Людмила Сергеевна позвонила в среду вечером, когда Марина только-только успела усадить детей ужинать. Голос свекрови звучал необычно — деловито и даже немного торжественно, словно она собиралась объявить что-то важное.
— Приезжайте завтра с Димой после работы. Нужно поговорить о серьёзном вопросе.
Марина почувствовала лёгкую тревогу. За десять лет замужества она научилась различать интонации Людмилы Сергеевны: бывал голос недовольный, когда та считала, что невестка недостаточно хорошо заботится о её сыне; бывал голос обиженный, когда внуков давно не привозили в гости; бывал голос усталый, когда свекровь намекала, как она много делает для семьи. А вот этот — деловой и решительный — встречался впервые.
— Людмила Сергеевна, может быть, по телефону? У нас завтра Лиза на танцы, Егор на карате…
— Нет, это надо обсудить лично. Вдвоём с Димой. Детей можете оставить у меня.
Вечером, когда Дмитрий вернулся с работы, Марина передала ему приглашение матери.
— Интересно, что ей приспичило, — пробормотал Дмитрий, снимая ботинки. — Не заболела часом?
— Голос был бодрый. Даже слишком.
— Ладно, съездим. Может, помощь какая нужна.
На следующий день они приехали к Людмиле Сергеевне около семи вечера. Свекровь встретила их при полном параде — на кухонном столе красовался заварной чайник, коробка конфет и тарелка с печеньем. Атмосфера была почти праздничная, если бы не натянутая улыбка хозяйки и её чересчур прямая спина.
— Проходите, садитесь, — она указала на стулья. — Чай будете?
— Мам, что случилось? — Дмитрий уселся, с беспокойством глядя на мать. — Ты здорова?
— Я абсолютно здорова, — Людмила Сергеевна налила чай в чашки. — И именно поэтому хочу поговорить о справедливости. О том, что меня давно волнует.
Марина и Дмитрий переглянулись. Людмила Сергеевна достала из ящика стола сложенный лист бумаги, развернула его и положила перед собой. На листе были какие-то столбцы цифр, написанные аккуратным почерком.
— Я всё посчитала, — начала свекровь, и в её голосе послышались холодные нотки. — За последние пять лет Лиза и Егор проводили у меня каждые выходные. Иногда я забирала их и в будни, когда вы задерживались на работе. Праздники, каникулы. Я их кормила, развлекала, убирала за ними. В среднем выходит триста дней в году.
— Мам, ну мы же благодарны… — начал было Дмитрий.
— Дай договорю, — резко перебила его Людмила Сергеевна. — Дети — это износ мебели, ковров, сантехники. Это пятна на диване, царапины на полу, отклеенные обои. Это сломанная дверца у шкафа, когда Егор играл в прятки. Это испорченная скатерть, когда Лиза рисовала фломастерами. Я подсчитала амортизацию квартиры за эти годы.
Она выразительно постучала пальцем по листку с цифрами.
— Триста восемьдесят тысяч рублей. Это стоимость нормального ремонта в двухкомнатной квартире. Вы должны оплатить мне ремонт за то, что я сидела с внуками, — ошарашила свекровь.
Повисла тишина. Где-то за окном проехала машина, и звук её мотора показался оглушительным в этой наступившей тишине. Марина почувствовала, как учащается пульс. Она смотрела на свекровь и не могла поверить, что это происходит наяву.
— Мама, ты что, серьёзно? — Дмитрий побледнел. — Это же внуки. Твои внуки.
— Именно поэтому я и делала это бесплатно столько лет, — Людмила Сергеевна подняла подбородок. — Но справедливость должна быть восстановлена. Вы же понимаете, что если бы вы нанимали няню на всё это время, вам пришлось бы заплатить в разы больше? Я прошу всего триста восемьдесят тысяч. За ремонт, который мне теперь необходим именно из-за детей.
— Мама, но ты же бабушка, — в голосе Дмитрия появились молящие нотки. — Внуки — это же радость. Ты сама всегда звала их к себе.
