— Ужин на столе, Стас. Ты, наверное, совсем без сил?
Голос Ани доносился из кухни — мягкий, обволакивающий, полный сочувствия. Стас сбросил в коридоре тяжёлые, испачканные цементной пылью ботинки и прислонился плечом к стене, закрыв глаза. Всё его тело было одной сплошной, ноющей болью. Спина гудела после восьми часов на стройке, где он таскал мешки со смесью, а кисти рук онемели от вибрации руля курьерского мопеда, на котором он развозил заказы до одиннадцати вечера. Воздух квартиры, пахнущий жареной картошкой и уютом, казался чем-то инородным после дня, проведённого в запахах выхлопных газов и сырого бетона.
— Сейчас, пару минут, — прохрипел он, с трудом заставляя себя двигаться.
На кухне Аня сидела за столом, подперев подбородок рукой. Перед ней стояла почти нетронутая тарелка. Вид у неё был уставший и расстроенный — тот самый вид, который Стас наблюдал уже шестой месяц. С тех пор, как её «сократили». Он помнил тот день в мельчайших деталях: её растерянное лицо, слова о том, что их отдел расформировали, и тихое «Что же мы теперь будем делать?». И он, как и положено мужчине, ответил: «Прорвёмся». Он и не думал, что «прорвёмся» будет означать такой ад.
— Опять ничего? — спросил он, садясь напротив и жадно набрасываясь на еду. Горячая картошка с луком обжигала язык, но это было лучшее ощущение за весь долгий день.
Аня тяжело вздохнула, отодвинув от себя тарелку.
— Сегодня было собеседование по видеосвязи. С какой-то крупной логистической компанией. Девушка-эйчар, лет двадцати, смотрела на меня так, будто я динозавр. Спросила, почему в моём резюме нет опыта работы с какой-то новой программой учёта. Я ей объясняю, что у нас была другая, но я быстро учусь. А она так снисходительно улыбнулась… Знаешь, Стас, такое чувство, будто я полгода просидела в бункере, а мир улетел вперёд.
Она говорила это так убедительно, с такой искренней горечью в голосе, что у Стаса внутри всё сжималось от жалости и бессильной злости. Он видел, как его умная, деятельная Аня угасает на глазах. Как она каждый день заставляет себя открывать сайты с вакансиями, рассылать резюме и получать в ответ либо молчание, либо вежливые отказы. Он ненавидел этих бездушных эйчаров, ненавидел её бывшего начальника, который так легко вышвырнул на улицу ценного сотрудника.
— Не бери в голову, — пробасил он, прожевав картошку. — Найдёшь ещё лучше. Ты же у меня специалист, каких поискать. Просто время сейчас такое, дурацкое.
— Спасибо тебе, — тихо сказала она, протягивая руку и кладя её поверх его загрубевшей ладони. — Я не знаю, что бы я без тебя делала. Ты мой герой, Стас. Правда.
Он отмахнулся, смутившись. Герой. Какой из него герой? Просто мужик, который пашет, чтобы его женщина не чувствовала себя ущемлённой. Чтобы у них была еда на столе, и чтобы Аня могла спокойно искать работу, не думая о том, где взять деньги на самое необходимое. Ради этого он был готов терпеть крики прораба, холодный ветер в лицо и ноющую боль в пояснице. Каждая заработанная им сверх нормы тысяча была для него маленькой победой. Победой ради неё.
— Я сегодня опять вакансии смотрела, — продолжила Аня, возвращаясь к своей привычной теме. — Одни требуют невозможного, другие предлагают копейки. Такое ощущение, что все сговорились. Иногда руки просто опускаются. Целый день сидишь, как прикованная, смотришь в монитор, а толку ноль.
Стас доел ужин, встал и молча помыл за собой тарелку. Слушать это было тяжело. Он видел её «рабочий день»: она просыпалась, когда он уже уходил, пила кофе, часами сидела за ноутбуком, а потом созванивалась с подругами, жалуясь на жизнь. Он не осуждал её. Он понимал: ей нужна поддержка, нужно выговориться. Он был её единственной опорой, её каменной стеной. И он не мог подвести.
