— Ты переделал мой кабинет в пивную для своих дружков, пока я была у мамы?! Ты серьёзно думаешь, что я буду работать на кухне, пока вы тут смотрите футбол?! — Алла стояла на пороге комнаты, и её голос был абсолютно ровным. Ни единой нотки удивления или возмущения. Просто констатация факта, холодная и острая, как скальпель.
Игорь, сияющий, как начищенный самовар, сделал широкий, приглашающий жест рукой. Он не уловил этого тона. Или не захотел уловить. Его распирало от гордости и предвкушения восторгов.
— Ну, не пивную, а лаундж-зону! Гляди! Классно же?
Алла медленно, с какой-то отстранённой тщательностью, обвела взглядом бывшее святилище своего фриланса. Место, где она проводила по десять часов в день, генерируя идеи, составляя отчёты и зарабатывая деньги, которые покрывали добрую половину их семейного бюджета, включая кредит на огромный телевизор в спальне. Того мира больше не существовало. Вместо её удобного эргономичного кресла, подобранного специально для больной спины, у стены стоял громоздкий диван из тёмно-коричневого кожзаменителя, уже издававший характерный запах дешёвой химии. Её большой письменный стол, заваленный черновиками и стикерами, исчез. Его место заняла массивная барная стойка из тёмного лакированного дерева, отражавшая тусклый свет.
— Это я сам собирал, представляешь? — с мальчишеским задором продолжал Игорь, похлопывая по липкой на ощупь столешнице. — А вот это — венец творения!
Он щёлкнул тумблером, и над стойкой вспыхнула неоновая вывеска «Igor’s Pub». Болезненное малиновое свечение залило комнату, превращая её в дешёвую пародию на придорожный бар. Но апогеем всего этого архитектурного безумия был пивной кран, вмонтированный прямо в стойку. Настоящий, с хромированной ручкой.
— Кег внизу, в тумбе. Представляешь, как пацаны обзавидуются? Никаких больше банок и бутылок. Свежее, разливное, прямо дома!
Он ждал её реакции, улыбаясь во весь рот. Ждал, что она ахнет, рассмеётся, может, пожурит его для вида, но в итоге оценит масштаб и гениальность замысла. Ведь он старался для семьи! Для их общего досуга!
Алла молчала. Её мозг работал с холодной точностью компьютера, обрабатывающего данные. Она не слушала его восторженный лепет. Она сканировала. Вот пятно от лака на паркете. Вот царапина на стене, где они выносили её стол. Вот дыра в обоях, куда он прикрутил свою дурацкую вывеску. Её рабочий компьютер, монитор, принтер — ничего этого не было видно. Вероятно, всё это было свалено где-то в кладовке, как ненужный хлам.
Она сделала шаг внутрь. Воздух пах лаком, кожзамом и чем-то ещё — едва уловимым запахом пролитого пива. Видимо, систему уже успели протестировать. Её взгляд, лишённый всяких эмоций, скользнул по Игорю. По его довольному, раскрасневшемуся лицу, по футболке с логотипом пивного бренда, по его самодовольной позе хозяина жизни, который только что совершил нечто великое. И в этот момент она не почувствовала ни злости, ни обиды. Только холодную, кристально чистую ясность. Она смотрела на совершенно чужого ей человека. На инфантильного, эгоистичного мужчину, который разрушил её рабочее пространство, её источник дохода и стабильности, ради сомнительного удовольствия поить друзей пивом.
— Алла? Ну, ты чего молчишь? — его улыбка начала понемногу увядать. До него наконец стало доходить, что оглушительной овации не будет. — Не нравится, что ли? Это же временно всё можно переиграть, если что…
Она не ответила. Не удостоила его даже взглядом. Она медленно, словно изучая экспонат в музее современного искусства, ещё раз оглядела комнату. Зафиксировала в памяти каждую деталь этого вторжения. Затем, с той же неспешной грацией, развернулась на каблуках и вышла. Её шаги по коридору были ровными и чёткими. Она шла в их общую спальню. Игорь остался один в своём малиновом раю, растерянно глядя ей вслед, совершенно не понимая, что тихий щелчок её каблуков по паркету был звуком взводимого курка.
