— Считаешь, я не права? — тихий вопрос прорезал густой вечерний воздух кухни, как осколок стекла.
Виктор вздрогнул, отрывая взгляд от экрана ноутбука, где бессмысленно сменяли друг друга заголовки новостей. Он не смотрел на них, он просто прятался за этим голубоватым свечением от разговора, который должен был состояться час назад, но так и не начался. Анна стояла в дверном проёме, прислонившись плечом к косяку. Она не кричала, не плакала. Её лицо было спокойным, почти безмятежным, и от этого Виктору стало по-настоящему страшно. Он знал её гнев — громкий, взрывной, но быстро проходящий. Но такой он её не видел никогда.
Всего час назад она вернулась из школы. Не влетела, как обычно, а вошла. Поставила сумку на пол с глухим стуком, небрежно, словно внутри не было ничего ценного. Разделась. Прошла в комнату, где их пятнадцатилетний сын, Денис, полулежал на диване, подперев голову рукой, и лениво скользил большим пальцем по погасшему экрану телефона. Виктор сидел в кресле, делая вид, что поглощён телепередачей.
— Меня вызывала завуч, — сказала Анна в пространство. Не сыну, не мужу. Просто констатировала факт. Денис даже не поднял головы.
— Угу.
— Тебя поймали за курением на заднем дворе школы. И ты, как мне передали, предложил Ирине Павловне «заняться своими делами». Это дословная цитата.
— Норм, — Денис пожал плечами, его внимание всё ещё было приковано к тёмному прямоугольнику в руке.
Анна смотрела на его расслабленную позу, на модную стрижку, на дорогую толстовку, которую они с Виктором купили ему всего месяц назад. И чувствовала, как внутри вместо привычного раздражения закипает что-то холодное и тяжёлое. Она видела не своего сына, а самодовольного чужого юнца, уверенного в своей полной безнаказанности.
— Интернета у тебя не будет. Месяц. Карманных денег тоже. Можешь отдать мне свой телефон. Вот тут он удостоил её взглядом. В его глазах не было раскаяния, только скучающее раздражение, как будто у него отняли любимую игрушку. Он молча протянул ей аппарат. Взял с журнального столика книгу, которую ему задали читать по литературе, и демонстративно открыл её, давая понять, что разговор окончен. Анна взяла телефон и вышла. Виктор так и не произнёс ни слова, лишь вжал голову в плечи.
А потом, минут десять спустя, проходя мимо комнаты сына, чтобы отнести телефон в ящик стола, она услышала тихий шёпот. Дверь была приоткрыта на пару сантиметров. Она увидела спину мужа и руку Дениса. И этот едва уловимый шелест купюры, переходящей из одной ладони в другую.
— Держи, только матери не говори.
У Анны всё оборвалось. Она не стала врываться, не стала кричать. Она молча вернулась на кухню, налила себе стакан воды и дождалась, когда Виктор выйдет из комнаты сына, стараясь ступать как можно тише. И вот теперь он сидел перед ней, пойманный с поличным, и его лицо выражало смесь вины и упрямства.
— Думаешь, твой метод лучше? — повторила она, делая шаг внутрь кухни.
— Ань, ну ты слишком жестоко, — начал мямлить он, избегая её взгляда. — Парень оступился, с кем не бывает. А ты сразу шашкой махать. Лишать всего… Так мы из него врага сделаем. Нужно по-человечески, на доверии…
Анна смотрела на него, и в её голове с ледяной ясностью сложилась вся картина. Вот он, главный архитектор этого хамства. Не Денис. А её муж, со своей «добротой», своим желанием быть хорошим парнем, своим вечным «надо же понять». Он не отец. Он — адвокат. Бесплатный защитник всех пороков и слабостей их сына. Он не воспитывал, он потакал. Он покупал его любовь и расположение вот такими тайными подачками, подрывая её авторитет, превращая её в злого полицейского, а себя — в доброго спасителя.
