— Десять тысяч. Штрафы, сама понимаешь.
Слова упали на кухонный стол вместе с несколькими помятыми, безвольными купюрами. Они легли на липкую поверхность рядом с крошками хлеба и тут же, казалось, впитали в себя всю безнадёжность этого места. Ольга не обернулась. Она продолжала помешивать зажарку в сковороде, и едкий запах лука на мгновение перебил тяжёлый дух немытой посуды, который стоял в кухне уже вторые сутки. Она слышала, как Денис, не снимая уличных кроссовок, протопал по коридору, оставляя на линолеуме серые, размытые следы. Затем раздался знакомый, обрыдлый звук — упругий скрип продавленного кресла в комнате и тихий электронный писк. Он включил свою жизнь.
Ольга выключила газ. Шипение в сковороде медленно стихло, уступая место другому звуку — нарастающему гулу вентиляторов игровой приставки. Она медленно повернулась. Её взгляд зацепился за деньги. Десять тысяч. Бумажки, похожие на использованные салфетки. Зарплата взрослого мужчины за месяц работы. Она перевела взгляд на раковину. Там высилась целая башня из тарелок с засохшими остатками гречки, жирных сковородок и кружек с кофейными разводами. Вчерашняя гора, позавчерашняя. Она работала до девяти вечера в офисе, а потом до полуночи мыла полы в торговом центре, чтобы оплачивать эту съёмную квартиру, еду на двоих и кредит на его мощный игровой компьютер, который он взял полгода назад.
Она чувствовала, как внутри неё что-то, бывшее до этого момента эластичным и терпеливым, натянулось до предела и с сухим треском лопнуло. Не было ни обиды, ни злости. Только холодная, абсолютная пустота и кристальная ясность того, что нужно делать. Это было не решение, принятое в гневе, а скорее диагноз, который она, наконец, поставила их общей болезни. И лечение было только одно — ампутация. Она сняла фартук, аккуратно повесила его на спинку стула и молча пошла в комнату.
Денис уже был там. Не в комнате, а в другом мире. Он сидел, вжавшись в кресло, его лицо освещалось синеватым мерцанием огромного экрана. Пальцы порхали по кнопкам джойстика, глаза были прикованы к виртуальным баталиям. Он не слышал, как она вошла. Он вообще ничего не слышал, кроме звуков выстрелов и торжественной музыки из динамиков телевизора. Она остановилась за его спиной, глядя на его затылок, на то, как сосредоточенно дёргается его плечо в такт игре. Он был здесь, в метре от неё, но на самом деле его не было. И уже очень давно.
— Денис, — её голос прозвучал ровно, без всякого выражения. — Это всё?
Он не обернулся. Просто махнул свободной рукой в её сторону, отгоняя её, как назойливую муху. Его внимание было полностью поглощено происходящим на экране, где какие-то монстры разрывали на части каких-то рыцарей. — Оль, не начинай, у меня рейд. Важный момент.
Она смотрела на него ещё несколько секунд. На то, как он прикусил губу от напряжения, как его тело было полностью подчинено этой пластиковой коробке, этому бессмысленному мерцанию пикселей. Он был не просто игроком. Он был беженцем. Беженцем из реальной жизни, где нужно было платить за квартиру, работать и нести ответственность. А она была его лагерем для беженцев, его бесплатной столовой и прачечной. И сегодня этот лагерь закрывался. Она молча обошла кресло, подошла к стене, где в удлинитель, похожий на клубок чёрных змей, были воткнуты несколько вилок. Она знала нужную. Чёрная, массивная, от его приставки. Её пальцы сомкнулись на холодном, рифлёном пластике.
Она не колебалась. Резкое движение кистью, и вилка с сухим пластиковым щелчком вышла из гнезда удлинителя. В тот же миг героическая музыка, гремевшая из динамиков, захлебнулась и оборвалась на полуслове. Огромный экран, мгновение назад полыхавший взрывами и заклинаниями, схлопнулся в яркую белую точку и погас, превратившись в чёрное, безжизненное зеркало. В нём мутно отразилась комната: застывшая фигура Дениса в кресле и она, стоящая над ним. На смену гулу приставки пришла оглушающая бытовая рутина — мерное тиканье настенных часов и натужный гул старого холодильника из кухни.
Денис замер на пару секунд, его пальцы всё ещё судорожно сжимали бесполезный теперь джойстик. Он медленно повернул голову, и на его лице было не столько злость, сколько искреннее, детское недоумение, будто у него отобрали любимую игрушку посреди самой интересной игры. — Эй! Ты чего творишь? Совсем с ума сошла? У меня там босс был, мы его час ковыряли!
Он всё ещё не понял. Он думал, что это просто очередной каприз, очередная её попытка привлечь к себе внимание. Ольга смотрела на него сверху вниз. Её лицо было спокойным, почти непроницаемым. Эта холодная отстранённость пугала гораздо больше, чем крик.