— Ложись отдыхай, — сказал он, вытирая руки. — Завтра новый день, будут новые вакансии. Всё наладится. Главное — не раскисай.
Он поцеловал её в макушку и побрёл в спальню. Сил хватило только на то, чтобы стянуть рабочую одежду и рухнуть на кровать. Он засыпал мгновенно, проваливаясь в тяжёлый, лишённый сновидений сон. Аня ещё долго сидела на кухне, бездумно листая ленту в телефоне. На её лице не было ни отчаяния, ни грусти. Только скука.
День тянулся медленно, как смола, каждый час которого требовал от Стаса неимоверных усилий. Строительная площадка шумела, дышала пылью и предвещала скорый конец рабочего дня. Но для Стаса это было лишь начало. Он сменил рабочую одежду в бытовке, натянул на себя более-менее чистую футболку и поспешил к своему верному старенькому мопеду, который ждал его у проходной. Десятки адресов, десятки подъездов, десятки заказов, которые нужно было доставить до полуночи. Холодный ветер пронизывал насквозь, несмотря на два слоя одежды, а руки, опухшие от постоянной работы с инструментом, немели от холода и усталости.
Наконец, он припарковался у маленького, тускло освещённого кафе, откуда забрал последний на сегодня заказ — пакет с едой для какого-то офисного работника. По дороге к клиенту, пробираясь сквозь вечерний трафик, Стас вытащил телефон, чтобы проверить время. На экране высветилось уведомление о пропущенном звонке с незнакомого номера. Он пожал плечами — мало ли кто звонит, пока ты в движении. Наверное, какой-то автосалон или банк.
Он доставил заказ, получил благодарность, скомканную купюру и снова уткнулся в телефон, чтобы проверить маршрут до дома. Но тут же заметил ещё одно уведомление — повторный звонок с того же незнакомого номера. Стас засомневался. Если бы это было что-то важное, наверное, оставили бы сообщение. Но что-то в этом настойчивом звонке его насторожило. Он вернулся на стройку, где обычно была мобильная связь, отошёл в сторону, подальше от шума, и набрал номер.
— Алло? — прозвучал в трубке вежливый, но явно деловой мужской голос. — Это Станислав?
— Да, это я, — ответил Стас, чувствуя, как нарастает внутреннее напряжение.
— Меня зовут Пётр Сергеевич, — продолжил голос. — Я — руководитель отдела в компании «Прогресс-Логистика». Мы с вами, кажется, не знакомы…
Стас слушал, и в его голове мелькнула мысль: «Аня…». Он знал, что она недавно проходила собеседование в какую-то большую логистическую компанию.
— Да, я… — начал он, но собеседник перебил его.
— Я звоню вам по поводу вашей супруги, Анны. Мы обеспокоены. Дело в том, что Анна работала у нас до… — он сделал паузу, словно уточняя что-то, — …до шестнадцатого марта этого года. Сегодня уже середина сентября. Прошло ровно полгода.
Стас почувствовал, как холод пробирает его до костей, хотя вокруг было ещё тепло. Его рука, держащая телефон, похолодела.
— Пол года?.. — повторил он, не веря своим ушам. — Пётр Сергеевич, вы уверены? Анна… она говорила, что её сократили.
— Сократили? — в голосе Петра Сергеевича прозвучало удивление, смешанное с лёгкой растерянностью. — Нет, Станислав. Никакого сокращения не было. Анна просто… не вышла на работу после отпуска. И не отвечала на звонки. Мы пытались связаться с ней несколько раз, но безрезультатно. Мы даже думали, что что-то случилось, но потом… потом решили, что она нашла другую работу и не захотела нас уведомлять. Такое, к сожалению, бывает. Но звонок от вас… то есть, от вас я не ожидал.