— Хорошо, — отрезала она. Слово упало на стол, как нож гильотины. Виктор удивлённо поднял на неё глаза. — Я тебя услышала. С этой минуты воспитанием сына занимаешься ты.
Она сделала паузу, давая словам впитаться в воздух, в стены этой кухни.
— Родительские собрания, проверка дневника, его успеваемость, его проблемы с учителями, его ложь, его будущее — это всё твоя зона ответственности. Я больше не вмешиваюсь. Ты считаешь, что твой путь верный — вперёд. Покажи мне, как надо. Я умываю руки. Посмотрим, как далеко вы уедете на твоей доброте. А я… Можешь считать меня просто соседкой по квартире. Которая живёт здесь, ест и спит. Всё. Эксперимент начался.
Эксперимент начался с тишины. Но это была не вчерашняя, наэлектризованная и густая тишина ожидания скандала. Это была новая, пустотная, деловая тишина. Утром Анна проснулась по будильнику, как всегда, в половине седьмого. Бесшумно оделась, прошла в ванную, затем на кухню. Она достала из холодильника пачку творога, налила себе кофе, села за стол. Она двигалась с экономичной точностью человека, который знает, что должен позаботиться только о себе. Никаких кастрюль с кашей, никаких бутербродов «на троих». Только её чашка, её тарелка, её ложка.
Минут через двадцать на кухню ввалился Денис, заспанный и хмурый. Он бросил взгляд на пустую плиту, на мать, спокойно пьющую кофе, и открыл холодильник.
— А поесть ничего нет?
— В холодильнике есть яйца, в хлебнице — хлеб, — ровным тоном ответила Анна, не отрываясь от своей тарелки.
Денис захлопнул дверцу. Он явно не собирался ничего готовить. Он посмотрел на Виктора, который как раз вошёл на кухню и замер, оценивая мизансцену. На его лице промелькнула растерянность. Он привык, что завтрак всегда ждёт его на столе.
— Ань? — вопросительно начал он.
— Доброе утро, — сказала она и, допив кофе, встала. Она сполоснула за собой чашку и тарелку, поставила их в сушилку и направилась к выходу. — Я ушла.
Она не сказала «до вечера». Она не поцеловала ни мужа, ни сына. Она просто исчезла, как исчезает с вокзала случайный попутчик.
Виктор остался наедине с сыном и немым укором пустых кастрюль. Он вздохнул, достал сковородку и неумело разбил на неё пару яиц. Это было начало его игры в хорошего, понимающего отца. После завтрака, когда Анна уже ушла, он подошёл к Денису.
— Слушай, сын. Я вчера с матерью поговорил. Она погорячилась, конечно. Я считаю, что мы с тобой мужики и должны доверять друг другу. — Он протянул Денису его телефон. — Вот. Я включу интернет. И деньги на обеды и проезд я тебе буду давать. Но у нас с тобой договор. Ты меня не подводишь. Никаких сигарет, никаких прогулов. Идёт? Денис взял телефон. В его глазах на мгновение промелькнуло торжество, но он быстро его погасил, изобразив сдержанную благодарность.
— Идёт, пап. Спасибо. Я всё понял.
Первые несколько дней Виктору казалось, что его метод работает. Денис был подчёркнуто вежлив, уходил в школу вовремя, по вечерам сидел в своей комнате, не привлекая внимания. Анна продолжала жить своей параллельной жизнью. Она возвращалась с работы, готовила ужин на одного, читала книгу или смотрела фильм в наушниках. На робкие попытки Виктора заговорить о сыне — «вроде взялся за ум», «сегодня даже посуду за собой помыл» — она отвечала молчанием или коротким кивком. На прямой вопрос: «Ты не хочешь узнать, как у него дела в школе?» она, отложив книгу, холодно посмотрела на мужа.
— Это твоя зона ответственности. Ты мне сам сказал, что твой метод лучше. Вот и применяй его.
