Я сидела на кухне, уставившись в телефон. Экран светился уведомлением из банка: «Перевод на сумму 15 000 рублей. Получатель: Козлова Н.В.». Наталья Викторовна — сестра моего мужа. Опять. В третий раз за два месяца.
Я почувствовала, как внутри поднимается что-то горячее, душное. Руки задрожали. Стиральная машина стояла сломанная уже неделю, я таскала бельё к маме, как студентка. На стене в коридоре отваливались обои, а мы всё откладывали ремонт — денег нет, денег нет… А они есть. Просто уходят не туда.
Виктор вошёл в кухню, привычно потянулся к чайнику. Я развернулась к нему резко, и он даже вздрогнул.
— Ты опять перевёл Наташке деньги? — голос мой прозвучал жёстче, чем я планировала.
Он замер, рука зависла над кружкой.
— Ну… да. У неё опять трудности. Сын заболел, нужны лекарства…
— Сын заболел, — я повторила медленно, будто пробуя слова на вкус. — А в прошлом месяце что было? Ремонт машины? А до этого — долг за квартиру? Витя, у нас самих машинка сломалась! Я уже неделю бегаю с тазиками, как в девяностых! Нам самим на ремонт не хватает, а ты…
— Лариса, это моя сестра! — он повысил голос, и я увидела, как напряглись его плечи. — Я не могу её бросить! Она одна с ребёнком, ей тяжело!
— А мне легко?! — я вскочила, стул громко скрипнул по полу. — Я что, банкомат для твоей семьи? Нажал кнопку — получил деньги? Хватит требовать, хватит!
Он посмотрел на меня так, будто я сказала что-то непростительное. Лицо его вытянулось, губы сжались в тонкую линию.
— Значит, теперь я не имею права помогать родным? Ты меня контролируешь?
— Я не контролирую! Я прошу элементарного — чтобы ты хоть раз подумал о нашей семье! О нас с тобой! Мы живём впроголодь, откладываем на всё, а твоя сестра…
— Моя сестра — мой человек, — он отрезал и вышел из кухни, хлопнув дверью так, что задребезжали стёкла в шкафу.
Я осталась одна. Села обратно. Посмотрела на уведомление в телефоне. Пятнадцать тысяч. Просто так. Без обсуждения. Без вопросов.
Внутри всё сжалось. Я понимала, что это не первая ссора на эту тему. Но впервые я сказала так резко. Впервые назвала вещи своими именами. И впервые почувствовала: что-то сломалось. Между нами пролегла трещина, и я не знала, как её заделать.
Следующие дни мы почти не разговаривали. Виктор уходил на работу рано, возвращался поздно. Я старалась не попадаться ему на глаза. Но злость внутри не утихала — она тлела, как уголёк, который вот-вот разгорится.
А потом пришло сообщение. От Наташи. Напрямую мне.
«Лариса, я знаю, ты недовольна. Но пойми, мне правда тяжело. Витя — единственный, кто помогает. Ты же не хочешь, чтобы его племянник голодал? Или чтобы я осталась на улице? Я не прошу много. Просто чуть-чуть поддержки».
Я перечитала сообщение три раза. «Не прошу много». Чуть-чуть поддержки. Будто это я виновата. Будто это я разделяю семью, а не она высасывает из нас последнее.
Пальцы сами потянулись к калькулятору. Я открыла банковское приложение и начала считать. Переводы за последний год. Потом за два. За три. За пять лет.
Цифра, которая высветилась в итоге, ударила меня, как обухом по голове.
Четыреста двадцать три тысячи рублей.
Я сидела и смотрела на экран. Четыреста двадцать три тысячи. За пять лет. Это же… это же первый взнос за квартиру. Это новая машина. Это…
Меня затрясло. Я закрыла глаза, пытаясь успокоиться, но перед глазами всплывали цифры. Пятнадцать тысяч. Двадцать. Десять. Пять. Снова двадцать. И так бесконечно.
Когда Виктор вернулся, я молча протянула ему телефон.
— Что это? — он нахмурился.
— Посчитала. Сколько ты отдал своей сестре за пять лет.
Он глянул на экран. Лицо его побледнело.
— Ларис, ну это же… растянуто во времени…
— Четыреста двадцать три тысячи, Витя! — я не кричала, но голос звучал так холодно, что сама испугалась. — Мы могли купить квартиру побольше. Могли съездить на море. Могли отложить детям на образование. Но вместо этого… вместо этого мы живём, как нищие, а твоя сестра каждый месяц находит новую причину попросить денег!
