— Ты проиграл деньги, отложенные на ипотечный взнос, сделав ставку на футбольный матч, потому что ты решил, что это верняк?! Саша, нам завтра платить банку! Мы окажемся на улице из-за твоего азарта! — Мария задала этот вопрос не столько с вопросительной интонацией, сколько с утвердительной, словно зачитывала приговор, в котором не было места апелляции. Она не кричала, не хваталась за сердце и даже не перестала нарезать огурец для салата, но нож в её руке замер в опасной близости от пальцев.
Александр, сидевший напротив с наполовину обглоданной куриной ножкой в руке, поперхнулся. Жирный кусок кожи шлепнулся обратно в тарелку, забрызгав скатерть мелкими каплями соуса. Он судорожно схватил свой телефон, лежавший экраном вверх, и перевернул его, но было поздно. Пуш-уведомление с характерным звуком разбитой монеты уже высветило всё, что нужно было знать: «Ваша ставка не сыграла. Баланс: 0.00 руб.».
— Маш, ну ты чего сразу начинаешь? — забормотал он, вытирая губы бумажной салфеткой и стараясь не смотреть ей в глаза. Его взгляд бегал по кухне: от магнитов на холодильнике до пятна на обоях, лишь бы не пересекаться с тяжелым, сканирующим взглядом жены. — Там ситуация была… Ну, форс-мажор, понимаешь? Судья — тварь продажная, пенальти не назначил на девяностой минуте! Это чистый пенальти был, я повтор три раза смотрел! Если бы не этот свистун, мы бы сейчас не просто ипотеку закрыли, а еще и в Турцию полетели.
— Я не спрашиваю про судью, Саша. Я спрашиваю про шестьдесят четыре тысячи рублей, — Мария отложила нож. Звук металла о разделочную доску прозвучал в душной кухне громче выстрела. — Завтра пятнадцатое число. Списание в девять утра. На счете, к которому привязана ипотека, было шестьдесят четыре тысячи. Сейчас там сколько?
Александр шумно выдохнул, отодвинул тарелку и сцепил руки в замок. Костяшки пальцев побелели. Он выглядел как школьник, которого поймали с сигаретой, только вместо завуча перед ним сидела женщина, с которой он делил постель и долги последние пять лет.
— Там… ну, там сейчас по нулям, — выдавил он, наконец, поднимая на неё глаза. В них плескалась какая-то жалкая, собачья надежда на понимание. — Но ты послушай! Это был железобетонный экспресс! «Манчестер» дома не проигрывает, это статистика за десять лет! Я всё рассчитал, я три ночи аналитику читал. Коэффициент был четыре и два! Ты прикинь, четыре и два! Мы бы сразу двести пятьдесят штук подняли! Я хотел как лучше, Маш. Я хотел этот чертов кредит досрочно гасить, чтоб ты на своей работе не горбатилась.
Мария медленно обошла стол и села на табуретку напротив него. Она смотрела на мужа, и ей казалось, что она видит незнакомца. В его словах не было раскаяния, была только досада игрока, у которого из-под носа уплыл куш. Он жалел не о том, что оставил семью без средств, а о том, что «Манчестер» подвел его лично.
— Ты взял деньги, которые мы копили три месяца, отказывая себе в стоматологе и нормальной одежде, и отдал их букмекеру, — произнесла она ровно, чувствуя, как внутри, в районе солнечного сплетения, начинает разливаться ледяная пустота. — Ты хоть понимаешь, что это значит? Это не просто цифры в телефоне, Саша. Это крыша над головой. Банку плевать на твоего судью. Банку плевать на статистику «Манчестера». Им нужны деньги завтра утром. Где их взять?
— Да найдем мы! — Александр вдруг оживился, словно почувствовал слабину в её спокойствии. Он схватил телефон и начал яростно тыкать в экран. — Сейчас я пацанам напишу, Витьке или Сереге. Перехватим до зарплаты. Или, слушай, у тебя же кредитка есть с льготным периодом? Снимем оттуда, закинем на ипотеку, а потом я с аванса перекрою. Делов-то! Подумаешь, один раз не повезло. Зато в следующий раз…
— Следующего раза не будет, — перебила его Мария. Она достала свой телефон и открыла банковское приложение. — Кредитка пустая, Саша. Ты забыл? Мы с неё покупали тебе зимнюю резину в прошлом месяце. Лимит исчерпан. У Витьки ты уже занимал пять тысяч две недели назад и не отдал. Серега сам в долгах как в шелках.