— Звала, да. Потому что я думала, что вы цените мою помощь. А теперь понимаю, что вы просто пользовались моей добротой. — Людмила Сергеевна налила себе чаю, словно обсуждала самую обычную тему. — Подруга мне глаза открыла. У её дочери няня работает, получает хорошие деньги. А я что? Бесплатная рабочая сила? Квартира моя разрушается, а вы даже не предлагаете помочь с ремонтом.
— Людмила Сергеевна, — Марина наконец обрела голос, — но вы никогда не говорили, что вам это в тягость. Мы думали, вы рады видеть детей.
— Рада, не рада, — отмахнулась свекровь. — Это не отменяет факта. Работа есть работа. Вы же получаете зарплату за свою работу? Вот и я хочу компенсацию за свою.
— Мам, это какой-то абсурд! — Дмитрий стукнул ладонью по столу, чашки звякнули. — Ты требуешь денег за то, что проводила время с родными внуками?
— Я требую компенсацию за износ жилплощади. И не вижу в этом ничего странного. — В глазах Людмилы Сергеевны появился жёсткий блеск. — Вы молодые, вам деньги нужны на всё: на отпуска ваши, на машину, на развлечения. А я что, должна жить в обшарпанной квартире только потому, что растила ваших детей? Это несправедливо.
— Но мы же помогаем, — возразила Марина. — Мы привозим продукты, оплачивали вам путёвку в санаторий в прошлом году.
— Продукты, — презрительно фыркнула Людмила Сергеевна. — Вы их привозите для детей же в основном. Чтобы они у меня не голодали. А санаторий — это был подарок на юбилей, а не оплата моего труда.
— Труда, — повторил Дмитрий, и в его голосе появилась горечь. — Значит, общение с Лизой и Егором для тебя труд. Работа. Обуза.
— Дима, не передёргивай, — Людмила Сергеевна сложила руки на груди. — Я люблю внуков. Но любовь не отменяет реальности. Реальность такова, что моя квартира нуждается в ремонте, и этот ремонт необходим именно из-за того, что здесь постоянно находились дети.
Марина смотрела на свою свекровь и вдруг увидела её словно впервые. Натянутое лицо, упрямо сжатые губы, руки, сцепленные на груди в защитной позе. И поняла: это не просто о деньгах. Это что-то другое. Копившееся годами, непроговорённое.
— Людмила Сергеевна, — медленно произнесла она, — может быть, дело не только в ремонте? Может, вы устали? Может, вам стало тяжело, и надо было просто сказать?
— Я говорю, — отрезала свекровь. — Сейчас говорю. Триста восемьдесят тысяч. Это моя цена. Хотите дальше, чтобы дети приезжали — платите. Не хотите платить — не приводите больше.
— Это ультиматум? — тихо спросил Дмитрий.
— Это справедливость, — повторила Людмила Сергеевна.
Они уехали молча. В машине Дмитрий нервно барабанил пальцами по рулю, Марина смотрела в окно на мелькающие фонари. Триста восемьдесят тысяч. За годы бабушкиной любви. За то, чтобы быть бабушкой.
— Она спятила, — наконец выдохнул Дмитрий. — Это её подруги нашептали, я уверен. Мама никогда не была такой.
— А может, всегда была, — тихо сказала Марина. — Просто мы не замечали.
Дома их встретили дети. Восьмилетняя Лиза с альбомом для рисования, шестилетний Егор с новым конструктором. Они наперебой рассказывали о своём дне, о том, что было в школе и садике. Марина смотрела на них и думала: знают ли они, что бабушка посчитала их в рублях? Что каждое их посещение, каждая царапина на полу, каждое пятно имеют теперь конкретную стоимость?
Ночью они не спали, обсуждая ситуацию.
— Может, правда заплатить? — неуверенно предложил Дмитрий. — Ну, часть хотя бы. Найдём как-нибудь.
— Дима, дело же не в деньгах, — Марина повернулась к мужу. — Если мы заплатим сейчас, что будет дальше? Она привыкнет, что за каждую помощь можно требовать компенсацию. Это же порочный круг.
