— Ты! Это ты её научила! Настроила против родной бабушки!
— Анна Степановна, Ксюша просто сказала правду. У вашей внучки здоровая психика и любящая семья.
— Ноги моей… — зашипела свекровь, хватая сумочку. — Ноги моей больше здесь не будет! Вырастили не понять кого!
Утро теперь в семье Степановых начиналось рано.
— Агу! Агууу-у! — донеслось с дивана.
Полина обернулась.
Ее старшая дочь, восьмилетняя Ксюша нависла над коконом, в котором дрыгала ножками четырехмесячная Сонечка.
Она строила рожицы, трясла яркой погремушкой-жирафом и радостно улыбалась.
— Мам, смотри, она хихикает! — восторженно зашептала Ксюша, боясь спугнуть момент. — Прямо мне улыбается! У неё ямочки, как у папы.
Полина тоже улыбнулась.
— Конечно, тебе, — тихо сказала она, подходя ближе и поглаживая старшую по растрепанной макушке. — Ты же её главный аниматор.
Ксюша осторожно, одним пальцем, потрогала крохотную ладошку сестры.
Соня тут же рефлекторно сжала палец кулачком.
— Сильная какая, — уважительно протянула Ксюша. — Мы с ней потом карате будем заниматься.
Я её научу, чтобы мальчишки не обижали.
Идиллию разрушил звук домофона.
Полина вздрогнула.
Ксюша замерла и даже Соня, кажется, перестала дрыгать ногами.
— Папа откроет, — быстро сказала Полина. — Играй, зайка. Я сейчас.
В коридоре уже слышался щелчок замка и тяжелые шаги Гриши.
Он сегодня специально взял отгул.
Сказал: «Одного я тебя с ней не оставлю. Мало ли».
«Она» — это Анна Степановна. Свекровь, бабушка, и по совместительству человек-ураган, только вместо ветра и дождя она несла с собой пассивную аг.рессию и вечное недовольство.
Полина вышла в прихожую как раз в тот момент, когда дверь распахнулась.
Анна Степановна вплыла в прихожую.
На ней было пальто с меховым воротником, несмотря на то, что на улице было всего плюс десять, и почему-то… шляпка.
— Ну, здравствуйте, здравствуйте, — заверещала свекровь. — Еле нашла место для парковки.
У вас тут не двор, а какой-то муравейник.
Гриша, ты почему такой бледный? Опять не высыпаешься?
Гриша, высокий и широкоплечий, рядом с матерью почему-то всегда казался меньше и ниже.
Он принял у неё пальто.
— Привет, мам. Нормально я выгляжу. Проходи.
Анна Степановна скользнула по Полине взглядом.
— Здравствуй, Полина.
Надеюсь, бахилы надевать не нужно? А то у вас теперь стерильность, как в операционной, наверное.
К внучке-то пускают только по пропускам.
— Здравствуйте, Анна Степановна, — Полина заставила себя улыбнуться.
Улыбка вышла натянутой, но вроде бы вежливой.
— Проходите, мойте руки.
— Руки я помою, разумеется. Я же не дикарка какая-то, в отличие от некоторых, — бросила свекровь, направляясь в ванную.
Гриша переглянулся с женой и закатил глаза.
— Держись. Час-полтора, и я её выпровожу.
— Я спокойна, — соврала Полина. — Главное, чтобы она Ксюшу не цепляла.
Отношения с Анной Степановной испортились окончательно и бесповоротно еще год назад.
Когда Полина забеременела, они с Гришей решили молчать до последнего.
Наученные горьким опытом бесконечных советов, критики и непрошеных диагнозов, они просто хотели спокойствия.
Свекровь узнала о второй внучке за две недели до родов.
Скан..дал был грандиозный.
— Вы меня не уважаете!
— Я бабушка, я имею право!
И коронное:
— Опять девка? Гриша, ты бракодел.
Наследник нужен, фамилию продолжать, а вы…
На выписку её не позвали.
Гриша твердо сказал:
— Мам, нам нужны положительные эмоции. А от тебя сейчас их не дождешься.
Анна Степановна обиделась так, что два месяца не брала трубку, лишь отправляла сыну картинки с цитатами о неблагодарных детях в Ватсапе.
