Константин Павлович пользовался огромным успехом у женщин — в его положении это было нетрудно. Придворные дамы почитали за честь уступить ему, добиваться понравившейся женщины великому князю не приходилось. Но однажды произошло невероятное — ему отказали! И кто?!
Константину Павловичу приглянулась жена недавно приехавшего в Санкт-Петербург французского ювелира. Мадам Араужо была очаровательной женщиной — темноволосая и темноглазая, высокая и стройная, она казалась не парой своему полному одышливому супругу.
Наследнику престола не с руки было ухаживать за женой простого обывателя: на придворные балы женщин такого разряда не приглашают, в великосветские дома она не вхожа, не у подъезда же ее караулить, в самом деле? Но она была настолько хороша…
Камердинер генерала Баура, пронырливый и ловкий поляк Бухальский выяснил, что прекрасная мадам Араужо в один из великосветских домов все-таки вхожа: она приезжала к вдове акушера, баронессе Моренгейм, которая жила на Невском проспекте в доме лютеранской Петропавловской церкви, и отпускала свою карету домой. В условленный час за нею приезжал в наемной карете человек с запискою от ее любовника.
Оказывается, господин Араужо зря радовался аристократическим знакомствам жены. Получив записку, прелестная мадам выходила из дома, переодетая до неузнаваемости, и извозчик увозил ее на другой конец города, к дому, где квартировал некий молодой офицер Семеновского полка. Вечером она приезжала к баронессе, снова переодевалась и отправлялась к мужу.
В покоях цесаревича в Мраморном дворце было густо накурено. Константин подолгу совещался с генералом Бауром. То, что предстояло сделать, они планировали как вoeннyю oпepaцию — тщатльно, во всех деталях. Сначала надо было договориться с тем самым извозчиком. Положим, это нетрудно — если не удастся его подкупить, то можно и припугнуть. А вот записка… Здесь дело куда сложнее.
Она должна быть написана той же рукой, в привычных для француженки выражениях. Но ловкач Бухальский справился и с этим: записку подделали, извозчика подкупили.
10 марта 1802 года извозчик в условленное время подъехал к дому баронессы, передал записку лакею. Мадам Араужо выбежала из подъезда, и села в сани.
Они полетели — да только не туда, где ждал ее возлюбленный. Рядом с извозчиком сидел камердинер генерала Баура и что было сил хлестал коней: мимо проносились дома, фонари, полицейские будки…
В конце концов мадам Араужо стала кричать, но извозчик не обращал на это никакого внимания, а выпрыгнуть из саней она не решилась. Ей намекнули, что ее ждет высокая аудиенция.
Остановились они у Мраморного дворца, лакеи с почетом взяли под локоток взбешенную женщину и провели внутрь. К тому моменту она чуть успокоилась: ведь не может с ней произойти в таком месте что-то плохое. Но здесь началось самое скверное…
Великий князь ждал мадам Араужо в своем кабинете, сгорая от нетерпения. Увидев Константина Павловича, женщина закричала и стала отбиваться и царапаться как кошка… Через несколько минут великий князь выскочил из кабинета в страшных ругательствах и весь исцарапанный. Выбегая, он шепнул несколько слов Бауру, и тот кивнул головой.
То, что потом произошло с француженкой трудно описать. Великий князь был шефом Конного полка, и мадам Араужо была отдана во власть крепких и грубых парней-гвардейцев, бывших в карауле при Мраморном дворце. Позже в Петербурге говорили о том, что в этом приняли участие и Баур с Бухальским, а заодно и дворцовые лакеи. Но мало ли о чем сплетничают в большом городе?
Часов через шесть извозчик привез pacтepзанную мадам к дому баронессы. Она упала на руки подруги, прошептав: «Я oбecчещена. Я yмиpaю…» и потеряла сознание. Баронесса Моренгейм отправила ее домой, где бедняжка слегла в лихорадке. Муж кинулся к жившим в Петербурге титулованным французским эмигрантам, те обратились к императору Александру I.
Мадам Араужо умерла под утро. Об этом написали едва ли не все европейские газеты.
«Сегодня умерла жившая в Большой Миллионной одна госпожа по фамилии Араужо. Вчера она выехала из своей квартиры после обеда совсем здоровою, а в первом или во втором часу ночи была привезена в наемной карете и внесена в ее квартиру и оставлена в первой комнате в совершенном бесчувствии в одной изодранной грязной рубашке…»
Александр I высоко ставил приличия, и окажись на месте Константина кто-то другой, он жестоко с ним бы расправился. Но император не мог опозорить свою семью: каково признать, что наследник российского престола замешан в столь грязном деле?
Генерал-лейтенанта Баура упрятали было в Петропавловскую крепсть, но затем тихо освободили. Госпдину Араужо щедро заплатили за молчание и пообещали всяческую помощь. Он был коммерсантом и рассудил трезво: жену не вернешь, да еще, как оказалось — неверную жену, а деньги ему предложили немалые. С тем он и ухал во Францию.
30 марта 1802 года в Петербурге было опубликовано объявление, из которого следовало, что пpecтупление «оставлено в сомнении» и великий князь и наследник престола Константин Павлович никакого касательства к оному не имел.
Но жена цесаревича Анна Федоровна была по этому поводу другого мнения. Она отправилась в Германию и никогда больше не вернулась к мужу.