— Но она же мама. И бабушка детям.
— Которая считает внуков обузой.
— Не говори так.
— А как говорить? — Марина села на кровати. — Дима, я не против помочь с ремонтом. Мы могли бы обсудить это нормально. Могли бы предложить помощь, материалами там, своими силами. Но она требует именно как оплату за детей. Это же ненормально.
— Может, ей правда тяжело было, — Дмитрий потёр лицо руками. — А она молчала, накапливала обиду.
— Тогда надо было говорить. Сказать: мне тяжело, давайте реже. Или: мне нужна помощь с ремонтом, квартира совсем обветшала. Мы бы поняли, помогли. Но она решила вести счёт. Пять лет вести счёт, подсчитывать амортизацию.
Они помолчали. За окном ночной город жил своей жизнью, где-то хлопали двери подъездов, сигналили машины.
— Что будем делать? — спросил наконец Дмитрий.
— Не знаю, — честно призналась Марина.
На следующий день Людмила Сергеевна позвонила снова. Голос был всё тот же — твёрдый, решительный.
— Ну что, подумали? Когда переведёте деньги?
— Мама, мы не будем платить триста восемьдесят тысяч, — твёрдо сказал Дмитрий. — Это неправильно. Ты же бабушка, а не наёмная няня.
— Значит, не цените моих усилий, — в голосе Людмилы Сергеевны появились обиженные нотки. — Я так и думала. Пользовались мной, пользовались, а теперь спасибо не хотите даже сказать.
— Мы говорили спасибо тысячу раз!
— Слова, — отмахнулась свекровь. — Мне нужны не слова. Мне нужен ремонт. Если не готовы оплатить, то и детей больше не приводите. Не буду я бесплатно работать нянькой.
— Хорошо, — выдохнул Дмитрий. — Не будем приводить.
Людмила Сергеевна повесила трубку первой. Дмитрий стоял с телефоном в руке и смотрел в пустоту. Марина подошла, обняла его.
— Мне так жаль, — прошептала она.
— Она выбрала деньги, — глухо сказал Дмитрий. — Вместо внуков выбрала деньги.
Следующие дни были странными. Дети спрашивали, когда поедут к бабушке. Марине приходилось придумывать отговорки: бабушка занята, у бабушки ремонт начинается, бабушка не очень себя чувствует. Лиза смотрела на мать недоверчиво — восьмилетние дети чувствуют ложь.
— Мама, а правда, что бабушка больше не хочет нас видеть? — спросила она как-то вечером.
— Почему ты так решила?
— Ну, мы же не ездим к ней. Она не звонит. Раньше звонила каждый день почти.
Марина не знала, что ответить. Как объяснить ребёнку, что бабушка требует деньги за время, проведённое с внуками? Что любовь, оказывается, исчислима в рублях?
— У взрослых иногда бывают разногласия, — уклончиво сказала она. — Бабушка вас любит, просто сейчас… сложный период.
Лиза смотрела на неё долгим взглядом, в котором читалось непонимание и обида. Потом кивнула и ушла в свою комнату.
Марина обсуждала ситуацию с подругой Светой за чашкой кофе в придорожном кафе.
— Триста восемьдесят тысяч? — присвистнула Света. — Круто. А она счётчик завела, что ли? Каждую царапину фотографировала?
— Не смейся. Мне не до смеха.
— Извини, — Света стала серьёзной. — Просто это так дико звучит. Хотя, знаешь, может, в этом есть что-то. Женщины нашего поколения привыкли всё бесплатно делать. Дом, дети, старики — всё на них. А потом обижаются, что не ценят.
— Света, она внуков считает обузой.
— А может, это её способ сказать, что она устала? Что ей тяжело?
— Но можно же по-другому! — Марина почувствовала, как подступают слёзы. — Можно же просто поговорить. Сказать: мне тяжело, давайте реже, или помогите с чем-то. Зачем эти подсчёты, эти требования?
