— Ты точно всё забрала?
Голос мужа, Дмитрия, ворвался в спальню, заставив Карину вздрогнуть. Она стояла посреди комнаты свекрови, заставленной коробками, и не могла отвести глаз от стены.
Там, под уродливым, пыльным чехлом из плотной черной ткани, висело оно. Сокровище.
— Да, милый, почти, — бросила она через плечо, а сама мысленно проклинала этот кусок бархата. Какое кощунство — прятать такую красоту.
Она видела его лишь однажды, мельком, неделю назад. Когда Елизавета Аркадьевна, её свекровь, протирала пыль и на секунду сняла чехол. Старинное, в тяжелой раме из потемневшего серебра, с витиеватым узором из плюща.
Стекло было идеально гладким, без единого пятнышка, и таким чистым, что казалось, смотришь не в отражение, а в окно другого, лучшего мира.
— Какая вещь… — выдохнула тогда Карина, не сумев скрыть восхищения. — Зачем вы его прячете?
Елизавета Аркадьевна тогда как-то странно побледнела, ее пальцы судорожно сжали тряпку.
— Старое оно. Память тяжелая. Не для чужих глаз.
И тут же набросила ткань обратно, с такой поспешностью, будто боялась, что зеркало обожжет ее взглядом. Глупая, суеверная женщина.
Оно просто создано для меня. Эта мысль билась в голове Карины весь тот месяц, что они с Димой жили у его родителей, пока в их новой квартире шел ремонт. Она даже пыталась заговорить о зеркале с мужем.
— Дим, а что это за зеркало у твоей мамы в комнате? Такое красивое.
— А, это… — он нахмурился, словно пытаясь что-то вспомнить. — Да барахло какое-то старинное. Мать над ним трясется, говорит, семейное. По-моему, просто предрассудки.
И теперь, в день их отъезда, она знала, что не уедет без него.
— Карин, ну ты идешь? Отец уже машину подогнал, — Дима заглянул в комнату. — Давай я эту коробку заберу.
— Иди, я сейчас, только сумочку найду, кажется, под кровать закатилась, — она выдавила самую милую из своих улыбок.
Как только его шаги затихли в коридоре, она метнулась к стене. Руки слегка дрожали. Быстро сдернула черный чехол, брезгливо отбросив его на кровать.
Зеркало блеснуло ей в ответ.
Она на секунду загляделась на свое отражение. Красивая. Успешная. Достойная таких вещей. Не то что ее свекровь, которая всю жизнь прячет сокровище под тряпкой.
Карина аккуратно сняла зеркало с крючка. Оно было тяжелее, чем казалось. Холодное, как кусок льда. Она быстро завернула его в свой кашемировый палантин и сунула в большую хозяйственную сумку, на самое дно, под пакет с постельным бельем.
Пустое место на стене она тут же завесила старым календарем. Сердце колотилось где-то в горле.
Через час они уже были в своей новенькой, пахнущей краской квартире. Пока Дима и его отец таскали коробки, Карина первым делом достала свою добычу.
Она повесила зеркало в прихожей, напротив входной двери. Идеально. Комната сразу стала выглядеть дороже, изысканнее.
— Ну, с новосельем нас! — Дима вошел, обнял ее сзади и чмокнул в щеку. — Ого, а это откуда? Неужели…
— Представляешь, твоя мама подарила! — нашлась Карина, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Сказала, на счастье в новом доме. Видимо, решила, что мне оно нужнее.
Муж удивленно хмыкнул, но в глазах его промелькнуло сомнение.
— Странно. Она говорила, что оно никогда не покинет ее дом. Ну… раз подарила, значит, так.
Вечером, когда они легли спать, Карине не спалось. Она встала попить воды и, проходя по коридору, бросила взгляд на зеркало. Лунный свет падал на него из окна, и серебряная рама тускло поблескивала.
Она подошла ближе, вглядываясь в свое сонное отражение. И вдруг ей показалось, что фигура в зеркале шевельнулась сама по себе.
Отражение на секунду отстало от ее движения.
Карина резко мотнула головой. Нет, бред. Просто устала за день. Переезд, коробки, вся эта суета.
Она вернулась в кровать, но ощущение чужого взгляда из коридора не покидало ее до самого утра.
