— …а я думаю, возьмём не зелёную, а тёмно-коричневую. Под цвет крыши у бани. Будет солиднее, как считаешь?
Голос Игоря, бодрый и полный планов, встретил Веру прямо в прихожей. Она молча сняла ботинки, поставив их на коврик с точностью, которой у неё раньше никогда не наблюдалось. Каждый её шаг сегодня был выверенным, словно она шла по тонкому льду, боясь его проломить раньше времени. Сумка, которую она повесила на крючок, показалась ей неимоверно тяжёлой. Сложенный вчетверо лист бумаги в её внутреннем кармане ощущался не как бумага, а как тонкая свинцовая пластина, оттягивающая плечо и холодящая бок даже через слой ткани и кожи.
— Наверное, — ровно ответила она и прошла на кухню.
На плите уже булькал суп, который она поставила вариться утром. Она достала разделочную доску, нож, овощи для салата. Игорь вошёл следом, обнял её за плечи, поцеловал в макушку.
— Устала? День был тяжёлый? Я вот забегался, но успел заехать посмотреть краску для забора. Представляешь, на нашу, которую мы выбрали, сейчас скидка двадцать процентов. Если завтра взять, прилично сэкономим.
Вера почувствовала, как его руки легли ей на талию. Раньше это прикосновение было тёплым и успокаивающим. Сейчас оно ощущалось чужим, липким. Она слегка повела плечами, высвобождаясь из объятий под предлогом, что ей нужно резать помидоры. Нож в её руке двигался с механической точностью, отбивая по доске ровный, безэмоциональный ритм. Она не чувствовала запаха свежих овощей, не замечала ярких красок. Перед её глазами стояли строчки из документа, выданного ей сегодня уставшей женщиной в окне районной администрации. «Собственник: Игнатова Светлана Ивановна. Дата регистрации права: 15.02.2024».
— Хорошо. Экономия — это всегда хорошо, — произнесла она, и её собственный голос показался ей чужим.
Они ужинали молча. Точнее, говорил в основном Игорь. Он с упоением рассказывал, как они на выходных поедут на дачу, как он закончит с забором, а она сможет наконец высадить рассаду петуний. Он говорил про «нашу беседку», «наш газон» и «наш мангал». Вера ела, методично поднося ложку ко рту, но вкуса еды не чувствовала. Она просто выполняла привычный ритуал, а сама наблюдала за ним. За тем, как он жестикулирует, как загораются его глаза, когда он говорит о даче. Он был хорошим актёром. Или, что было ещё страшнее, он искренне не видел в своём поступке ничего предосудительного.
— Твои розы, кстати, нужно будет подкормить специальным удобрением, я читал. Чтобы цвели пышнее, — с заботой в голосе сказал он, доедая суп.
Эта фраза стала последней каплей. Её розы. Те самые плетистые розы, саженцы которых она заказывала в питомнике за бешеные деньги. Те розы, которые она лично сажала, подвязывала, укрывала на зиму, дрожа над каждым кустиком. На земле, которая ей больше не принадлежала.
Она дождалась, когда он закончит ужин и, довольный, устроится на диване с ноутбуком.
— Сейчас гляну, может, есть ещё какие-нибудь интересные цвета, — весело бросил он, открывая сайт строительного магазина. Экран ноутбука осветил его расслабленное, счастливое лицо.
В этот момент Вера поняла, что пора. Она молча встала, подошла к своей сумке, висевшей в прихожей. Её рука нащупала холодный, плотный лист бумаги. Она вернулась в комнату и, не говоря ни слова, положила его на журнальный столик перед Игорем, рядом с его ноутбуком. Белый и безжизненный, он казался инородным предметом в их уютной гостиной.
— Что это? — он оторвал взгляд от экрана, с недоумением глядя то на неё, то на бумагу.
— Разверни и прочитай. Медленно, — её голос был тихим, но в нём не осталось и капли тепла.