А потом, в четверг, раздался звонок. Виктор сидел в гостиной, пытаясь работать за ноутбуком. Анна была в кресле напротив, погруженная в чтение. Он увидел на экране телефона имя «Марина Фёдоровна, классная» и у него похолодело внутри. Он вышел в коридор.
— Виктор Андреевич, здравствуйте. Денис сегодня снова не был на первых трёх уроках. И во вторник его не было на двух последних. Он болеет?
— Нет… — растерянно пробормотал Виктор. — Он уходил в школу… — В школе его не было. И, простите, но в столовой его тоже никто не видел уже несколько дней. Вы ему деньги на обеды даёте? Он вообще ест?
Виктор вернулся в гостиную оглушённый. Он сел на диван. Анна перевернула страницу. Она всё слышала, он это знал. Вечером, когда Денис вернулся, Виктор попытался начать разговор.
— Дэн, подойди. Мне звонили из школы.
— И чего? — Денис не останавливаясь прошёл в свою комнату. Виктор пошёл за ним. — Почему ты прогуливаешь? Мы же договаривались!
— Да не прогуливал я, — бросил Денис, усаживаясь за компьютер. — Мы в библиотеке сидели, к докладу готовились. Марина просто не в курсе.
— А деньги на обеды? Где ты ешь?
— Пап, ты чего пристал? Какая разница? Хватает мне всего. Он надел наушники, давая понять, что разговор окончен. Виктор стоял в дверях его комнаты, чувствуя себя полным идиотом. Он дал сыну все инструменты для лжи и теперь не имел ни одного рычага давления. Запретить интернет снова? Это значит признать своё поражение перед Анной. Он вернулся в гостиную и без сил опустился в кресло. Анна оторвалась от книги и посмотрела на него. В её взгляде не было злорадства. Было что-то хуже — холодное, отстранённое любопытство энтомолога, наблюдающего за барахтающимся в банке насекомым.
Виктор попал в собственную ловушку. Его «договор» с сыном, который он с гордостью считал мудрым компромиссом, на деле оказался актом о полной капитуляции. Денис не просто нарушал правила, он наслаждался этим, ощущая, что отец, добровольно разоружившийся, теперь абсолютно бессилен. Попытки Виктора вернуть хотя бы видимость контроля выглядели жалко.
— Покажи дневник, — потребовал он в понедельник вечером, стараясь, чтобы его голос звучал твёрдо.
— Забыл, — бросил Денис, не отрываясь от монитора. Во вторник на тот же вопрос он ответил: — Потерял где-то. А в среду, когда Виктор прижал его в коридоре, Денис посмотрел на него с откровенной насмешкой. — Пап, ты из какого века? У нас давно всё в электронном журнале. Тебе пароль дать? Он знал, что у Виктора нет никакого пароля. Пароли были у Анны. А Анна теперь была соседкой, которая, проходя мимо них, даже не замедлила шаг, словно они обсуждали погоду, а не тотальный саботаж учебного процесса. Виктор не стал просить её о помощи. Это было бы равносильно поднятию белого флага.
Он решил попробовать другой подход — разговор «по-мужски». Он дождался, когда Денис выйдет из своей комнаты за очередной порцией еды, и преградил ему путь.
— Нам нужно поговорить. Серьёзно.
— Я занят, — Денис попытался его обойти.
— Нет, не занят, — Виктор положил руку ему на плечо. — Я знаю, что ты мне врёшь. Про библиотеку, про обеды. Я знаю, что ты прогуливаешь. Я пошёл тебе навстречу, поверил тебе. Почему ты так себя ведёшь? Денис посмотрел на руку отца на своём плече, потом в его глаза. И Виктор увидел в них не вину, не страх, а скуку и презрение.
— А что ты сделаешь? Отключишь интернет? Так ты уже пробовал, не помогло. Пожалуешься маме? Так она теперь у нас просто соседка. У неё своя жизнь, у нас — своя. Ты же сам этого хотел.
