— Слушай, он совсем старый, там хлам один, можешь сносить всё без разбора, — Андрей протянул ей свой потёртый серебристый ноутбук. — Только папку с рабочим архивом не трогай, я её на рабочий стол вынес. А так — пользуйся. Главное, чтобы твой проект не встал.
— Спасибо, — Катя взяла в руки прохладный металл. — Ты меня просто спас. Мой совсем умер, даже не включается.
Она устроилась на широком подоконнике их просторной квартиры — той самой, что досталась ей от бабушки. Сталинка с высокими потолками, толстыми стенами и ощущением незыблемости, которое Андрей так ценил. Он часто говорил, что только здесь, в этих надёжных стенах, он по-настоящему почувствовал себя дома после многих лет скитаний по съёмным углам. Катя улыбнулась своим мыслям. Андрей был её опорой, её каменной стеной, человеком, который внёс в её жизнь спокойствие и уверенность. Его забота сейчас, эта простая готовность отдать свою вещь, лишь бы ей было комфортно работать, в очередной раз согревала душу.
Ноутбук и впрямь был забит под завязку. Она методично начала чистить диски, удаляя старые фильмы, ненужные программы, тонны скачанных картинок. Работа шла быстро. И вот, добравшись до папки «Документы», она наткнулась на странный файл: _archive_old.zip. Нижнее подчёркивание, словно файл хотели спрятать от случайных глаз. Он был создан три года назад — как раз в тот период, когда их бурный роман только начинался, переходя в серьёзную стадию. Любопытство, чисто техническое, взяло верх. Наверняка там что-то громоздкое, что можно безболезненно удалить.
Архив открылся без пароля. Внутри была всего одна папка с названием ICQ_history. А в ней — несколько текстовых файлов с именами. Лена, Олег, Мама… И один файл, который заставил её палец застыть над тачпадом: Лена_final.txt. Лена была его бывшей. Той самой, разрыв с которой был, по его словам, мучительным, но необходимым.
Она не должна была этого делать. Это было неправильно, низко. Но какая-то неведомая сила, холодная и настойчивая, заставила её дважды кликнуть по файлу. Текстовый документ развернулся на весь экран, и первые же строчки ударили под дых, выбив весь воздух из лёгких. Это был его монолог. Длинный, выверенный, безжалостно-логичный ответ на её, видимо, эмоциональное письмо.
«Лен, пойми, это не предательство. Это решение взрослого мужчины. Я люблю тебя, и это правда. Но любовь — это не всё. Я устал жить сегодняшним днём, устал от съёмных квартир, от вечной неуверенности. Я хочу строить будущее, а не просто проживать молодость. Ты — это фейерверк, эмоции, страсть. А Катя — это надёжность. У неё своя двушка в хорошем районе, стабильная работа. Она твёрдо стоит на ногах. Это более перспективный вариант».
Катя читала дальше, и каждое слово ложилось на душу ледяным пластом. Он писал о ней, о Кате, как о выгодном приобретении. Он хладнокровно анализировал её достоинства: квартира, отсутствие материальных проблем, спокойный характер. Он сравнивал её с Леной, описывая последнюю как прекрасный, но абсолютно непрактичный вариант для жизни. Он не писал о чувствах к Кате. Он писал о комфорте, о выгоде, о «закрытии базовых потребностей». Её жизнь, её чувства, её саму — взвесили, оценили и признали выгодным активом.
Она дочитала до конца. Закрыла файл. А потом открыла его снова и перечитала ещё раз. Медленно, вдумчиво, впиваясь взглядом в каждую букву. Внутри не было бури. Что-то умерло так быстро и тихо, что она даже не успела испугаться. На его месте родилось нечто иное — твёрдое, острое и абсолютно безжалостное. Пять лет их брака, его нежные слова, его забота, его объятия — всё это оказалось частью хорошо продуманного бизнес-плана. Он не выбрал её. Он заключил с ней сделку, о которой она даже не подозревала.