— Рейд закончен, — сказала она ровным, безжизненным голосом. — И твоё проживание здесь — тоже.
Вот теперь до него начало доходить. Он медленно опустил джойстик на подлокотник, словно тот внезапно стал раскалённым. Он встал, расправляя затёкшие плечи, и попытался нависнуть над ней, используя свой рост как аргумент.
— Ты что за бред несёшь? Опять припадки начались? Включи обратно, я сказал.
Она не отступила ни на сантиметр. Она смотрела ему прямо в лицо, в его растерянные, начинающие злиться глаза. И плотина, которую она так долго и тщательно выстраивала внутри себя, рухнула. Вся усталость, всё унижение, всё отчаяние последних месяцев хлынули наружу одним обжигающим потоком слов.
— Да сколько можно?! Ты только и делаешь, что играешь в свои игры! Когда ты нормальную работу себе найдёшь?! Или хотя бы по дому мне помогать будешь?!
Её голос не срывался, он резал, как заточенная сталь. Она ткнула пальцем в сторону кухни, откуда тянуло кислым запахом мусорного ведра.
— Я прихожу домой в одиннадцать вечера после второй работы, валюсь с ног, и что я вижу? Гору посуды в раковине, твои разбросанные по всей квартире носки и тебя, спасающего очередную виртуальную галактику! Ты принёс десять тысяч! Десять! Твоя новая игра стоит семь! Ты хоть понимаешь, как это выглядит? Ты не мужчина, Денис, ты просто большой, бесполезный ребёнок!
Он отшатнулся, словно она его ударила. Его лицо побагровело. Он попытался защищаться, используя старые, проверенные приёмы — обвинить её в ответ. — Вечно ты недовольна! Что бы я ни сделал, тебе всё не так! Я ищу другую работу, просто сейчас везде сокращения! Нашла из-за чего бучу поднимать! Ну, не помыл я посуду, что, мир рухнул?
— Да, Денис. Рухнул, — она произнесла это тихо, но с такой окончательной убеждённостью, что он осёкся. — Мой мир рухнул. Тот, в котором я думала, что у меня есть муж, партнёр, опора. А оказалось, у меня есть только ещё один кредит и балласт на шее.
Она больше не хотела спорить. Спорят, когда есть надежда что-то доказать, что-то изменить. У неё надежды не осталось. Она просто обошла его, подошла к тумбе под телевизором. Там стояла она, чёрная глянцевая коробка, его святыня, его портал в лучший мир. Ольга решительно наклонилась и начала методично выдёргивать из задней панели приставки провода — кабель питания, HDMI, сетевой шнур. Каждый выдернутый штекер сопровождался глухим щелчком, отдававшимся в наступившей тишине как выстрел.
Видя, как её руки целенаправленно и умело распутывают клубок проводов за телевизором, Денис наконец осознал, что это не спектакль. Это не было очередной сценой, после которой можно будет отшутиться, помириться и снова погрузиться в уютное, бездумное забвение. Это было что-то новое. Что-то холодное и необратимое. Он шагнул вперёд, пытаясь загородить ей доступ к тумбе, выставляя своё тело как живой щит между ней и его святыней.
— Оставь. Я сказал, оставь в покое.
Он произнёс это низким, угрожающим тоном, который раньше всегда действовал. Но Ольга даже не посмотрела на него. Она просто просунула руку под его локтем, нащупала последний кабель и с силой дёрнула. Штекер выскочил с неприятным скрежетом. Она выпрямилась, держа в одной руке пучок чёрных, похожих на змей, проводов, а другой взялась за саму приставку. Та была тяжёлой, плотной, и ей пришлось ухватить её обеими руками.
— Оля, ты сейчас доиграешься. Поставь на место! — его голос сорвался на крик, когда она, кряхтя от натуги, подняла чёрный ящик. — Куда ты её потащила?!
Она не ответила. Словно его не было в комнате. Словно его слова были просто фоновым шумом, как гудение холодильника. Она медленно, шаг за шагом, развернулась и пошла по направлению к коридору. Провода волочились за ней по полу, цепляясь за ножку кресла. Денис шёл следом, не решаясь её тронуть, его мозг лихорадочно искал правильные слова, но находил только беспомощную злость.
— Это бред какой-то. Из-за игры? Ты серьёзно? Давай поговорим нормально, — он пытался перейти на примирительный тон, но получалось плохо.
Ольга дошла до коридора и с глухим стуком опустила приставку на пол у самого порога. Пыль, поднявшаяся от удара, закружилась в тусклом свете лампочки. Не сказав ни слова, она развернулась и снова пошла в комнату. Денис остался стоять в коридоре, растерянно глядя то на неё, то на свою «прелесть», сиротливо лежащую на грязном коврике. Он не понимал, что происходит дальше.
Она вернулась к телевизору и начала собирать остальное. Два джойстика, один из которых был обмотан синей изолентой. Зарядную станцию для них. Его дорогие игровые наушники с микрофоном, которые он не разрешал ей даже протирать. Она сгребала всё это в охапку, как ненужный хлам.