Игорь отложил ноутбук и с лёгким недоумением взял в руки сложенный лист. Бумага была плотной, казённой, не похожей на счета или рекламные листовки. Он развернул её. Его улыбка ещё не успела сойти с лица, но уже начала застывать, превращаясь в нелепую гримасу. Он пробежал глазами по первым строчкам, потом медленнее, вчитываясь в каждое слово. Тишина в комнате стала густой, вязкой. Зелёный огонёк на роутере мигал с той же безмятежной периодичностью, но теперь его свет казался назойливым и неуместным.
— Откуда это у тебя? — его голос был тихим, почти шёпотом. Вся его весёлость, вся его уверенность слетели, как дешёвая позолота. Он поднял на Веру взгляд, в котором смешались страх и попытка найти какое-то простое объяснение.
Но Вера молчала. Она просто смотрела на него, давая ему возможность самому начать лгать. И он начал.
— Вера, послушай, это не то, что ты думаешь… Ты только не делай поспешных выводов… Это… — он запнулся, лихорадочно подбирая слова, его взгляд забегал по комнате. — Это сюрприз должен был быть. Просто формальность, понимаешь? Чисто технический момент. Я хотел на нашу годовщину… всё вернуть обратно. Сделать тебе подарок.
Он даже попытался улыбнуться, но вышло жалко и криво. Слово «сюрприз» прозвучало в оглушительной тишине, как выстрел. И оно попало точно в цель. Лицо Веры, до этого момента просто холодное и отстранённое, исказилось. Не от боли. От презрения.
— Сюрприз? — она повторила это слово так, будто пробовала его на вкус и оно оказалось гнилым. А потом её голос, не повышаясь, обрёл стальную твёрдость, от которой стало холодно в тёплой комнате.
— Да, сюрприз…
— Сюрприз?! Ты называешь «сюрпризом» тот факт, что ты втайне от меня переписал нашу общую дачу на свою мать? А я, как ненормальная, всё лето там грядки полола на ЕЁ земле? Ты не просто лжец, Игорь! Ты мелкий мошенник!
Он вскочил, опрокинув на ковёр пульт от телевизора.
— Перестань! Это не так! Это было сделано для нас! Для оптимизации налогов! Мама пенсионер, у неё льготы! Мы бы сэкономили кучу денег! Ты просто не разбираешься в этих вопросах!
Его оправдания стали громче, агрессивнее. Он пытался занять позицию умного и дальновидного мужчины, которого не поняла глупая, эмоциональная женщина. Но Вера не дала ему развить эту мысль.
— Я не разбираюсь? — она сделала шаг к нему, и он невольно отступил назад, к дивану. — Давай я тебе расскажу, в чём я разбираюсь. Новая теплица, в которой твоя мама собиралась выращивать свои огурчики, — это мои отпускные за позапрошлый год. Семьдесят четыре тысячи рублей. Скважина и насос, чтобы не таскать воду вёдрами из колодца, — это моя годовая премия. Сто десять тысяч. А баня, Игорь? Та самая баня, в которой ты так любишь париться с друзьями? Это деньги, которые мне бабушка оставила. Все до копейки. Я разбираюсь в сорванной спине, в руках, которые летом не отмываются от земли, в счетах из строительных магазинов. Вот моя «оптимизация». А в чём разбираешься ты? В том, как переложить бумажку с одного стола на другой? Ты оптимизировал мои деньги и мой труд прямиком в карман своей матери.
Она говорила ровно, чеканя каждое слово. Это был не скандал. Это был отчёт аудитора, который обнаружил хищение в особо крупном размере. Игорь смотрел на неё, и в его глазах больше не было страха. Там появилась злость. Злость человека, пойманного за руку.
Вера остановилась прямо перед ним.
— Сюрприз так сюрприз. Можешь передать своей маме, новой собственнице, что арендная плата за пользование моей теплицей и моей баней — двадцать тысяч в месяц. Наличными, мне на стол, каждого первого числа. Или я завтра же вызываю бригаду, которая мне всё это ставила. Они разберут их и вывезут. У неё есть время подумать до утра.