Александр замер. Лицо его начало покрываться красными пятнами, начиная от шеи. Он знал это, конечно, знал, но в пылу азарта, когда на экране мелькали цифры потенциального выигрыша, реальность казалась чем-то далеким и несущественным. Теперь же реальность вернулась, и она пахла дешевым ужином и безысходностью.
— Ну, значит, займем у твоих, — буркнул он, снова утыкаясь в тарелку и ковыряя вилкой остывшую курицу. — Отец твой на пенсии, но у него же есть накопления. Скажешь, что задержали зарплату. Придумай что-нибудь. Ты же умная. Не на улицу же нам идти из-за одной ошибки.
Мария смотрела на то, как он отправляет в рот кусок мяса, и чувствовала подступающую тошноту. Он жевал, и его челюсти двигались ритмично, спокойно. Он действительно считал, что ничего страшного не произошло. Подумаешь, проиграл. Подумаешь, рискнул общим благополучием. Жена решит. Жена позвонит папе, унизится, соврет, выкрутится. А он пока доест курицу и, возможно, посмотрит обзор матча, чтобы еще раз убедиться в продажности судьи.
— Одной ошибки? — переспросила она тихо. — В прошлом месяце исчезли пять тысяч на коммуналку. Ты сказал, что потерял кошелек. В позапрошлом — три тысячи на продукты. Ты сказал, что дал в долг коллеге, который уволился. Я молчала, Саша. Я думала, тебе просто не везет. А ты, оказывается, всё это время кормил контору.
— Не начинай пилить! — огрызнулся Александр, бросая вилку. Звон металла о фаянс заставил Марию вздрогнуть, но она не отвела взгляда. — Я для нас стараюсь! Я мужик, я добытчик! Я ищу способы заработать быстро, а не копейки считать до старости! Ты должна меня поддерживать, а не топить! «Верняк» — это не просто слово, это аналитика! Там удаление было левое, понимаешь? Левое! Если бы не красная карточка, мы бы сейчас шампанское пили!
Он искренне верил в свою правоту. В его искаженной реальности виноваты были все: судьи, тренеры, погода, фаза луны, но только не он сам, нажавший кнопку «Сделать ставку» на всю сумму семейного бюджета.
Мария встала из-за стола. Ей вдруг стало тесно в этой кухне, где каждый предмет был куплен на сэкономленные деньги, где каждая чашка помнила их споры о том, на чем еще можно урезать расходы, чтобы быстрее расплатиться с банком. А он просто взял и спустил их усилия в унитаз.
— Поддерживать? — она подошла к окну. На улице было темно, в соседнем доме горели окна. Там люди жили, ужинали, планировали отпуск. А у них завтра с утра начнется ад с просрочками и звонками из банка. — Я поддерживала тебя, когда ты искал работу полгода. Я поддерживала, когда ты разбил машину. Но я не буду поддерживать человека, который ставит наш дом на кон в казино, Саша. Это не добыча. Это болезнь.
— Какое казино? Это спорт! — взвился Александр, вскакивая со стула. — Ты ничего не понимаешь! Это инвестиции!
Он стоял посреди кухни, растрепанный, с жирным пятном на футболке, и размахивал руками, доказывая свою гениальность. И в этот момент Мария поняла, что вечер перестал быть томным. Он перестал быть даже просто плохим. Он стал точкой невозврата.
— Инвестиции? — переспросила Мария, чувствуя, как слово скрипит на зубах, словно песок. — Ты называешь потерю крыши над головой инвестициями? Саша, очнись. Ты не на бирже. Ты в кухне в хрущевке, и ты только что спустил нашу жизнь в унитаз.
Александр резко развернулся и выбежал из кухни. Мария осталась стоять, слушая, как он гремит ящиками в спальне. Вернулся он через минуту, держа в руках толстую тетрадь на пружине и планшет. Вид у него был воинственный, почти фанатичный. Он швырнул тетрадь на стол, прямо на крошки от хлеба, и раскрыл её. Страницы были исписаны мелким, дерганым почерком, пестрели цифрами, стрелками и какими-то непонятными аббревиатурами.