Катя не стала закрывать ноутбук. Она оставила его на журнальном столике в гостиной, открытым на том самом файле. Экран светился в сгущающихся сумерках холодным, мертвенным светом, освещая слова, которые стали приговором их браку. Она села в кресло напротив и стала ждать. Ждать мужчину, который купил её за две комнаты в центре Москвы.
— Я дома! Принёс твой любимый сыр, который ты нигде найти не могла.
Голос Андрея, как всегда бодрый и уверенный, прорезал густую тишину квартиры. Катя услышала, как он ставит на пол пакеты, как щёлкает замок. Она не сдвинулась с места, продолжая сидеть в кресле. Её тело было тяжёлым, непослушным, будто отлитым из свинца.
— Положи на стол, — её голос прозвучал глухо и незнакомо, словно донёсся со дна колодца.
Андрей вошёл на кухню, насвистывая какую-то мелодию, и замолчал на полуслове. Он ожидал увидеть её у плиты, в облаке ароматного пара, с привычной тёплой улыбкой. Но кухня была стерильно чистой и пустой. Ни запаха ужина, ни звука работающей вытяжки. Воздух в квартире был не просто тихим — он был стерильным, выхолощенным, будто из него удалили не только запахи, но и саму жизнь.
Он нашёл её в гостиной. Она сидела в своём любимом кресле, но её поза была неестественно прямой, напряжённой. Руки лежали на подлокотниках, пальцы не были расслаблены. Он списал это на усталость — сложный проект, сломанный ноутбук. Он подошёл сзади и наклонился, чтобы поцеловать её в макушку.
— Ну как ты тут без меня? Справилась со старым динозавром?
Он коснулся губами её волос и в тот же миг почувствовал это. Она не отстранилась резко, не вздрогнула. Она просто стала твёрдой, как мраморная статуя под его прикосновением. Не было ответа, не было тепла. Было лишь физическое сопротивление материала, который перестал быть живым и податливым. Он выпрямился, и его весёлость начала медленно испаряться.
— Кать, всё в порядке?
— Да, — коротко ответила она, не поворачивая головы.
Он обошёл кресло и заглянул ей в лицо. Глаза её были сухими и смотрели куда-то сквозь него, в стену. Никаких эмоций. Абсолютный ноль. Эта пустота пугала гораздо сильнее, чем если бы он застал её в слезах.
— У тебя что-то случилось на работе? — он предпринял ещё одну попытку нащупать почву.
— Нет.
— Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет.
Его терпение начало истощаться, сменяясь глухим раздражением. Он принёс продукты, он спешил домой, он отдал ей свою вещь, а в ответ получал эту ледяную стену.
— Может, ты тогда объяснишь, что происходит? — его тон стал более жёстким. — Я прихожу домой, а тут атмосфера, как в морге. Я что-то не так сделал?
Она медленно повернула к нему голову. И он впервые за вечер по-настоящему встретился с ней взглядом. В её глазах не было ни обиды, ни гнева. Там было холодное, отстранённое любопытство исследователя, разглядывающего под микроскопом особенно неприятный образец.
— Нет, Андрей. Ты всё сделал так, — произнесла она медленно, разделяя слова. — Даже слишком.
Он не понял. Её спокойствие, её странные фразы выводили его из себя. Он хотел привычной, понятной реакции. Крика, спора, чего угодно, но не этого холодного препарирования.
— Хватит говорить загадками, — он начал терять контроль. — Что случилось?
Она молча поднялась с кресла. Её движения были плавными, выверенными. Она не суетилась. Она повернулась к нему, и её лицо было абсолютно спокойным, почти безмятежным. Это было лицо человека, принявшего окончательное решение и уже прошедшего через все стадии эмоций.
— Пойдём, — сказала она. — Мне нужно тебе кое-что показать.
Она пошла в сторону комнаты, не оглядываясь, уверенная, что он последует за ней. И он пошёл. Инстинктивно, как идут за конвоиром. Короткий путь по коридору показался ему бесконечным. Тревога сжимала горло ледяными пальцами. Она остановилась у журнального столика и сделала едва заметный жест рукой, приглашая его посмотреть.
