для него важны слова признания со стороны ценителей искусства. После этого Надежда фон Мекк заказала ещё одну аранжировку, потом ещё… и каждое новое письмо её к композитору было теплее и ярче предыдущего. Она на самом деле наслаждалась, садясь за фортепиано, эмоции же просто переполняли её, и тогда она писала письма Чайковскому.
Они были такими страстными, наполненными дружеским (или не совсем дружеским?) участием и даже нежностью. Кажется, ни сам Чайковский, ни его поклонница не заметили, как из обращения их в письмах ушли официальные «милостивый государь» и «милостивая государыня», зато появились более тёплые «милый, дорогой мой друг». И в конце непременно были заверения в преданности и «целую ваши руки».
Любовь без свиданий
Трудно сказать, что испытывали эти два человека друг к другу, но полноценных свиданий у них не было. Были только письма, да пара встреч, во время которых они так и не нашлись, что сказать друг другу. А ведь их послания были весьма многословны. В них они поверяли свои тайны, делились сомнениями и горестями, высказывали сочувствие, ободряли и поддерживали. Впрочем, больше это касалось всё же Надежды фон Мекк.
Она была старше композитора на 9 лет, у неё имелось 11 детей, но разве могла она что-то сделать с чувствами, которые вызывала в ней его музыка, да и сам Пётр Ильич, кажется, не оставил её равнодушной. Иначе зачем бы она просила его прислать свою фотографию, при том, что две у неё уже было? Но Надежда фон Мекк хотела получить снимок именно от него, желая на нём увидеть отблески вдохновения, позволявшего Чайковскому создавать потрясающую музыку.
Впрочем, письмами к Петру Ильичу Надежда фон Мекк вовсе не ограничивалась. Она поддерживала его финансово, причем не просто ссужала деньгами, а оказывала регулярную ежегодную помощь в размере 6000 рублей, что по тем временам было суммой весьма внушительной. А вот лично они так никогда и не встретились. Точнее, две их мимолётные встречи трудно назвать даже полноценным личным знакомством.
В первый раз их экипажи остановились рядом в винницком имении Надежды фон Мекк, куда композитор прибыл на отдых по её личному приглашению. Они лишь раскланялись друг с другом и разъехались в разные стороны. А потом богатая вдова пригласила его в театр, где сама она была с семьёй. Так в этот раз Чайковский к ней даже не подошёл, только издалека и тайком разглядывал её в бинокль.
Пройдёт время, и Надежда фон Мекк напишет своему «милому другу» о том, как страстно мечтала она когда-то с ним познакомиться. Но чем дольше длился их «эпистолярный роман», тем больше она боялась знакомства. И в результате она решила просто восхищаться его музыкой и думать о нём, великом композиторе. Ей казалось: слушая произведения Чайковского, она живёт его чувствами.
Она отчаянно переживала, узнав о готовящейся свадьбе Петра Ильича, а после того, как он совершенно разочаровался в браке, она снова писала композитору о своём сочувствии и сопереживании его боли. Но одна из последних фраз выдавала истинное отношение Надежды фон Мекк с головой: «А чего бы я не дала за Ваше счастье!»
Но Пётр Чайковский предпочёл и в этот раз не расслышать в словах своей благодетельницы ничего, кроме поддержки. Она стеснялась говорить открыто и просить о встрече. Он предпочитал не проявлять инициативы. Впрочем, мог ли он испытывать к Надежде фон Мекк какие-то чувства, кроме благодарности?
Ему было вполне достаточно переписки и, конечно, её финансовой помощи, позволявшей сводить концы с концами. И ещё он посвящал ей музыку, в частности, произведение, которое сам он считал лучшим – свою Четвёртую симфонию.
А потом Надежда фон Мекк написала Петру Чайковскому о том, что больше не имеет возможности помогать ему деньгами. Композитор, конечно, был обескуражен, он попытался вернуть расположение своей верной поклонницы, даже стал интересоваться через знакомых её делами. Но она больше не писала ему нежных писем, не проявляла никакого участия в его судьбе. И, кажется, дело было вовсе не в деньгах или, по крайней мере, не только в них.