Слова Петра Сергеевича обрушились на Стаса как лавина. «Не отвечала на звонки», «просто не вышла на работу». Его мир, построенный на самоотверженности и вере в страдания Ани, рухнул в одно мгновение. Он стоял на холодной, пустой площадке, а в голове звенела пустота. Все эти месяцы, все эти поздние возвращения, вся его усталость, вся его жертвенность… ради чего? Ради её «отдыха»?
— Я… я вас понял, — смог выдавить из себя Стас, его голос звучал глухо, как из-под земли. — Спасибо за звонок. Я… я всё выясню.
Он отключился, не дожидаясь ответа. Руки дрожали. Не от холода. От ярости. От обиды. От цинизма. Он чувствовал, как внутри него медленно, но верно закипает гнев. Этот гнев был не крикливым, не истеричным. Он был холодным, острым, как осколок льда. Он был расчётливым. Он чувствовал, как вся его усталость куда-то испаряется, сменяясь какой-то новой, жгучей силой.
Он посмотрел на мопед, на пакет с едой. Всё это казалось теперь бессмысленным. Он доехал до дома, не чувствуя ни холода, ни усталости. Только одно желание — увидеть её лицо. Увидеть, как её игра рассыплется в прах. Он вошёл в квартиру, и Аня, как обычно, встретила его с улыбкой.
— Ой, ты уже дома! — воскликнула она. — Я как раз хотела тебе рассказать про очередное провальное собеседование. Ты не поверишь, что мне сегодня сказали…
Стас молча прошёл мимо неё, прошёл в спальню и бросил ключи от мопеда на тумбочку. Аня с недоумением проследила за ним.
— Стас? Что-то случилось? Ты какой-то бледный.
Он обернулся. Его глаза смотрели на неё без тени прежней ласки. В них была только холодная, стальная решимость. Он достал телефон, нашёл в списке контактов номер Петра Сергеевича и, не говоря ни слова, протянул его Ане.
— Позвони, — сказал он ровным, но очень твёрдым голосом. — Позвони и расскажи своему бывшему начальнику, почему ты полгода «отдыхала».
Аня посмотрела на телефон, потом на Стаса. В её глазах мелькнул страх, такой яркий и внезапный, что Стас почувствовал какое-то странное, чужое удовлетворение. Её обычная маска заботливой, но несчастной жены треснула, открыв пугающую пустоту под ней. Она взяла телефон дрожащими пальцами, как будто это была раскалённая уголь. Протянула его к уху, но потом снова опустила, посмотрела на Стаса с вызовом, смешанным с мольбой.
— Зачем? — прошептала она. — Зачем ты это делаешь?
— Я хочу услышать правду, Аня, — ответил Стас. Его голос был ровным, но в нём звучала сталь, которая пронзала её насквозь. — Я хочу, чтобы ты сама ему всё рассказала. Про твоё «сокращение». Про твой полугодовой отпуск. Я хочу, чтобы он услышал, как ты врала мне полгода, пока я работал на двух работах, чтобы нас содержать.
Он сделал шаг вперёд, и Аня отшатнулась, прислонившись спиной к кухонному шкафу. От её привычной мягкости не осталось и следа. Её пальцы сжимали телефон так, что побелели костяшки.
— Тебя сократили и ты полгода сидела дома, пока я работал на двух работах, чтобы нас содержать? А сегодня мне звонил твой бывший начальник и спрашивал, почему ты просто перестала выходить на работу! Расскажешь ему про «сокращение», Аня?
— Ты… ты не понимаешь, — начала она, её голос срывался. — Ты не можешь понять.
— А что я не могу понять? — Стас повысил голос, чувствуя, как внутри разгорается пожар. — Что ты полгода врала мне в глаза? Что ты просто сидела дома, пока я пахал как проклятый, чтобы у нас было что есть? Что ты получала деньги, которых я не видел, и тратила их, пока я думал, что ты в отчаянии ищешь работу? Объясни мне, Аня! Объясни мне, что здесь непонятного!
Его крик эхом разнёсся по небольшой кухне, но Аня не испугалась. Наоборот, в её глазах появилась какая-то дикая, отчаянная решимость. Она выпрямилась, телефон всё ещё был в её руке.