Игорь вошёл в спальню следом за ней, уже немного раздосадованный. Его триумф сдулся, как проколотый воздушный шарик. Он ожидал чего угодно: криков, упрёков, может быть, даже слёз, после которых можно было бы великодушно её утешить и объяснить всю гениальность своего плана. Но это холодное, презрительное молчание выбивало из колеи. Он застал её стоящей спиной к нему, перед комодом, на котором возвышался его личный алтарь — гигантская чёрная панель телевизора диагональю с крыло небольшого самолёта. Его гордость.
— Ну и что это было? — начал он, стараясь, чтобы его голос звучал снисходительно, а не растерянно. — Обиделась, что ли? Я же для нас старался, для…
Он не договорил. Алла, не обращая на него никакого внимания, наклонилась и с методичной точностью начала вытаскивать из розеток провода. Сначала — толстый силовой кабель телевизора, затем — тонкие шнуры игровой приставки, аккуратно уложенные вдоль плинтуса. Щелчок вынимаемой вилки прозвучал в тишине комнаты оглушительно громко.
— Ты что делаешь? — Игорь напрягся, всё ещё не веря в происходящее.
Алла не ответила. Она обхватила руками гладкие бока огромного экрана. Телевизор был тяжёлым. Она с видимым усилием, кряхтя от напряжения, сняла его с комода. Её лицо ничего не выражало, только сосредоточенность, словно она выполняла сложное физическое упражнение. Аккуратно, чтобы не поцарапать паркет, она поставила чёрный прямоугольник на пол посреди комнаты. Затем выпрямилась, перевела дух и вернулась к комоду.
Следующей на пол отправилась его игровая приставка. Алла взяла её двумя руками, как поднос с драгоценной посудой, и положила рядом с телевизором. За ней последовали два геймпада, аккуратно размещённые по бокам. И, наконец, она взяла его святыню — высокую стопку дисков с играми в пластиковых боксах, которую он с гордостью демонстрировал друзьям. Она не швырнула их, не разбросала. Она просто сложила всю коллекцию в аккуратную гору у подножия мёртвого экрана. Композиция была завершена.
— Алла, ты в своём уме? Поставь всё на место. Немедленно, — в голосе Игоря зазвенел металл. Он сделал шаг к ней, но замер, когда она медленно повернулась.
На её лице играла лёгкая, едва заметная улыбка. Взгляд был ясным, а голос — спокойным, почти весёлым.
— Игорь, я поняла твою идею с перепланировкой. Блестящая мысль. Я тоже решила оптимизировать пространство, — сказала она, обводя спальню рукой, как риелтор, показывающий объект покупателю. — Смотри. Здесь больше не будет комода с твоими игрушками. Здесь будет моя гардеробная. Вот тут, — она ткнула пальцем в стену, — будут рейлы для одежды в два яруса. Здесь — полки для обуви и сумок. А вот тут, где сейчас стоит твой телевизор, идеально впишется большое зеркало в полный рост. Работать на кухне, конечно, не очень удобно, зато переодеваться будет — одно удовольствие.
До Игоря наконец дошёл весь масштаб катастрофы. Это была не истерика. Это был продуманный, хладнокровный ответный удар. Он смотрел то на неё, то на кучу своих сокровищ, унизительно сваленных на полу, и чувствовал, как внутри закипает ярость.
— Ты… ты что, серьёзно?
— Абсолютно, — кивнула Алла, и её улыбка стала шире. Она указала подбородком на кучу электроники и пластика. — А свои вещи можешь перенести в свою берлогу. Думаю, на барной стойке им найдётся место. Если, конечно, они тебе ещё нужны.
— Ты что, совсем сдурела? А ну верни всё на место! — ярость наконец прорвала плотину его растерянности. Голос Игоря сорвался на рычание. Это была уже не просьба. Это был приказ. Он шагнул к куче своих сокровищ, намереваясь схватить телевизор и водрузить его обратно на комод, восстановить нарушенный миропорядок.