Слова Веры упали в тишину комнаты, как камни в стоячую воду. Круги от них расходились медленно, искажая отражение уютного вечера до неузнаваемости. Игорь смотрел на неё, как на чужую. Как на незнакомую, жёсткую женщину, которая вдруг оказалась в его квартире и говорит на языке ультиматумов и цифр. Его лицо, только что бывшее злым и обороняющимся, теперь стало растерянным и испуганным. Он не был готов к такому повороту. Он ожидал слёз, упрёков, криков — всего того, с чем он умел и привык справляться. Но он не был готов к деловому предложению.
Его руки засуетились. Он схватил со столика свой телефон, разблокировал его дрожащим пальцем. Он не смотрел на Веру, его взгляд был прикован к экрану, словно там был единственный путь к спасению. Он пролистал контакты и нажал на вызов. Вера молча наблюдала за этой паникой, не испытывая ни злости, ни жалости. Она просто констатировала факт: перед ней был не мужчина, решающий проблему, а мальчишка, который разбил чужую игрушку и теперь бежит жаловаться маме.
— Мам… — пробормотал он в трубку, и его голос был полон отчаяния. — Да, я… Она знает. Всё знает… Нет, я не знаю, откуда… Пожалуйста, поговори с ней. Мам, поговори, а то она…
Он не договорил. Он протянул телефон Вере, как щит, как белый флаг, как последнюю надежду.
— Мама хочет с тобой поговорить.
Вера взяла телефон. Холодный, гладкий пластик не вызвал у неё никаких эмоций. Она поднесла его к уху. Из динамика полился бодрый, чуть наставляющий голос свекрови, в котором не было и тени смущения. Наоборот, в нём слышалось превосходство человека, который сейчас всё объяснит и расставит по своим местам.
— Верочка, ну что ты как маленькая? Немедленно прекрати этот концерт. Игорь же для семьи старался, для нашего общего блага!
Вера молчала, давая ей выговориться. Она стояла посреди комнаты, держа у уха телефон, и смотрела на Игоря. Он не выдержал её взгляда и отвёл глаза, уставившись на узор ковра. Он стоял, сутулясь, и его молчание было красноречивее любых слов. Он ждал, что мама решит эту проблему. Как решала всегда.
— Ты пойми, так надёжнее, — продолжала вещать Светлана Ивановна, переходя от упрёков к снисходительным объяснениям. — Земля должна быть в одних руках. Крепких, хозяйских. Это же актив. А ты сегодня здесь, завтра там. Эмоции, всё такое… А я — это навсегда. Я же для вас, для внуков будущих стараюсь. Мы же одна семья, не будем доводить до глупостей. Какая ещё аренда? Ты что, у своей же семьи деньги брать собралась? Одумайся, Вера.
Слушая этот уверенный, хозяйский тон, Вера вдруг поняла всё с оглушительной ясностью. Это была не неуклюжая идея Игоря. Это был не его почерк. Он был способен на мелкую ложь, на трусливое замалчивание, но не на такую продуманную, холодную операцию. Это был её, свекрови, план. Простой, как топор, и такой же эффективный. Она была архитектором, а её сын — лишь послушным прорабом. Они сделали это вместе, за её спиной, а потом муж полгода играл роль любящего супруга, с восторгом планируя работы на ЕЁ земле.
Игорь всё так же стоял в стороне. Он не пытался вмешаться, не пытался защитить Веру или хотя бы сделать вид. Он просто ждал развязки, полностью отдав бразды правления своей матери. Он был не просто соучастником. Он был приманкой.
Вера больше не слушала слова, летевшие из телефона. Она услышала главное. Она посмотрела на Игоря, потом на безжизненный экран его ноутбука, где всё ещё был открыт сайт со строительными красками. И не говоря ни слова свекрови, даже не попрощавшись, она просто нажала на красную иконку сброса вызова на экране. Она оборвала её монолог на полуслове.
Затем она медленно, с подчёркнутой аккуратностью, положила его телефон на журнальный столик. Игорь вскинул на неё испуганный взгляд. В этот момент она поняла, что говорить больше не о чем. И не с кем. Оставались только действия.
