В строгих чёрных платьях с белым кружевным воротником, иногда в фартучках, их легко было различить среди других женщин: французские гувернантки. Они появились в России в середине восемнадцатого века и пользовались бешеной популярностью. Без языка Корнеля и Бомарше никто в то время не мог считать себя вполне образованным. А кем они были, это женщины, приехавшие обучать русскую молодёжь?
Стива Облонский, один из персонажей «Анны Карениной», однажды нажил большие неприятности. Его супруга Долли узнала, что «муж был в связи с бывшею в их доме француженкой гувернанткой». Такие истории не были редкостью для девятнадцатого века.
Иностранки, поселившиеся в России в огромном количестве, частенько занимались не только прямыми обязанностями. Многим хотелось «закрепиться», получить статус. Ведь приезжали они на работу не от хорошей жизни.
Столетием раньше, во времена Екатерины Второй, в Россию ехали – прежде всего – за длинным рублем. Дворянство жаждало европейских манер и европейского говора для своих отпрысков. Платили гувернанткам и гувернерам солидно: воспитатель юного поколения Разумовских, француз Пьер-Игнас Жама, получал за свои услуги 700 рублей в год. Жильбер Ромм, гувернёр графа Строганова, работал за невероятные по тем временам 1200. Заграничные педагоги должны были не просто «подучить» дворянскую поросль, но и подготовить к поступлению в европейские вузы. Молодым дамам предлагали доход поскромнее, от 600. Часто это были воспитанницы пансионов, без приданого и надежды на замужество.
«Мадмуазели» быстро стали рядовым явлением. Во-первых, это было модно. Во-вторых, не хватало отечественных «кадров». Их полюбили за весёлый характер, доброе отношение к детям и мобильность. Гувернантки из Франции легко соглашались перемещаться: из поместья в столицу, затем в Европу на воды, потом погостить к дальним родственникам хозяев на два-три месяца.
«Они заменяли недостаток знаний привязанностью к детям и всему дому», — писала фрейлина Александра Осиповна Смирнова-Россет. Один существенный изъян был у этих молодых женщин: привлекательность. Если Стива Облонский просто увлёкся гувернанткой, то Иван Айвазовский на такой даме женился.
После французской революции в Россию хлынул поток учителей. Эмигранты всех сословий пытались найти себе пристанище и доход. И если в некоторые семьи приходили работать дворяне с образованием – как, например, маркиз де Мельвиль в семье помещика Жиздринского, то к другим попадали совершенные неучи.
Софья Капнист-Скалон писала, что в 1802 году в их семью пригласили немолодую француженку, и долгое время дамой были довольны. «Но впоследствии оказалось… что штофик постоянно стоял под её кроватью. А чтобы не слышно было запаха… она ела печёный лук».
Объем знаний этой «луковой дамы» на проверку оставил желать лучшего. Гувернантку поменяли. Как она водила всех за нос? Да просто маменька и папенька занимались другими делами.
Современник Пушкина, Филипп Вигель, тоже воспитывался французским гувернёром: «Шевалье де Ролен не слишком умный… старался со всеми быть любезен и умел нравиться… Он познакомил меня с именами (не с сочинениями) Расина, Мольера и Буало… и возбудил во мне желание их прочесть.
Шевалье был дворянином небольших дарований, но он любил рыбалку и нас к ней пристрастил». К 50-м годам девятнадцатого века всё домашнее воспитание детей шло под руководством француженок или англичанок.
Этот тренд – англичанки-гувернантки – прижился после войны с Наполеоном. В высшем обществе стало хорошим тоном приглашать к детям девушек из туманного Альбиона. Известно, что в русской семье несколько лет проработала Клер Клермонт, сестра Мэри Шелли. Еще одна англичанка, Маргарет Смит, трудилась в семье Корвин-Круковских, и славилась таким жестким характером, что её побаивались даже хозяева дома. «Мама заглядывала к нам нечасто, — писала Софья Ковалевская (дочь Корвин-Круковских), — и в воспитание наше совсем не вмешивалась». А Элизабет Стивенс с 1793 года работала в семье графа Шувалова. Вскоре она перевезла в Россию дочерей. Одна из них, Элизабет Джейн, в 1798 году стала женой графа Михаила Сперанского. Английские гувернантки тоже пускали корни!
Француженок считали чуть более легкомысленными. Графиня Ростопчина рассказывала, как ей пришлось расстаться со своей любимой гувернанткой Луизой из-за случайно допущенного промаха.
Добрая девушка потеряла место, потому что посмела надеть – не по случаю, а просто так — нарядное розовое платье, то есть, выглядела почти как хозяйка дома! В восемнадцатом веке это еще прощали, но в XIX -м уже установились строгие правила поведения: что позволительно, а что нет.
Например, гувернантки жили на детской половине и не обедали вместе с другими домочадцами. Они занимались не только обучением, но и здоровьем детей. Помогали делать уроки, гуляли с детьми, приучали к выполнению нехитрых домашних обязанностей.
Со временем предпочтение всё чаще стали отдавать вдовам, или девушкам непривлекательным. Хорошенькая учительница имела больше шансов остаться без работы. Им строго запрещалось носить яркие цвета в одежде, украшения, использовать косметические средства, и… говорить на любом другом языке, кроме своего.
С десяти лет детям могли нанять и других учителей. Но это не означало, что в обязанности гувернантки входила только языковая практика. Все зависело от её индивидуальных способностей. Например, воспитательница детей князя Репнина, француженка мадам Баэр, занималась математикой. А гувернер князя Кропоткина, месье Пулен, обучал мальчиков стрельбе и верховой езде.
Иногда привязанность детей к гувернанткам была такой сильной, что и спустя годы они с радостью встречали своих воспитательниц. Очень нежно любила Амалию Ивановну фрейлина императрицы Смирнова-Россет. Она называла гувернантку своей второй матерью, мастерицей на все руки, семейным доктором….
Амалия Ивановна просыпалась каждый день в 5 часов утра, и была постоянно чем-то занята. И при этом оставалась внимательной и заботливой со всеми.
Екатерина Сушкова, родившаяся в 1812-м, души не чаяла в своей гувернантке – та была с ней ласкова и всегда оказывалась рядом в нужную минуту. Обожала старенькую мадам Стадлер и княгиня Оболенская. Часто гувернантки так и оставались в доме, чтобы потом заниматься детьми уже своих подопечных.
Но позволить себе иностранного учителя могли только в богатых домах. Ведь нужно было не только оплачивать услуги, но ещё и предоставлять стол и ночлег. Все, кому не по силу были такие расходы, довольствовались «местными», приходящими педагогами, и это было намного дешевле: около 25 рублей в месяц за хорошего преподавателя.
Недавние выпускники вузов или студенты иногда получали 1-2 рубля за урок, а порой и просто приглашались к обеду за свои услуги. Историк Сергей Соловьев, например, начинал свою карьеру как учитель словесности в доме графа Строганова.
Кстати, многие из тех, кто приехал в Россию после французской революции, так и остались на новой родине. Некоторые обзавелись семьями и совершенно обрусели.