Денис стряхнул его руку и прошёл на кухню, оставив Виктора одного в полутёмном коридоре. Каждое слово сына было ударом. Он использовал его же аргументы, его же «доброту» как оружие против него. Виктор почувствовал, как к горлу подступает тошнота от собственного бессилия. А из гостиной доносилось ровное шуршание переворачиваемых страниц. Анна читала. Она была здесь, и в то же время её не было. Её молчаливое присутствие было оглушительнее любого крика.
Развязка наступила в пятницу. Вечер начался как обычно. Анна вернулась, приготовила себе лёгкий ужин, уединилась с книгой. Виктор бесцельно бродил по квартире. Около десяти вечера в замке повернулся ключ. Вошёл Денис. Виктор сразу понял — что-то случилось. Дорогая куртка была порвана на рукаве, а на нижней губе темнела свежая ссадина, уже начавшая опухать.
— Что с тобой?! — Виктор бросился к нему. — Ты подрался? Кто это сделал?
— Упал, — буркнул Денис, отводя глаза и пытаясь проскользнуть в свою комнату. — Какое «упал»?! У тебя губа разбита, куртка порвана! Говори, что произошло!
— Отстань! — огрызнулся Денис, и в его голосе прозвучала неприкрытая злоба. Он захлопнул за собой дверь, и щелчок замка прозвучал как выстрел.
Виктор остался стоять посреди прихожей. Он посмотрел в сторону гостиной. Анна оторвала взгляд от книги, её глаза встретились с его. В них не было ни сочувствия, ни тревоги. Только холодная, беспристрастная констатация факта. Она видела разбитую губу, видела порванную куртку, видела его панику. Она всё видела. И снова опустила глаза на страницу.
На следующий день, в субботу, когда Виктор ещё не решил, как ему действовать дальше, его телефон зазвонил. Незнакомый номер.
— Виктор Андреевич? — раздался в трубке резкий, злой мужской голос.
— Да, это я.
— Меня зовут Игорь Семёнович, я отец Кости Романова из параллельного класса. Я звоню вам по поводу вашего сына. Он, вместе со своей компанией, уже неделю вымогает деньги у младших. Сегодня они прижали моего сына за школой. Костя отказался платить, и ваш Денис в драке выбил у него из рук телефон. Экран вдребезги, ремонту не подлежит. Виктор слушал, и пол уходил у него из-под ног. Вымогательство. Драка.
— Телефон стоил тридцать тысяч рублей. Я не хочу доводить дело до директора и инспекции. Я даю вам время до завтрашнего вечера, чтобы вернуть деньги. Иначе разговаривать мы будем в другом месте. Понятно?
Трубка замолчала. Виктор медленно опустил руку с телефоном. Тридцать тысяч. Он посмотрел в сторону гостиной, где в кресле сидела его жена. Она была его последней надеждой. Он вошёл в комнату, чувствуя себя осуждённым, идущим на приговор. Он не знал, как начать. Он просто стоял и молчал. Анна, почувствовав его взгляд, медленно, с какой-то ритуальной точностью, вложила в книгу закладку, закрыла её и положила на столик.
— Что-то случилось?
Он сглотнул. И рассказал всё. Про звонок, про вымогательство, про разбитый телефон и тридцать тысяч. Он говорил, а она смотрела на него. Просто смотрела, не перебивая. Когда он замолчал, в комнате стало абсолютно тихо. Он ждал. Крика, упрёков, чего угодно. Она посмотрела ему прямо в глаза, и её голос был таким же ровным и спокойным, как и всё это время.
— Твой сын, твои проблемы. Разбирайся.
Слова Анны не были ударом. Они были констатацией смерти. Виктор смотрел на неё, и ему казалось, что он видит не свою жену, а чужого, непроницаемого человека, который только что зачитал ему приговор. В голове билась одна цифра: тридцать тысяч. И один срок: до завтрашнего вечера. Он лихорадочно прокручивал варианты. Звонить друзьям, коллегам? После недавних неудачных попыток занять по мелочи, просить такую сумму было унизительно и почти наверняка бессмысленно. Кредит? В субботу, за один день? Нереально. Стена, которую он так усердно строил для сына из «доверия» и «понимания», обрушилась и придавила его самого.