Он сделал шаг вперёд и замер. На светящемся экране был открыт текстовый файл. Ему не нужно было вчитываться. Он узнал этот разговор. Он узнал свои слова. Кровь отхлынула от его лица, оставляя после себя мертвенную, серую бледность.
— Это… это было давно, Кать. Я… — начал он, и его голос, обычно такой ровный и сильный, дал трещину, стал сиплым.
Он не смотрел на неё. Его взгляд был прикован к экрану, словно он надеялся, что если будет смотреть достаточно долго, буквы расплавятся и исчезнут, унося с собой эту уродливую правду. Он инстинктивно протянул руку, чтобы захлопнуть крышку ноутбука, прервать этот молчаливый сеанс разоблачения, но Катя сделала шаг вперёд, и её тень упала на клавиатуру.
— Не трогай, — произнесла она. Голос был тихим, но в нём была такая концентрация холодной воли, что его рука замерла в воздухе и бессильно опустилась вдоль тела.
— Катя, это просто слова. Глупые, дурацкие слова, которые я писал, когда был другим человеком. Мы все делаем ошибки…
— Ошибки? — она медленно обошла столик и встала прямо напротив него. Теперь он был вынужден поднять на неё глаза. — Ты называешь это ошибкой? Это не ошибка, Андрей. Это бизнес-план. Очень точный, подробный, с анализом активов и оценкой рисков.
Она говорила без всякого выражения, будто зачитывала отчёт на скучном совещании. И именно эта бесстрастность резала его сильнее любого крика. Он увидел, что она не собирается ему подыгрывать, не даст ему возможности включить привычные манипуляции: вызвать жалость, перевести всё в шутку, задавить авторитетом. Эта игра велась по её правилам.
— Ты не понимаешь… Я был в отчаянии. Я любил Лену, но у нас не было будущего! Я хотел стабильности, хотел твёрдой почвы под ногами! — он начал говорить быстрее, сумбурно, пытаясь выстроить хоть какую-то линию защиты.
— Твёрдой почвы, — она кивнула, будто соглашаясь с его терминологией. — Да, я читала. Шестьдесят два квадратных метра твёрдой почвы в сталинском фонде. Очень надёжный фундамент для будущей семьи. Скажи, а ты просчитывал амортизацию? Или инфляционные риски?
Его лицо исказилось. Он понял, что она не просто злится. Она издевается. Она взяла его цинизм и теперь методично, скальпелем, препарировала его на его же глазах.
— Перестань! Это не смешно!
— А я и не смеюсь. Я пытаюсь понять. — Катя сделала ещё один шаг, сокращая дистанцию до минимума.
— Что именно?
— Более перспективный вариант? Ты писал своей бывшей, что бросаешь её, потому что я «более перспективный вариант с собственной квартирой в Москве»?! Знаешь что? Возвращайся к своему бесперспективному прошлому, а я найду себе вариант с душой, а не с калькулятором вместо сердца!
— Вот как, значит?!
— А ты хоть представляешь, как это звучит? Ты не человека выбирал, Андрей. Ты выбирал недвижимость с удобной опцией в виде меня.
Когда она произнесла эту фразу, он вздрогнул, словно от удара. Он наконец осознал, что оправдания бесполезны. Стена рухнула, и он перешёл в атаку — единственную оставшуюся у него тактику.
— А ты думала, как взрослые люди отношения строят?! В сказке живёшь?! Да, я думал о будущем! Да, я думал о том, где мы будем жить и что будем есть! В отличие от некоторых, кто витает в облаках! Я принял сложное, взрослое решение! Я выбрал надёжность, а не вечные эмоциональные качели и съёмные халупы! И знаешь что? Я не жалею! Мы прожили пять отличных лет, и всё это благодаря моему прагматизму!
Он выкрикнул это ей в лицо, и в комнате на мгновение стало тихо. Он сам испугался своих слов, но отступать было уже поздно. Маска была сорвана, и под ней оказалось уродливое, самодовольное лицо расчётливого дельца.
Катя слушала его, не перебивая. Её лицо оставалось непроницаемым. Когда он замолчал, она чуть склонила голову набок, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя. Затем она произнесла очень тихо, но отчётливо:
— Теперь всё понятно. Окончательно, — её голос был ровным, почти равнодушным.