— Ты сам не понимаешь! — выкрикнула она. — Я устала, Стас! Устала от этой бесконечной гонки! От этих совещаний, от этих отчётов, от этой вечной необходимости быть лучшей! Ты думаешь, легко работать по десять часов в день, а потом ещё и дома улыбаться, делать вид, что всё хорошо? Ты приходил поздно, усталый, и я не хотела тебя добивать своими проблемами! Я хотела, чтобы дома был покой! Чтобы был уют! Чтобы ты мог отдохнуть!
— Отдохнуть?! — Стас рассмеялся, но смех этот был горьким и безрадостным. — Ты хочешь сказать, что ты «отдыхала» полгода, пока я убивался на двух работах? Ты сидела дома, смотрела сериалы, пила кофе, и это называется «отдых»? А я, значит, должен был вкалывать, чтобы у тебя был этот «отдых»? Чтобы у тебя была возможность «не думать»?
— Да! — Аня взмахнула рукой, и телефон чуть не выпал из её пальцев. — Да! Я хотела отдохнуть! Я выгорела, Стас! Полностью! Я больше не могла! Я не хотела больше видеть ни начальника, ни коллег, ни эту дурацкую программу, из-за которой я не могла уснуть ночами! Я просто хотела тишины! Я хотела перевести дух! Ты думаешь, это легко — быть вечно на виду, вечно под давлением? Я хотела просто побыть собой!
— Побыть собой? — Стас подошёл к ней вплотную. Его лицо исказилось от гнева, но в глазах была какая-то ледяная ясность. — А я, значит, не имел права «отдохнуть»? Я, значит, должен был и дальше пахать, как ишак, не имея права на усталость, потому что ты решила «отдохнуть»? Ты вообще понимаешь, что ты сделала? Ты не просто врала мне, Аня. Ты украла у меня полгода жизни. Пол года, которые я мог бы провести с тобой, а не в грязи и пыли, чтобы ты могла «перевести дух»!
Он схватил её за руку, ту, что держала телефон.
— Позвони! — снова потребовал он. — Позвони и скажи ему, что ты не была сокращена. Скажи, что ты просто решила сбежать от своей работы, потому что тебе надоело. Скажи, что ты всё это время была дома, пока твой муж работал на двух работах, чтобы обеспечить тебе эту безмятежную «тишину»!
Аня отпрянула, выдернув руку. Её лицо было залито краской, глаза налились слезами, но это были не слёзы отчаяния, а слёзы злости и обиды.
— Не буду! — выкрикнула она. — Не буду звонить! Это моя жизнь, моя правда! Ты не имеешь права меня так унижать! Ты не знаешь, как это было тяжело!
— Тяжело? — Стас усмехнулся. — Тяжело было мне, когда я приходил домой в два часа ночи, а ты уже спала, потому что «устала»! Тяжело было мне, когда я отдавал последние деньги за продукты, зная, что ты, возможно, даже не думаешь о том, чтобы искать работу! Тяжело было мне, когда я видел, как ты вздыхаешь и говоришь, что всё плохо, а сама просто сидела и ждала, пока я всё решу!
Он резко развернулся и подошёл к окну, отвернувшись от неё. Посмотрел на тёмные улицы, на редкие огни машин.
— Отлично, — сказал он, и его голос звучал так, как будто он обращался к самому себе. — Ты отдохнула. Ты «перевела дух». Теперь пришло время платить по счетам.
Он обернулся, и в его глазах больше не было ни тени жалости. Только холодный, жёсткий расчёт.
— Я посчитал, Аня, — продолжил он, делая паузу. — Всё, что я потратил на тебя за эти полгода. Еда, коммуналка, твои мелкие расходы, которые я оплачивал. Эта квартира, в конце концов, — она тоже требует расходов. И я не учёл своё время, свои нервы, свою работу. Я посчитал только самое необходимое.
Аня смотрела на него, как на чужого. Её губы слегка дрожали.
— Что… что ты посчитал? — прошептала она.