— Она не просит просто так! У неё реальные проблемы!
— У всех проблемы! — я сжала кулаки. — Но не все бегут к брату каждый раз, когда не хватает на что-то! Она взрослый человек, Витя! У неё работа, у неё алименты! Почему она не может жить по средствам?!
Он отвернулся. Помолчал. Потом тихо сказал:
— Ты просто не понимаешь. Это семья.
И вышел.
Я думала, хуже не будет. Но стало.
Однажды я зашла в почту, чтобы забрать посылку. И случайно увидела конверт из банка. Кредитное уведомление. На имя Виктора.
Сердце ухнуло вниз. Я вскрыла конверт дрожащими руками.
«Уведомляем Вас о предоставлении кредита в размере 80 000 рублей на срок 24 месяца. Ежемесячный платёж: 4 200 рублей».
Восемьдесят тысяч. Кредит. Без моего ведома.
Я позвонила Вите на работу. Он взял трубку не сразу.
— Да, Лариса?
— Ты взял кредит? — я старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал.
Молчание.
— Витя, ты взял кредит на восемьдесят тысяч?!
— Слушай, я хотел сказать… Просто не нашёл момента…
— Для чего? — я чувствовала, как внутри всё переворачивается. — Для чего тебе понадобилось восемьдесят тысяч в кредит?!
— Наташкин сын поступает в университет. Нужен был ноутбук. Хороший, для учёбы. Я не мог отказать, Лариса! Это же образование ребёнка!
Я повесила трубку. Просто нажала красную кнопку и отключилась.
Образование ребёнка. Ноутбук за восемьдесят тысяч. Кредит, который мы будем выплачивать два года. Четыре тысячи двести каждый месяц — это же половина коммуналки. Это продукты на неделю.
Я села на пол прямо в коридоре и заплакала. Не от обиды. От бессилия. От того, что меня просто не слышат. Что я не важна. Что моё мнение ничего не значит.
Вечером я собрала сумку. Немного вещей — джинсы, кофты, косметичку. Документы. Паспорт. Свидетельство о браке. Банковские карты.
Виктор вернулся и застыл в дверях.
— Ты… ты куда?
— К Свете, — я застегнула молнию на сумке. — Поживу у неё.
— Лариса, ты чего?! Из-за ноутбука?!
— Не из-за ноутбука, — я повернулась к нему. — Из-за того, что ты не считаешь меня человеком. Из-за того, что любое решение ты принимаешь без меня. Из-за того, что я для тебя — просто кошелёк. Нажал на кнопку — деньги есть. Не нажал — деньги кончились. Но я не банкомат, Витя. Я живой человек. И мне больно.
Он шагнул ко мне, протянул руку.
— Ларис, ну не надо… Мы же можем поговорить…
— Мы говорили, — я отстранилась. — Много раз. Но ты не слышишь. Так что я ухожу. Ненадолго. Мне нужно подумать.
Я вышла из квартиры и закрыла за собой дверь. На лестничной клетке было холодно, пахло сыростью. Я прислонилась к стене и глубоко вдохнула.
Впервые за много лет я чувствовала себя свободной.
У Светки я прожила неделю. Она не задавала лишних вопросов, просто стелила диван, варила кофе и иногда обнимала, когда видела, что мне тяжело.
— Ты молодец, — сказала она однажды вечером. — Что ушла. Многие бы терпели дальше.
— Я не знаю, правильно ли поступила, — призналась я. — Может, я эгоистка? Может, надо было понять, помочь…
— Ларь, ты помогала пять лет, — Света посмотрела на меня серьёзно. — Ты отдала почти полмиллиона. Сколько ещё нужно отдать, чтобы перестать быть эгоисткой? Миллион? Два? Всю жизнь?
Я промолчала.
А Виктор звонил. Каждый день. По несколько раз. Сначала злился, требовал вернуться. Потом просил. Потом умолял.
Я не брала трубку.
На восьмой день он прислал сообщение:
«Лариса, прости. Я всё понял. Мне нужно тебя увидеть. Пожалуйста».
Мы встретились в кафе недалеко от Светкиного дома. Виктор выглядел ужасно — осунувшийся, небритый, с тёмными кругами под глазами.