И вот, спустя четыре месяца, крепость пала. Любопытство пересилило обиду.
Анна Степановна вышла из ванной и тут же потребовала.
— Ну, показывайте ваше сокровище. Где прячете?
Они прошли в комнату.
Ксюша, увидев бабушку:
— Привет, ба, — сказала она.
— Здравствуй, Ксения, — кивнула Анна Степановна, даже не попытавшись обнять внучку.
Всё её внимание было приковано к свертку на диване.
Она подошла к Соне, наклонилась, пару минут ее разглядывала.
А потом выдала:
— Маленькая какая-то. Гриша в три месяца был богатырь.
А эта… прозрачная совсем. Кормишь-то хоть сама? Или химией этой из банок пичкаешь?
— Сама, Анна Степановна, — спокойно ответила Полина, садясь в кресло. — Врачи говорят, вес в норме. Даже опережаем.
— Врачи сейчас такие… Дипломы купили, а знаний ноль, — отмахнулась свекровь. — Нос вроде наш, Степановский. Хоть что-то.
А вот глаза… темные какие-то. У нас в роду все светлоглазые.
— У всех младенцев глаза меняются, мам, — вмешался Гриша. — Ты ребенка посмотреть пришла или генетическую экспертизу проводить?
Анна Степановна поджала губы, делая вид, что замечание сына пролетело мимо ушей.
Она протянула руки.
— Дай подержать. Или мне нужно медкнижку сначала предъявить?
Полина молча подняла Соню и передала свекрови.
Было страшно, но не давать было нельзя — это только спровоцировало бы новый виток истерики.
Анна Степановна держала ребенка уверенно, но без особой нежности.
— Ну привет, привет, Татьяна… тьфу, Софья.
Имена-то какие выдумываете. Софья!
Дурацкое какое-то имя выбрали. Могли бы и Викторией назвать. Победа!
— Нам нравится Соня, — отрезал Гриша.
Свекровь покачала ребенка минуты три, поцокала языком, что-то пробурчала про то, что «кожа бледная, гемоглобин бы проверить», и вернула внучку матери.
— Устала рука. Тяжелая всё-таки, хоть и худая. Кость, наверное, широкая, в меня пошла.
Она оглядела комнату, задержав взгляд на разбросанных игрушках Ксюши.
— Бардак, — констатировала она. — Полина, я понимаю, двое детей, но порядок в доме — это лицо женщины.
У меня Гриша в пеленках был, а дома всегда идеальная чистота!
— Мам, хватит! — вмешался Гриша. — Пойдем на кухню.
— Сейчас, подожди, — Анна Степановна вдруг переключила внимание на Ксюшу.
Девочка сидела на полу и собирала замок из лего, стараясь не отсвечивать.
Она была ребенком умным, поэтому давно поняла, что бабушка Аня — как крапива: если не трогать, может, и не ужалит.
Свекровь грузно опустилась на край дивана.
— Ксюша, иди сюда.
Ксюша неохотно поднялась, подошла.
— Что, ба?
Анна Степановна поправила воротничок на футболке девочки, одернула край.
— Растешь… Совсем большая стала. Ну, как тебе новая жизнь?
— Какая жизнь? — не поняла Ксюша.
— Ну как какая? С сестрой. Тяжело небось? — Анна Степановна наклонилась ближе. — Шумно, кричит постоянно, спать не дает.
Игрушки твои, наверное, отбирать будет скоро.
— Она маленькая еще, ба. Она только спит и ест, — пожала плечами Ксюша. — И она не кричит почти.
— Это пока, — многозначительно кивнула свекровь. — Потом начнется.
Всё внимание — ей. Всё лучшее — ей.
А ты теперь — нянька. Старшая.
Отрезанный ломоть, брошенка при живых родителях.
Полина остолбенела.
Гриша тоже растерялся.
А мать и свекровь, довольная произведенным эффектом, продолжила:
— Тебя мама с папой, наверное, меньше теперь любят, да?
Больше сестрёнку жалеют?
Она же маленькая, беспомощная, а ты уже лошадка взрослая.
Обидно, поди?