— Да прекрати ты этот цирк! — он ринулся за ней в комнату, его голос звенел от отчаяния. — Ну хочешь, я посуду помою прямо сейчас? Хочешь? Завтра же пойду на собеседование! Оль!
Она снова прошла мимо него, не удостоив даже взглядом, и бросила джойстики и наушники сверху на приставку. Пластик ударился о пластик. Затем она выпрямилась, посмотрела ему прямо в глаза — впервые за всё это время — и её взгляд был абсолютно пустым. В нём не было ничего, за что можно было бы зацепиться: ни гнева, ни обиды, ни любви. Только усталость и окончательность принятого решения. Она протянула руку к ручке входной двери. Металлический язычок замка щёлкнул с оглушительной громкостью. Дверь со скрипом открылась, впуская в квартиру затхлый, холодный воздух подъезда.
— Забирай свои игрушки. И уходи, — сказала она ледяным тоном. — У тебя есть пять минут.
Пять минут. Срок, отведённый ему, повис в затхлом воздухе коридора, смешавшись с запахом подъездной сырости и чего-то кислого от мусоропровода. Денис смотрел на открытую дверь, на тёмный проём, который раньше был входом в его дом, а теперь превратился в портал для изгнания. Он перевёл взгляд на кучу своих вещей на полу. Чёрный глянцевый пластик приставки, два джойстика, спутавшиеся провода, наушники. Всё его богатство, весь его мир, сжавшийся до размеров нелепой кучи хлама на грязном коврике.
— Куда я пойду? Ночь на дворе. Оля, ты хоть соображаешь? — он попытался воззвать к её здравому смыслу, к остаткам их общей рутины. Его голос звучал жалко, он и сам это понимал.
— Это не моя проблема, — ответила она, стоя в дверном проёме. Она не опиралась на косяк, не скрещивала руки на груди. Она просто стояла, прямая и неподвижная, как пограничный столб. — Твои пять минут почти истекли.
Он сделал шаг вперёд, намереваясь войти обратно в квартиру, закрыть эту проклятую дверь и вернуть всё как было. Он протянул руку к дверной ручке.
— Давай закроем, поговорим. Замёрзнем же.
Ольга выставила ладонь ему на грудь. Не толкнула, а просто уперлась, преграждая путь. Её прикосновение было холодным и безличным, как прикосновение врача.
— Нет, Денис. Мы больше не будем говорить. Я всё сказала. Забирай.
Он посмотрел на её руку, потом ей в глаза. Пустота. Абсолютный вакуум. Он понял, что стена, которую она возвела, была не из кирпича — её можно было бы сломать. Эта стена была из стекла, гладкого и непробиваемого. Он видел её, но достучаться не мог. Отчаяние сменилось паникой. Он опустился на корточки и начал неуклюже собирать свои вещи. Приставка была тяжёлой, провода цеплялись друг за друга. Он попытался запихнуть джойстики под мышку, обхватить приставку, но наушники соскользнули и с глухим стуком упали на бетонный пол.
Он замер, глядя на них. Это было унизительно. Он, покоритель миров и истребитель драконов, стоял на коленях в грязном подъезде, пытаясь собрать свои пластиковые игрушки, как ребёнок, которого выгнали из песочницы. Он поднял голову и посмотрел на неё снизу вверх. Это была его последняя попытка, последний патрон в обойме.
— Оля… ну что же ты делаешь? Мы же… мы же столько лет вместе. Помнишь, как мы познакомились? Как в первый раз поехали на море? Это же всё было… Неужели ты вот так просто всё это выкинешь из-за какой-то игры?
Он вложил в эти слова всю оставшуюся у него искренность. Он надеялся увидеть в её глазах хоть что-то — сомнение, жалость, воспоминание. Но её лицо осталось непроницаемым. Она смотрела на него, на человека, стоящего перед ней на коленях в окружении своих сокровищ, и её губы тронула едва заметная, горькая усмешка.
— Бесплатный пробный период закончился, Денис. Полная версия оказалась мне не по карману. Да и не нужна.
Слова ударили его сильнее, чем пощёчина. Они были не просто жестокими — они были точными. Они были сформулированы на его языке, языке обновлений, платного контента и демоверсий. Она взяла его мир и этим же миром его уничтожила, обесценив всё, что было между ними, до уровня временной акции.
Он так и остался сидеть на корточках, не находя ответа. Ольга посмотрела на него в последний раз, без ненависти, без злости, с холодным безразличием патологоанатома, закрывающего отчёт. Затем она сделала шаг назад, в тёплую и теперь уже только её квартиру. Дверь закрылась не громко, без хлопка. Раздался сухой, окончательный щелчок замка.
Денис остался один. В тишине подъезда. Перед закрытой дверью. С пластиковым хламом в руках, который вдруг потерял всякий смысл. Игра была окончена. И сохранений не было…