— Ты думаешь, я просто так тыкаю кнопки? — заговорил он быстро, сглатывая окончания слов. Его палец с обгрызенным ногтем яростно тыкал в колонки цифр. — Смотри! Вот здесь — январь. Плюс двенадцать процентов к банку. Вот февраль — небольшая просадка, минус три, но это нормально, это дисперсия! А вот здесь, смотри, серия побед! Я же не дурак, Маша. У меня стратегия. «Догон», понимаешь? Мартингейл с модификациями. Математика не врет!
Мария склонилась над тетрадью. Она видела столбцы цифр, обведенные красным и зеленым маркерами. Красного было пугающе много. Но самое страшное было не в цветах, а в датах. Записи велись уже полгода. Полгода он жил двойной жизнью, пока она экономила на колготках и носила обеды в контейнерах.
— Саша, — тихо сказала она, указывая на жирную красную цифру в конце страницы за март. — Здесь минус двадцать тысяч. А здесь, в апреле, минус пятнадцать. Ты не зарабатываешь. Ты медленно сливаешь деньги.
— Это рабочие моменты! — отмахнулся он, захлопывая тетрадь, словно защищая святыню от неверных. — Дистанция всё вернет! Ты мыслишь как… как кассирша! Узко мыслишь! Чтобы поднять большие бабки, нужно уметь терпеть просадки. Я аналитик, я вижу поле, я знаю составы, травмы, кто с кем спит и у кого тренер бухает. Сегодняшний матч — это была аномалия! Статистическая погрешность! Нельзя судить о системе по одной неудаче.
Он ходил по маленькой кухне из угла в угол, и его тень металась по стенам. В его голосе звучала не просто уверенность, а пугающая, железобетонная убежденность сектанта. Он действительно не считал себя виноватым. В его голове он был финансовым гением, которого временно подвели обстоятельства.
— Ты понимаешь, что завтра нам нечем платить? — Мария попыталась вернуть разговор в русло реальности, хотя уже понимала, что это бесполезно. — Банку не нужны твои тетрадки с графиками. Им нужны рубли.
— Да что ты заладила: банк, банк! — взорвался Александр. Он остановился напротив неё, уперев руки в бока. Лицо его раскраснелось, глаза блестели лихорадочным огнем. — Решим мы с банком! Есть варианты. Главное — не останавливаться. Если я сейчас брошу, я зафиксирую убыток. Понимаешь? Нельзя выходить из игры на минусе. Надо отбиться. Мне нужно всего лишь… — он на секунду замялся, подсчитывая в уме, — тысяч тридцать. Я знаю один верняк на завтра. Хоккей. КХЛ. Там коэффициент три с половиной. Ставим тридцатку, забираем сотку, гасим ипотеку, и еще остается на жизнь. И ты извинишься. Ты поймешь, что я был прав.
Мария смотрела на него, и ей становилось страшно. Это был не тот веселый парень, за которого она выходила замуж. Перед ней стоял наркоман. Только вместо иглы у него был смартфон, а вместо героина — иллюзия легких денег. Он был готов поставить на кон не только квартиру, но и их будущее, лишь бы доказать свою правоту, лишь бы получить эту дозу дофамина от выигрыша.
— Ты хочешь взять еще денег, чтобы отыграться? — медленно проговорила она. — Ты серьезно предлагаешь мне найти тридцать тысяч, чтобы ты снова подарил их букмекеру?
— Не подарил, а инвестировал! — рявкнул он, ударив ладонью по столу. Чашка с недопитым чаем подпрыгнула. — Почему ты в меня не веришь? Ты жена или кто? Ты должна быть моим тылом! А ты сидишь тут с кислым лицом и считаешь копейки. С таким настроем мы всю жизнь будем в этом клоповнике гнить! Я хочу вырваться, Маша! Я хочу нормальную машину, хочу, чтобы ты не работала! Я для нас стараюсь, а ты…
Он осекся, увидев её взгляд. В нем не было ни страха, ни жалости. Только холодное, брезгливое узнавание. Мария вдруг отчетливо поняла: он не остановится. Никогда. Даже если завтра свершится чудо и он выиграет миллион, он придет домой и поставит этот миллион на следующий матч. Потому что дело не в деньгах. Дело в процессе. В этой дрожи в руках, в ожидании чуда, в ощущении своего мнимого всемогущества.