— Сумму, — отрезал Стас. — Сумму, которую ты мне должна. И знаешь что? С завтрашнего дня, как только ты получишь свою первую зарплату, 80% от неё будут мои. Пока ты не вернёшь мне всё до копейки. Добро пожаловать в реальный мир, Аня. Мир, где за отдых нужно платить.
Воздух в кухне сгустился, стал вязким, как смола, принося с собой давящую тяжесть. Аня стояла, как вкопанная, перед своим мужем, который теперь казался ей незнакомым, чужим человеком. Слова «80% твоей зарплаты — мои» звенели в её ушах, как колокол, отмеряющий конец их прежней жизни. Её глаза, ещё недавно наполненные слезами обиды, теперь расширились от ужаса. Она пыталась что-то сказать, но из горла вырывались лишь тихие, прерывистые хрипы.
— Ты… ты не можешь… — наконец выдавила она, голос её был настолько тонким и слабым, что, казалось, мог оборваться в любой момент. — Это… это нечестно!
Стас отвернулся от неё, подошёл к окну и приоткрыл его. С улицы доносился шум ночного города, привычный аккомпанемент его бесконечной рабочей смены. Но сейчас этот шум казался ему оглушительным.
— Нечестно? — он повернулся, и в его глазах читалось полное равнодушие. — А врать мне полгода было честно, Аня? Сидеть дома, пока я, извините за выражение, вкалывал как раб, чтобы оплачивать счета, было честно? Я дал тебе шанс отдохнуть. Ты им воспользовалась. Теперь будешь отдавать долг.
Он подошёл к столу, где лежали его ключи и курьерская сумка. Взял ключи, но остановился.
— Ты же хотела отдохнуть, правильно? — спросил он, и в его голосе прозвучала горькая насмешка. — Ну так вот, теперь у тебя будет много времени подумать. Подумать о том, как ты распорядилась своим «отдыхом». И как ты распорядилась нашими отношениями.
Он достал из кармана сложенный листок бумаги.
— Я всё посчитал, — сказал он, протягивая его Ане. — Потраты на тебя за последние шесть месяцев. Приблизительно. Я не стал мелочиться. Эта сумма — твой долг. Как только ты устроишься на работу, каждый месяц, когда получишь зарплату, ты будешь переводить мне 80%. Остальные 20% — на твои личные нужды. Я не собираюсь тебя содержать. Я больше не твой «герой».
Аня взяла лист. Руки её тряслись так сильно, что она едва могла удержать бумагу. Цифры на ней были огромными, неподъёмными. Она подняла взгляд на Стаса, и в её глазах вновь заблестели слёзы, но теперь это были слёзы не обиды, а непонимания и страха.
— Стас… Пожалуйста… — начала она, её голос дрожал. — Я… я вернусь на работу. Я найду что-нибудь. Мы можем… мы можем поговорить?
— Поговорить? — он усмехнулся. — А о чём нам говорить, Аня? О том, как ты меня обманула? О том, как ты подорвала моё доверие? О том, как я теперь должен работать на тебя, чтобы ты могла «отдохнуть»? Нет, Аня. Разговоры закончились. Начались дела.
Он открыл входную дверь. Порыв холодного воздуха ворвался в кухню, заставив погаснуть свечу, стоявшую на столе.
— Я уехал. На работу. — его голос звучал как приговор. — Не жди меня. Но знай: я приду за своими деньгами. В срок. И если ты их не вернёшь… — он замолчал, но его взгляд был красноречивее любых слов.
Он вышел, оставив её одну в полумраке кухни. Аня стояла, сжимая в руке лист с цифрами, чувствуя, как её мир рушится окончательно. Ни криков, ни битья посуды. Только холодная, безжалостная реальность, которую Стас обрушил на неё своим решением. Он не простил. Он не пожалел. Он просто выставил счёт. И теперь она была его должницей, загнанной в угол, без права на ошибку, без права на «отдых». Её «отпуск» закончился, оставив после себя лишь пепел и огромный долг. Она была одна. По-настоящему одна…