Игорь смотрел, как его телефон, положенный Верой на столик, снова завибрировал и засветился. На экране высветилось «Мама». Этот настойчивый, жужжащий прямоугольник света и пластика посреди их тёмной комнаты казался единственным источником паники. Он не знал, что делать — ответить и выслушать новую порцию материнских инструкций, или смотреть на жену, которая застыла напротив него, превратившись в ледяную статую. Её лицо было абсолютно спокойным, и это спокойствие пугало его до холодного пота. Он понял, что разговор окончен. Но он ещё не осознал, что началось нечто гораздо худшее.
Вера медленно, без единого лишнего движения, достала из кармана джинсов свой телефон. Её пальцы уверенно скользнули по экрану, открывая список контактов. Она не искала долго. Она точно знала, что ей нужно. Найдя нужную запись, она нажала на вызов, и, прежде чем поднести телефон к уху, сделала одно простое движение — включила громкую связь. Щелчок динамика прозвучал в тишине оглушительно.
Игорь вздрогнул. Его собственный телефон продолжал вибрировать на столе, словно напуганное насекомое.
— Алло, — раздался из телефона Веры хрипловатый мужской голос.
— Здравствуйте, Пётр Семёнович. Да, это Вера, — её голос был ровным и деловым, как будто она звонила из офиса, чтобы заказать канцтовары. — Мы с вами в прошлом году баню ставили на участке в Сосновке. Помните?
— Вера… — прошептал Игорь, делая шаг к ней. — Вера, что ты делаешь?
Она не удостоила его даже взглядом.
— А, Вера, здравствуйте! Конечно, помню. Как банька-то? Парит? — бодро отозвался голос из телефона.
— Парит отлично, Пётр Семёнович. Спасибо. У меня к вам коммерческое предложение, — продолжила она тем же безэмоциональным тоном. Игорь замер на полпути, его лицо исказилось от ужаса и непонимания. — Мне нужно максимально быстро, желательно завтра с утра, демонтировать сруб бани и теплицу из поликарбоната. С последующей погрузкой и вывозом. Да, с того самого участка.
В трубке на несколько секунд повисла тишина. Даже бригадир, казалось, был ошарашен.
— Демонтировать? — переспросил он. — В смысле… совсем? Подчистую?
— Именно. Подчистую, — подтвердила Вера, глядя прямо в глаза Игорю. В её взгляде не было ни ненависти, ни злости. Только пустота. — Разбор, погрузка, вывоз. Меня интересует цена и сроки. Желательно — завтрашнее утро. О цене договоримся.
— Вера, прекрати! — вскрикнул Игорь и рванулся к ней, пытаясь выхватить телефон. — Ты с ума сошла! Не смей!
Она легко увернулась, отступив на шаг. Её рука с телефоном осталась неподвижной.
— Пётр Семёнович, у меня тут небольшие помехи. Вы сможете прислать людей к девяти утра? — спросила она так, словно крик мужа был не более чем шумом проезжающей за окном машины.
— Да я… ну… сможем, наверное. Только…
— Игорь, успокойся. Уже поздно, — её голос впервые за вечер стал тихим, почти интимным, но от этого ещё более жутким. Он замер с протянутой рукой. — Самое страшное ведь не в том, что ты меня обманул. И даже не в том, что ты украл мои деньги. Самое страшное, Игорь, в том, что ты всё лето с удовольствием смотрел, как я вкалываю на твою мать. Как бесплатная прислуга. Ты приносил мне холодный чай в теплицу, хвалил мои грядки, восхищался моими розами. На чужой земле. И тебе было хорошо. Тебе нравилось.
Она повернулась к нему спиной, закончив разговор с ним и продолжив деловой диалог с бригадиром.
— Отлично, Пётр Семёнович. Тогда в девять утра я вас жду на участке. Деньги будут у меня на руках. Да, до завтра.
Она отключила вызов. Игорь стоял посреди комнаты, раздавленный, уничтоженный. Его телефон наконец замолчал. Он смотрел на её спину, на то, как ровно она держит плечи, и понимал, что это не ультиматум. Это не угроза. Это приговор, который уже приведён в исполнение. Он потерял не дачу. Он потерял всё. И самое ужасное было в том, что она даже не плакала…