Он сделал несколько шагов по комнате, проводя рукой по волосам. Он чувствовал её взгляд на своей спине — спокойный, изучающий. Она не наслаждалась его мучениями. Она их протоколировала.
— Аня, у нас есть деньги, — его голос был хриплым, чужим. — Общие. На счёте. Он повернулся к ней. В его взгляде была последняя, отчаянная мольба. Он апеллировал не к жене, а к партнёру, к человеку, с которым они двадцать лет прожили вместе, купили эту квартиру, вырастили… этого монстра.
— Это не общая проблема, — ответила она так же ровно, будто они обсуждали покупку нового чайника. — Ты сам установил правила. Это твоя зона ответственности. Деньги на счёте — это наши сбережения. На ремонт, на отпуск, на нашу старость. На наше будущее. Проблема Дениса — это не наше будущее. Это твоё настоящее.
Это было хуже, чем отказ. Это была логика. Её собственная, железная, убийственная логика, которую он сам же и легализовал. Внутри Виктора что-то оборвалось. Весь страх, унижение и бессилие последних дней скрутились в один тугой, раскалённый ком и взорвались.
— Ты этого хотела, да?! — его голос сорвался на крик, и он шагнул к ней. — Ты с самого начала этого ждала! Тебе доставляло удовольствие смотреть, как я проваливаюсь! Ты специально устроила этот спектакль, чтобы доказать свою правоту! Чтобы ткнуть меня носом, как щенка! Ты не мать, ты просто…
Он не закончил. В этот момент дверь гостиной приоткрылась, и в проёме показалась голова Дениса. Он услышал крики. На его лице не было ни страха, ни интереса. Только ленивая, презрительная ухмылка. Он окинул взглядом побагровевшего отца, затем перевёл его на ледяную фигуру матери.
— Ну что, папа-адвокат, — протянул он с наглой интонацией. — Не можешь решить вопрос?
И тогда Анна встала. Она не смотрела на сына. Она смотрела прямо в глаза Виктору, и её взгляд был полон такого ледяного презрения, что он невольно отшатнулся. Вся та тихая ярость, которую она копила неделю, месяц, годы, наконец нашла свой выход. Но это был не крик. Это был приговор, произнесённый с убийственным спокойствием.
— Ты опять дал ему денег, после того как нас в школу вызывали?! Ты поощряешь его хамство и враньё! Раз ты его адвокат, то иди и разбирайся с его проблемами сам! Я умываю руки!
Эта фраза, сказанная тогда, на кухне, была началом эксперимента. Сейчас она стала его концом. Она прозвучала как эпитафия на могиле их семьи.
— Да что ты о себе возомнила?! — закричал Виктор, окончательно теряя контроль. — Святая! Сидела тут с книжкой, ждала, когда всё рухнет!
— Я дала тебе то, что ты просил, — её голос резал, как скальпель. — Полную свободу действий. Ты показал свой метод. Вот его результат. Смотри. Она указала подбородком на Дениса, который с откровенным интересом наблюдал за перепалкой, словно смотрел кино.
— Вы оба меня достали! — вдруг рявкнул Денис, и его лицо исказилось от злобы. — Один орёт, другая умничает! Мне плевать на вас и на ваши проблемы!
Он развернулся и с силой захлопнул дверь. В комнате остались только двое. Или скорее, два врага, запертые в одной камере. Они стояли друг напротив друга посреди гостиной, и пространство между ними было выжжено дотла. Ничего общего. Ни сына, ни прошлого, ни будущего. Только общая жилплощадь и взаимная ненависть. Виктор смотрел на неё, и всё, что он чувствовал, — это жгучую пустоту. Она смотрела на него, и в её глазах не было ничего, кроме осознания того, что эксперимент окончен. Все проиграли…