— Может, она не умеет по-другому, — пожала плечами Света. — Сколько ей? Шестьдесят с лишним? Это поколение, которое не умеет просить о помощи.
Марина задумалась. Действительно, Людмила Сергеевна никогда не просила — она либо делала сама, либо потом предъявляла счёт в виде упрёков и напоминаний о долге.
— Что делать-то будешь?
— Не знаю, — Марина устало потёрла виски. — Дима настаивает, что надо как-то мириться. Но я не знаю, как. Если мы заплатим, она привыкнет. Если не заплатим, она обижена и детей лишаемся бабушки.
— А детей спроси. Они что говорят?
— Лиза уже спрашивала, почему мы не ездим к бабушке. Я не знаю, что ей ответить.
Света помолчала, потом осторожно предложила:
— А может, действительно няню нанять? Посчитай, сколько стоит. Вдруг дешевле выйдет, чем ремонт свекрови.
Марина посмотрела на подругу. Идея была странной, но в ней был резон. Если Людмила Сергеевна всё равно воспринимает заботу о внуках как работу, если она требует компенсацию…
Вечером она подняла эту тему с Дмитрием.
— Ты серьёзно? — он удивлённо посмотрел на жену. — Нанять постороннего человека вместо родной бабушки?
— Дима, твоя мама сама сказала, что не хочет быть бесплатной нянькой. Она озвучила свою цену — триста восемьдесят тысяч. Давай посчитаем, сколько стоит няня, и сравним.
Они сели за расчёты. На самом деле няня нужна была не каждый день — два раза в неделю, пока оба родителя на работе. Плюс пару суббот в месяц, чтобы у взрослых было время на свои дела. К тому же Егор скоро пойдёт в школу, Лиза становится самостоятельнее. Ещё пара лет — и необходимость в постоянном присмотре отпадёт.
— Получается, на два года няня обойдётся дороже, чем требует твоя мама. Но это за два года. А дальше уже не понадобится.
— Но мама же бабушка, — упрямо повторил Дмитрий. — Дети её любят. Лиза прямо скучает.
— Дима, твоя мама сама отказалась от внуков. Потребовала деньги. Поставила условия. Мы не выгоняем её из их жизни — это она выбрала деньги вместо внуков.
Дмитрий молчал. Марина видела, как он борется с собой — сын против мужа, против отца. Противоречивые чувства долга, обиды, любви.
— Ладно, — наконец сдался он. — Попробуем найти няню. Хотя бы временно, пока… пока не уладим ситуацию с мамой.
Они нашли няню через агентство — Ольгу Петровну, женщину пятидесяти лет с педагогическим образованием и хорошими рекомендациями. Она приходила три раза в неделю, забирала детей из садика, проводила с ними время до прихода родителей. Лиза и Егор сначала насторожились, но постепенно привыкли. Ольга Петровна была терпеливой, доброй, не раздражалась на детские капризы.
Через неделю Людмила Сергеевна снова позвонила.
— Ну что, передумали?
— Нет, мама. Мы наняли няню.
Повисла тишина. Длинная, тягучая.
— Вы… наняли няню? — переспросила наконец свекровь, и в её голосе появилась неуверенность.
— Да. Ты же сама сказала, что не хочешь быть бесплатной нянькой. Мы тебя услышали.
— Но я же бабушка!
— Ты сама выставила условия, мама. Триста восемьдесят тысяч за ремонт. Мы не готовы платить такую сумму. Поэтому наняли человека.
— Дима, ты с ума сошёл! Какой посторонний человек! Я же кровная бабушка!
— Которая считает, что из-за внуков изнашивается квартира, — жёстко сказал Дмитрий, и Марина услышала в его голосе накопившуюся боль. — Мама, ты сама сделала этот выбор. Ты сама превратила нашу семейную связь в финансовую сделку. Если внуки для тебя — это работа, требующая оплаты, то мы найдём другого работника.