Но он не успел. Алла сделала два быстрых, бесшумных шага и встала прямо между ним и его техникой. Она не раскинула руки, не приняла угрожающую позу. Она просто встала, выпрямив спину, и посмотрела на него. Прямо в глаза. Спокойно, твёрдо, без тени страха. Она превратилась в живую стену, и в её взгляде было столько холодной, непробиваемой решимости, что Игорь невольно затормозил. Толкнуть её? Он не мог. Это было бы пересечением какой-то невидимой, но абсолютно реальной черты. Он замер в метре от неё, сжимая кулаки до боли в костяшках.
— Я сказал, поставь всё на место, — процедил он сквозь зубы, чувствуя, как кровь стучит в висках.
— Я слышала, — ровным тоном ответила она. — Не поставлю. Это теперь моя территория. Для гардеробной.
— Какой, к чёрту, гардеробной?! Это спальня! Наша общая спальня! И это мой телевизор!
— Был твой, — поправила она с лёгкой, почти издевательской улыбкой. — Так же, как у меня был мой кабинет. Ты ведь не спросил меня, когда решил, что он тебе нужнее для твоей пивной. Ты просто сделал. Ты посчитал, что имеешь право. Я учусь у тебя, Игорь. Я тоже решила, что имею право. Право на удобную гардеробную.
Её логика была безупречной и оттого совершенно невыносимой. Она била его же оружием, и каждый удар попадал точно в цель. Он чувствовал себя идиотом, загнанным в угол собственными действиями.
— Это другое! — выкрикнул он, понимая, как жалко это звучит. — Я сделал зону отдыха для всех! Для нас! Чтобы друзья могли приходить, чтобы нам было где посидеть! Ты же сама вечно жаловалась, что мы никуда не ходим!
— Друзья? — переспросила Алла, и в её голосе прозвучало искреннее, почти научное любопытство. — Ты имеешь в виду твоего коллегу Виталика, который после третьего бокала начинает рассказывать пошлые анекдоты, и Лёху, который постоянно проливает пиво на диван? Это для них ты уничтожил место, где я зарабатываю деньги? Деньги, на которые, между прочим, куплен и этот телевизор, и твоя приставка, и кеги для твоего паба.
Это был удар ниже пояса. Удар, от которого у Игоря перехватило дыхание. Он всегда старался не думать об этом, но факт оставался фактом: фриланс Аллы приносил в семью больше, чем его стабильная зарплата менеджера.
— Ты… ты меня деньгами попрекаешь? — зашипел он. — Ты думаешь, только твоя работа важна? А то, что я хочу после своей грёбаной работы просто расслабиться, посмотреть с мужиками футбол, — это неважно? Весь мир должен крутиться вокруг твоих табличек и отчётов?
— Нет, Игорь. Не весь мир. Хотя бы одна комната в нашей общей квартире, — отрезала она. — Но ты решил, что твоё желание смотреть футбол с Лёхой важнее. Ты сделал свой выбор. Теперь я делаю свой. И в моём выборе нет места для твоей плазмы в спальне.
Напряжение достигло предела. Они стояли друг напротив друга, как два боксёра перед решающим раундом. Все аргументы были исчерпаны. Осталась только голая, неприкрытая враждебность. Игорь посмотрел на её непреклонное лицо, потом на унизительную груду своих вещей на полу, и его прорвало.
— Да пошла ты! Знаешь что? Раз тебе так мешает мой отдых, раз тебе так жалко места для моих друзей, то и живи тут одна в своей гардеробной! А я буду жить в своём баре! Ясно? Можешь забрать себе всю квартиру, мне хватит одной комнаты!
Он выпалил это в ярости, как последний, отчаянный ультиматум, ожидая, что она испугается, отступит. Но Алла даже не моргнула. Она внимательно выслушала его, слегка склонив голову набок, и когда он замолчал, на её лице снова появилась та самая спокойная, деловитая улыбка.
— Отлично, — произнесла она с пугающим энтузиазмом. — Прекрасная идея, дорогой. Именно этим мы и займёмся.
— Отлично, — повторила Алла, и в её голосе не было ни капли сарказма. Только деловая, ледяная энергия. — Раз договорились, не будем терять времени.