Он сел напротив, долго молчал, потом заговорил. Тихо, сбивчиво.
— Я всё неделю думал. Один в квартире. Наташка звонила — я не ответил. Мама звонила — тоже не взял трубку. Я понял, что… что они меня не поддерживают. Они просто берут. А когда им нечего взять — они исчезают.
Он поднял на меня глаза. В них была боль.
— А ты… ты всё это время была рядом. Работала, терпела, тянула на себе дом. И я воспринимал это как должное. Как будто так и надо. Ты — жена, ты обязана. А я… я обязан семье. Родной семье. И получалось, что ты вообще не в счёт.
Я молчала. Внутри всё сжималось.
— Лариса, я тебя потеряю, если не изменюсь, — он потянулся через стол, взял меня за руку. — Прости. Прости меня, пожалуйста. Я был слепым идиотом. Я не видел, как тебе тяжело. Как ты устала. Я просто… просто думал, что так правильно. Помогать родным. Но я не понимал, что ты — моя главная родная. Ты — моя семья.
Слёзы подступили к горлу. Я сглотнула.
— Витя, я не прошу тебя бросить сестру. Но я прошу уважать меня. Обсуждать со мной решения. Не брать кредиты втихаря. Не переводить деньги, когда у нас самих ничего нет. Просто… просто быть партнёром. А не диктатором.
— Буду, — он кивнул. — Обещаю. Мы всё обсудим. Всё решим вместе. Я погашу кредит сам — устроюсь на подработку. Не буду трогать общий бюджет. И Наташке скажу, чтобы больше не писала тебе. Я сам с ней поговорю.
Я вернулась домой через два дня. Не потому, что сразу поверила. А потому, что увидела: он правда изменился. В глазах не было прежней самоуверенности. Было понимание.
Мы сели вместе за стол и составили таблицу расходов. Общий бюджет — на квартиру, еду, коммуналку, ремонт. Личные деньги — у каждого свои. Если Виктор хочет помочь сестре — пожалуйста. Но из своих личных. Не из общих. Не из моих.
Он согласился. Без споров. Без обид.
Наташка звонила ещё раз — через месяц. Просила денег на день рождения сына. Виктор ответил коротко:
— Наташ, я не могу. Сейчас у нас свои траты.
Она обиделась. Перестала выходить на связь. Мать Вити тоже высказалась — мол, сын стал жадным, забыл семью. Но Виктор выдержал. Не поддался. Не сорвался.
И я впервые за много лет почувствовала: меня уважают. Моё мнение важно. Я не просто приложение к мужу. Я — часть семьи. Равная часть.
Прошло полгода. Мы починили стиральную машину. Сделали ремонт в коридоре — поклеили новые обои, покрасили двери. Съездили на море — первый раз за пять лет. Всего на неделю, в недорогой пансионат. Но это было наше. Наше время. Наши деньги. Наше решение.
Виктор устроился на подработку по выходным — развозил товары для строительного магазина. Кредит гасил сам, не трогая общий бюджет. Иногда уставал так, что засыпал в одежде. Но не жаловался.
— Я сам виноват, — говорил он. — Теперь расхлёбываю.
А Наташка так и не объявилась. Изредка писала матери, что брат её предал. Что Лариска его настроила. Что деньги важнее родной крови.
Мне было всё равно. Пусть думает что хочет.
Я больше не банкомат. Я — человек. Жена. Партнёр.
И это единственное, что имеет значение.
Однажды вечером мы сидели на кухне. Виктор разливал чай, я нарезала бутерброды. Обычный будний вечер. Ничего особенного.
Он вдруг остановился, посмотрел на меня и сказал:
— Спасибо.
— За что?
— За то, что не бросила. За то, что дала шанс. Я бы на твоём месте ушла навсегда.
Я улыбнулась.
— Я не святая, Вить. Просто люблю тебя. И хочу, чтобы мы были вместе. Но вместе — это значит на равных. Без банкоматов и кошельков. Просто два человека, которые строят жизнь.
Он кивнул.
— На равных, — повторил он. — Обещаю.
И я поверила.
Потому что он доказал. Не словами. Делами. Каждый день. Каждым решением. Каждым переводом, который теперь обсуждался. Каждым рублём, который мы откладывали вместе.
Я больше не чувствовала себя одинокой в этом браке. Я чувствовала: мы — команда.
И это было лучшее, что могло случиться.