Андрей ожидал чего угодно: продолжения крика, обвинений, упрёков. Но вместо этого она просто посмотрела на него так, будто он был предметом мебели, который внезапно оказался не на своём месте. В её взгляде не было ненависти, только холодное, окончательное понимание. Она видела его насквозь, и то, что она увидела, было ей больше неинтересно.
Не говоря ни слова, она развернулась и пошла на кухню. Её походка была спокойной, неторопливой. Андрей, сбитый с толку этой внезапной сменой тактики, двинулся за ней. В его голове проносились мысли, одна тревожнее другой. Что она задумала? Собирается взять нож? Или сейчас начнётся новый виток скандала уже на другой территории? Он вошёл на кухню и замер на пороге, наблюдая.
Катя подошла к кухонному гарнитуру, открыла верхний шкафчик и достала оттуда большую, герметично закрытую банку. Это был его любимый кофе. Дорогущая арабика редкого сорта, которую он заказывал через знакомых и которой очень гордился. Он любил рассказывать гостям о его тонком послевкусии и нотках тёмного шоколада. Это был один из маленьких атрибутов его успешной, налаженной жизни.
Она с характерным шипением вскрыла вакуумную крышку. Пряный, густой аромат наполнил кухню. Для Андрея это был запах уюта, запах утра, запах их дома. Катя поднесла банку к носу, сделала глубокий, медленный вдох, словно прощаясь с чем-то. А затем, с тем же спокойным, методичным движением, она подошла к мусорному ведру, нажала на педаль и высыпала всё содержимое банки внутрь. Зёрна с сухим, безжизненным стуком ударились о дно пустого пакета.
— Ты… ты что делаешь? — выдохнул он.
Она не ответила. Поставила пустую банку на стол. Затем открыла барный шкафчик. Её рука без колебаний легла на приземистую, тяжёлую бутылку двенадцатилетнего виски. Его гордость. Подарок партнёра по бизнесу. Он отпил из неё всего пару раз, по особому случаю, растягивая удовольствие.
Она ловко свернула пробку и, подойдя к раковине, наклонила бутылку. Золотисто-янтарная, пахнущая торфом и карамелью жидкость полилась в сливное отверстие, издавая булькающий, утробный звук. Этот звук был для Андрея оглушительнее любого крика. Он смотрел, как исчезают в канализации его статус, его маленькие радости, его иллюзия контроля.
— Сумасшедшая! Хватит! — он бросился к ней, схватил за плечо. — Ты с ума сошла?!
Катя медленно повернула голову. Она не пыталась вырваться. Она посмотрела на его руку на своём плече, а затем перевела взгляд на его лицо. В её глазах плескался такой ледяной покой, что ему стало не по себе. Он ослабил хватку.
— Это не мои вещи, — произнесла она тихо. — И это не твой дом. Ты просто арендовал здесь комфорт. А я была частью пакета услуг. Удобное приложение к квадратным метрам.
Она вылила остатки виски, поставила пустую бутылку рядом с пустой банкой из-под кофе. Идеальная инсталляция конца.
— Знаешь, что? — Андрей отступил на шаг, его лицо побагровело от ярости. — Возвращайся к своему бесперспективному прошлому, а я найду себе вариант с душой, а не с калькулятором вместо сердца!
Катя усмехнулась. Впервые за весь вечер. Это была короткая, злая усмешка.
— Какая ирония. Ты цитируешь мои мысли. Только я уже нашла. Себя. Без тебя. А теперь у тебя есть прекрасная возможность снова пожить на съёмной квартире.
Она сделала паузу, давая словам впитаться в воздух, пропитать его окончательным ядом.
— Срок аренды моего сердца и моей квартиры для тебя истёк.
Она не кричала. Она не плакала. Она просто вынесла вердикт. А потом молча подняла руку и указала на выход из кухни, а затем и из её жизни. И в этом простом, безмолвном жесте было больше жестокости и окончательности, чем в любом проклятии…