Первые недели прошли в эйфории. Карина любовалась зеркалом каждый раз, проходя мимо. Оно было центром ее нового мира, символом ее маленькой, но важной победы.
А потом начались странности. Медленно, почти незаметно.
Сначала — шикарная орхидея, которую она поставила на столик рядом с зеркалом, завяла за одну ночь, превратившись в сухой гербарий. Потом начали тускнеть волосы. Карина списывала это на стресс и новые шампуни.
Затем она начала хуже выглядеть. Нет, не так. Она чувствовала себя красивой, но отражение в проклятом зеркале говорило об обратном. Только в нем.
В зеркале в ванной — свежая, отдохнувшая женщина. В витрине магазина — стильная красотка. А в серебряной раме — изможденное существо с тусклой кожей, мелкими морщинками у глаз и темными кругами под ними.
— Ты как-то побледнела, — заметил Дима за ужином недели через три. — Не заболела?
— Всё отлично, просто новый тональный крем неудачный, — отмахнулась она.
Но она знала, что дело не в креме. Зеркало будто высасывало из нее краски, жизненную силу. Она стала раздражительной, срывалась на коллег. Важный проект, который она вела несколько месяцев, застопорился.
— Ты в последнее время какая-то рассеянная, — процедил начальник. — Соберись, иначе я передам дело другому.
Дома она сорвалась на мужа.
— Почему ты на меня так смотришь? Думаешь, я неудачница?
— Карин, что с тобой? Я просто волнуюсь. Ты почти не спишь, дергаешься от каждого звука. Может, вернем это зеркало моей матери? С тех пор как оно здесь, ты сама не своя.
— Не смей! — закричала она, сама испугавшись своей реакции. — Оно мое!
Сон стал для нее роскошью. Каждую ночь ей казалось, что из коридора доносятся тихие шаги. Она вставала, шла проверять, и видела лишь свое отражение, которое, как ей казалось, становилось все четче и ярче на фоне ее собственного угасания.
Однажды ночью она проснулась от звона. На кухне на полу лежал разбитый вдребезги стакан.
— Я же ставил его на самый край сушилки, — бормотал сонный Дима, подметая осколки. — Наверное, сам упал.
Но Карина знала — не сам. В ту ночь, перед сном, она видела, как ее отражение в зеркале сделало жест, будто смахивая что-то со стола.
Она подошла к зеркалу с твердым намерением снять его. Протянула руки к раме… и отдернула их, как от огня. Серебро было ледяным, обжигающим холодом.
— Не трогай, — прошептал кто-то.
Она обернулась. В квартире было пусто. Звук шел из ее головы? Или… оттуда? Она снова посмотрела на свое отражение. Оно было неподвижно. Но в глубине темного стекла, за ее плечом, она увидела тень. Расплывчатый, темный силуэт.
Карина закричала.
В ту ночь ее отражение впервые улыбнулось.
Карина рухнула на пол, отползая назад. Она больше не подходила к нему. Два месяца она жила, как в тумане.
Последней каплей стал обычный вечер.
Дима вернулся с работы уставший, но улыбался. Он подошел, чтобы обнять ее, но остановился напротив зеркала. Карина стояла рядом, но он смотрел не на нее. Он смотрел на ее отражение.
Его взгляд потеплел.
— Вот она. Моя Карина. А то я уж начал скучать по твоей улыбке.
Сердце Карины пропустило удар. Она не улыбалась. А вот отражение… Оно сияло. Оно смотрело на ее мужа с такой нежностью и любовью, на которую сама Карина сейчас была не способна.
Дима шагнул к зеркалу и протянул руку.
— Ты чего такая холодная? — спросил он, его пальцы коснулись ледяной поверхности стекла. Он думал, что гладит ее по щеке.
И в этот момент внутри Карины что-то оборвалось.
Оно не просто мучило ее. Оно хотело занять ее место.
Всё. Хватит.
Страх никуда не делся. Но поверх него выросла ярость. Она дождалась, когда Дима уснет. Сняла зеркало со стены.
Оно снова было невыносимо холодным. Она засунула его в тот самый черный, пыльный чехол, замотала сверху скотчем и, волоча тяжелую ношу, вышла из квартиры.