Игорь, всё ещё кипящий от собственной тирады, не успел даже осознать её слова, как она развернулась и решительно направилась к их общему шкафу-купе. Огромному, от пола до потолка, с зеркальными дверцами, в которых он на мгновение увидел своё искажённое, побагровевшее от злости лицо. Алла с усилием сдвинула тяжёлую створку. Внутри, на «его» половине, висели ровные ряды рубашек, висел костюм в чехле, лежали аккуратные стопки джинсов и свитеров. Символ их упорядоченной, ещё вчера казавшейся нормальной, совместной жизни.
Она не стала медлить. Её движения были быстрыми, точными и лишёнными всякой суеты. Она взяла первую вешалку с его любимой клетчатой рубашкой, сняла её со штанги и, не глядя, бросила на пол, прямо на груду его техники. Рубашка мягко накрыла угол телевизора. Затем полетела вторая, третья. Она не рвала вещи, не комкала их в ярости. Она просто выселяла их. Методично, безжалостно, как судебный пристав, описывающий имущество. Вот полетел серый кашемировый свитер, который она подарила ему на прошлый день рождения. Вот — стопка футболок, которые он носил дома. Вот — его единственный приличный костюм, который глухо шлёпнулся на пол, съехав с вешалки.
Игорь стоял как громом поражённый. Это было уже не символическое противостояние. Это было физическое уничтожение их общего пространства. Его личные вещи, его одежда, смешивались в одну унизительную кучу с его развлечениями, превращаясь в гору хлама посреди комнаты, которая ещё полчаса назад была их спальней. Он смотрел, как она опустошает его полки, как выкидывает его бельё и носки, и чувствовал, как внутри него что-то обрывается. Это был конец. Не просто ссоры — а чего-то большего.
И в этот момент ступор сменился слепой, ослепляющей яростью. Его мозг заработал с лихорадочной скоростью, ища ответный ход, такой же болезненный, такой же окончательный. И он нашёл. Её работа. Её святилище, которое он разрушил, но которое она пыталась воссоздать в другом месте. На кухне.
Не говоря ни слова, он развернулся и вихрем пронёсся мимо неё. Она даже не обернулась, продолжая своё дело. Он ворвался на кухню. Так и есть. На кухонном столе, рядом с вазочкой для соли, стоял её ноутбук. Рядом лежал открытый ежедневник, исписанный её аккуратным почерком, стопка каких-то бумаг и договоров. Её новый кабинет. Её хрупкая попытка сохранить свой мир в разрушающемся доме.
Он схватил ноутбук за крышку. В другой руке сгрёб в охапку все её бумаги вместе с ежедневником. Листы посыпались на пол, но ему было всё равно. Он развернулся и так же стремительно пошёл обратно, мимо спальни, где Алла как раз вытряхивала последнюю полку. Он шёл прямо в свой новый дом. В свою берлогу.
Он ворвался в комнату, залитую тошнотворным малиновым светом. Воздух был спертым, пах лаком и дешёвым кожзамом. Он подошёл к барной стойке — венцу своего идиотского творения — и с размаху швырнул на неё всё, что держал в руках. Ноутбук со стуком ударился о лакированную поверхность. Бумаги разлетелись, некоторые упали на липкое пятно от пролитого пива, мгновенно впитывая в себя бурую влагу. Её ежедневник раскрылся на странице с планами на неделю.
Игорь обернулся. Алла стояла в дверях, закончив свою работу в спальне. Она смотрела на то, как её рабочие документы валяются на грязной стойке его бара.
— Вот твоё новое рабочее место! — выплюнул он, ткнув пальцем в этот хаос. — Рядом с футболом и друзьями! Работай, не отвлекайся!
Они замерли. Он — посреди своего паба, ставшего теперь его личным островом-тюрьмой. Она — на пороге, за спиной которой была теперь уже только её территория — полупустая спальня с горой его бывшей жизни на полу. Между ними лежал коридор, ставший ничейной землёй, демаркационной линией. Они смотрели друг на друга, и в их взглядах не было ничего, кроме выжженной пустыни. Война закончилась. Победителей не было. Договариваться было больше не о чем…