— Но я не это имела в виду! — в голосе Людмилы Сергеевны появилась паника. — Я просто хотела, чтобы вы ценили… чтобы помогли с ремонтом…
— Надо было сказать по-другому, — устало ответил Дмитрий. — Попросить помочь, объяснить. А не предъявлять счёт за пять лет общения с родными детьми.
— Так вы что, совсем детей не будете привозить?
— А зачем? Ты же сказала, что не хочешь бесплатно работать нянькой. Теперь у нас есть няня. Платная.
Людмила Сергеевна заплакала. Дмитрий слушал всхлипы матери и чувствовал, как что-то рвётся внутри. Но он знал — если сдастся сейчас, если заплатит эти триста восемьдесят тысяч, это будет не конец, а начало. Начало бесконечных счетов, требований, манипуляций через деньги.
— Прости, мама, — тихо сказал он и отключился.
Марина обняла мужа. Они стояли на кухне, держась друг за друга, и оба понимали, что в их семье что-то безвозвратно изменилось.
Прошло ещё три недели. Ольга Петровна отлично справлялась со своими обязанностями. Дети привыкли к ней, даже полюбили. Она умела находить подход, помогала с уроками, играла в развивающие игры. Иногда Марина ловила себя на мысли, что Ольга Петровна даже более терпелива, чем была Людмила Сергеевна. Что детям с ней спокойнее.
А потом однажды вечером раздался звонок в дверь.
На пороге стояла Людмила Сергеевна — постаревшая, осунувшаяся, с красными глазами. В руках она держала пакет с игрушками.
— Можно войти? — тихо спросила она.
Марина молча отступила, пропуская свекровь в квартиру. Людмила Сергеевна прошла в гостиную, где Лиза и Егор смотрели мультфильм. Увидев бабушку, дети замерли, а потом Лиза вскочила и кинулась обнимать.
— Бабуля! Мы так по тебе скучали!
Людмила Сергеевна прижала внучку к себе, и по её щекам потекли слёзы. Егор тоже подбежал, обнял бабушку за ноги. Она гладила их по головам, плакала, повторяла: «Мои хорошие, мои родные».
Дмитрий вышел из кабинета. Увидел мать и детей. Замер.
— Мама…
— Прости, — всхлипнула Людмила Сергеевна. — Прости меня, дурную. Я всё поняла. Я дура старая, жадная. Эта Валька подруга мне мозги запудрила своими советами, что надо детям счета выставлять, что они пользуются и не ценят. А я повелась. Думала, правда, что я вам бесплатная прислуга. А на самом деле… — она замолчала, прижимая к себе внуков. — На самом деле я без них жить не могу. Без этих царапин на полу, без пятен на диване, без их смеха. Квартира моя теперь идеально чистая. И пустая. И мёртвая.
Дмитрий подошёл, присел рядом с матерью.
— Мам, если тебе нужна помощь с ремонтом, мы поможем. Не триста восемьдесят тысяч, конечно. Но материалы купим, силами поможем. Только не превращай это в сделку, пожалуйста. Мы же семья.
Людмила Сергеевна кивнула, не в силах говорить. Марина стояла в стороне и смотрела на эту сцену. Свекровь, обнимающая внуков. Муж, гладящий мать по плечу. Дети, радостно щебечущие, забыв про мультфильм.
Что-то сломалось в их семье за эти недели. Что-то разбилось. Но может быть, думала Марина, иногда вещи нужно разбить, чтобы потом собрать их заново. Без накопленных обид, без молчаливых счетов.
— Няню мы всё равно оставим, — негромко сказал Дмитрий. — Ольга Петровна хорошая, детям с ней комфортно. Но по выходным, если ты хочешь — приезжайте друг к другу в гости. Как раньше. Только теперь по-честному. Устала — скажи. Тяжело — скажи. Нужна помощь — попроси. Хорошо?
Людмила Сергеевна снова кивнула. Лиза уткнулась ей в плечо, Егор обнял за шею.
— Бабуль, а ты теперь будешь приезжать?
— Буду, — прошептала старая женщина. — Обязательно буду…