Дверь открылась не сразу. На пороге стояла Елизавета Аркадьевна. Увидев Карину и сверток в ее руках, она не удивилась. В ее глазах была лишь безграничная, смертельная усталость и… страх.
— Я знала, — прошептала она, впуская ее. — Я знала, что ты его заберешь.
Карина бросила сверток на пол.
— Заберите. Оно… оно живое.
Она рухнула на колени и, задыхаясь от рыданий, рассказала все. Свекровь слушала молча. Потом налила в рюмку валерьянки и протянула ей.
— Она не знала, почему в нашей семье его всегда держали накрытым плотной черной тканью… — прошептала свекровь.
— Оно создает копию. Двойника. Оно выбирает того, кто смотрится в него с жадностью. И начинает подпитываться им, создавая в зазеркалье идеальную версию тебя.
Ту, какой ты хочешь казаться. А ты здесь, в этом мире, превращаешься в бледную тень. Когда двойник становится сильнее, он меняется с тобой местами. А ты остаешься там. Навсегда.
— Ваша прабабка… — начала Карина.
— Да. Она осталась там. А ее место заняло… оно. Холодное, красивое, пустое существо. Моя бабушка это поняла, когда нашла ее дневник. Она и придумала, как его усыплять. Но это не навсегда. Каждое полнолуние его нужно снова… обрабатывать.
Елизавета Аркадьевна достала из шкатулки флакон с темной жидкостью.
— Мы боялись его уничтожить. Бабушка писала, что тогда тварь из зазеркалья вырвется на свободу.
Она осторожно развернула сверток и, не глядя в стекло, тщательно протерла раму и поверхность тряпочкой.
— Ты его разбудила. Связь создана. Оно будет тянуть тебя. Искать. Теперь ты его видишь.
Карина вернулась домой под утро. Дмитрий был в ярости. В его глазах она впервые увидела не любовь, а холодное подозрение. Зеркала в доме больше не было, но Карина продолжала чувствовать его присутствие.
Эпилог
Прошло полгода.
В квартире Карины и Дмитрия не осталось отражающих поверхностей. Большое зеркало сменила вешалка. Дверцы шкафа заклеили матовой пленкой. Она научилась жить наощупь.
Отношения с Димой превратились в хрупкое перемирие. Ложь о «подарке» так и не раскрылась. Но правда была не нужна — трещина между ними стала глубже любой правды.
Приглашение на юбилей свекра стало пыткой.
За праздничным столом все смеялись.
— А помнишь, Димка, какая Карина была в первое время после переезда? — весело сказал свекор. — Прямо светилась вся!
Дима кивнул, и на его лице промелькнула тень тоски.
— Помню, пап. Она тогда была… другой.
Ее муж. Ее свекор. Они скучали по ней. По той, другой.
Она вышла на кухню. Елизавета Аркадьевна мыла посуду.
— Тяжело тебе? — спросила она.
— Оно не отпускает.
— Оно и не отпустит. Оно помнит тебя. Ты должна быть сильнее. Каждый день.
Возвращаясь к столу, Карина поймала свое отражение в темном стекле выключенного телевизора.
На секунду ей показалось, что из глубины экрана на нее смотрит не измученное лицо, а спокойное и насмешливое. То самое, с улыбкой.
Она резко моргнула. Наваждение исчезло.
Поздно вечером, когда они ехали домой, Дима съехал на обочину.
— Я люблю тебя. Но иногда… мне кажется, что я смотрю на тебя и не узнаю. Словно ты постоянно играешь какую-то роль.
Карина посмотрела ему в глаза.
— Я здесь. И я настоящая, — сказала она твердо. — Со всеми своими недостатками и страхами.
А идеальных людей не бывает, Дим. Они существуют только в отражениях.
Он долго смотрел на нее, а потом медленно кивнул. Он не понял. Но захотел поверить.
Она победила в ту ночь. Но настоящая битва ждала ее впереди. Битва не с монстром из зазеркалья, а с его идеальным образом, поселившимся в памяти ее близких.
Битва за право быть собой — уставшей, несовершенной, но живой. И каждую ночь, засыпая, она видела во сне темное стекло и пару насмешливых глаз, терпеливо ждущих ее ошибки.