Полина задохнулась от возмущения. Это было не просто бестактно — это было жест.око.
Ударить ребенка в самое уязвимое место, посеять зерно ревности, сомнения.
Гриша рявкнул:
— Мама! Ты что несешь?!
Но Ксюша на слова бабушки отреагировала совершенно неожиданно:
— Ба, ты какая-то совсем глу.пая стала. Книжки, что ли, читай, для развития мозга.
Анна Степановна поперхнулась воздухом.
Её глаза округлились так, что, казалось, вот-вот выпадут из орбит.
— Чего?.. Как ты со мной разговариваешь?!
— Нормально разговариваю, — спокойно продолжила Ксюша. — Просто ты ерунду говоришь.
Любовь — она же не пирог, чтобы на куски делиться.
Если ещё один человек появляется, любви не меньше становится, а больше.
У меня когда сестрёнка появилась, только больше любви стало.
Она же меня тоже любит! А я её.
Это же логично.
Ксюша пожала плечами, развернулась и пошла обратно к своему конструктору, бросив через плечо:
— Странная ты, ба. Взрослая, а простых вещей не понимаешь.
Анна Степановна сидела с открытым ртом.
Полина прикусила губу, чтобы не рассмеяться в голос.
Гриша отвернулся к окну, и по его подрагивающим плечам было видно, что он сдерживается из последних сил.
— Я… Я… — выдавила наконец свекровь, поднимаясь с дивана.
Её голос дрожал от негодования.
— Это… Это воспитание! Это вот… плоды! Ха..мка! Мало..летняя ха..мка!
Она вылетела в коридор.
Гриша даже не дернулся её провожать.
С минуту повозившись с пальто, никак не хотевшим сниматься с вешалки, Анна Степановна оделась и умелась.
Когда хлопнула дверь, Ксюша подняла голову и посмотрела на отца.
— Пап, а чего она обиделась? Я же правду сказала. Нам в школе психолог так объясняла.
Гриша подошел к дочери, опустился на колени и крепко её обнял.
— Ты у меня умница, Ксюх. Самая умная девочка на свете.
Просто бабушка… она старой закалки.
А может, она и правда… глу..пая.
Полина выдохнула. Господи, как хорошо, что у нее такой понимающий муж!
Ближе к девяти, когда дети уже укладывались спать, телефон Гриши, ожил.
Полина заглянула через плечо мужа — названивала свекровь.
Гриша трубку не взял.
А потом посыпались сообщения, одно за другим.
Гриша и на них не реагировал.
— Не посмотришь, что там? — спросила Полина.
— А зачем? — он криво усмехнулся. — Я и так все знаю.
Первые пять сообщений — о том, какая ты змея подколодная и как ты испортила мне жизнь.
Следующие пять — о том, что Ксюша — потерянное поколение и закончит в тюрьме с таким характером.
И последние — о том, что у неё давление двести, она помирает, а мы неблагодарные св…ньи, довели мать.
Чтобы жене доказать свою правоту, он открыл сообщение где-то посередине списка. Из динамика раздался визгливый, срывающийся голос:
«…Григорий! Я от тебя такого не ожидала!
Стоял и молчал, пока эта с..пля мне в лицо плевала!
Это всё твоя… эта!
Что она с тобой сделала?! Зомбировала?!
Просто уж.ас! Кого мы растим?!
Я хотела как лучше, я душу вкладываю, а мне…»
Гриша нажал на паузу.
— Классика, — констатировал он.
— Может, ответишь? — предложила Полина. — Всё-таки мать.
— Нет, — он покачал головой, переворачивая телефон экраном вниз. — Не вижу смысла.
Она не поймет. Она живет в мире, где она всегда жертва, а все вокруг — агрессоры.
Если я сейчас начну оправдываться или спорить, это только подкинет дров в топку.
Пусть перебесится.
И знаешь, Поль… А мне даже не стыдно. Раньше было бы стыдно. А сейчас…
Я горжусь Ксюхой. Она у нас молодец!
От свекрови вестей не было целых три недели. Потом, правда, объявилась, как ни в чем не бывало напросилась в гости.
Старшую внучку она больше не задирает. А то мало ли… Всякое теперь от нее ожидать можно.