— Ты не для нас стараешься, Саша, — сказала она ровным, безжизненным голосом. — Ты кормишь своего демона. И этот демон только что сожрал наш дом.
— Не драматизируй, — фыркнул он, снова хватаясь за телефон и открывая приложение с результатами матчей. — Ничего он не сожрал. Просто временные трудности с ликвидностью. У меня всё под контролем. Я знаю, что делаю. Просто дай мне шанс исправить ситуацию. Нужны деньги. Срочно.
Он поднял на неё глаза, и в них зажёгся новый, пугающий огонек. Это был взгляд хищника, который загнан в угол, но уже придумал, кем пожертвовать, чтобы спастись.
— У тебя же золото лежит, — сказал он буднично, словно просил передать соль. — Цепочка, браслет, серьги, которые мать подарила. Это тысяч на сорок потянет в ломбарде. Давай сдадим? На пару дней всего. Я отыграюсь, выкупим обратно, даже не заметишь.
Мария молчала. Воздух в кухне стал густым и вязким, как болотная жижа. Иллюзия контроля, которую так старательно выстраивал Александр, рассыпалась, обнажая голый, уродливый скелет зависимости. Он был готов снять с неё украшения. Он был готов продать всё, лишь бы сделать еще одну ставку.
Мария невольно коснулась мочки уха. Золотые пуссеты с крошечными фианитами — подарок родителей на окончание института — вдруг показались ей тяжелыми, словно гири. Она смотрела на мужа и видела, как в его зрачках бегущей строкой проносятся невысказанные мысли: оценка, взвешивание, конвертация сентиментальной памяти в «кэш». Для него эти серьги больше не были украшением любимой женщины. Они стали ресурсом. Топливом для топки, которая уже сожрала их накопления.
— Ты предлагаешь мне сдать золото, — повторила она, пробуя эту фразу на вкус. Она горчила, как просроченное лекарство. — Чтобы ты мог снова поставить на хоккей?
— Да не на хоккей, а на наше будущее! — Александр поморщился, словно от зубной боли. Ему не нравилось, как она формулирует. Слишком грубо, слишком плоско. В его голове это звучало как временный тактический маневр. — Маш, ну что они лежат без дела? Пыль собирают. А так они поработают на нас. Я же говорю: выкупим через три дня. Я с выигрыша сразу закрою и ломбард, и ипотеку, и еще тебе цветов куплю. Огромный букет. Ну?
Он протянул руку, ладонью вверх, ожидая, что она сейчас снимет серьги и вложит их в его потную, дрожащую руку. Этот жест был настолько обыденным и одновременно чудовищным, что Марию передернуло.
— Нет, — сказала она.
— Что значит «нет»? — Александр убрал руку, и его лицо мгновенно ожесточилось. — Ты не понимаешь серьезности момента? Завтра банк начнет начислять пени. Потом звонки. Потом кредитная история пойдет по бороде. Нам ни один банк больше копейки не даст! Ты этого хочешь?
— Я хочу, чтобы ты перестал рыть нам яму, — отрезала она. — Я не дам тебе ни золота, ни копейки денег.
Александр резко выдохнул и начал мерить шагами кухню. Три шага до окна, разворот, три шага до холодильника. Он напоминал загнанного зверя, ищущего выход из клетки. Вдруг он остановился и полез в карман за телефоном.
— Ладно. Не хочешь по-хорошему — решу сам. Я мужик, я найду выход, — он начал яростно тыкать в экран. — Сейчас возьму микрозайм. «Быстроденьги» или «Капуста», без разницы. Там первый займ без процентов, если за неделю вернуть. Возьму тридцатку на себя, тридцатку на тебя оформлю…
— Что? — Мария встала. Стул с противным скрежетом отъехал назад. — Ты ничего на меня не оформишь. Паспорт у меня в сумке, и ты его не получишь.
— Да брось ты ломаться! — рявкнул он, не отрываясь от экрана. — Там просто данные нужны, фото паспорта у меня в галерее есть, мы же путевки оформляли! Придет смс, ты просто код скажешь. Это минутное дело!
— Саша, это дно, — сказала она тихо. — Ты хочешь взять деньги под триста процентов годовых, чтобы отыграться? Ты понимаешь, что это математически невозможно? Ты загонишь нас в такую долговую яму, из которой мы квартиру продадим и всё равно должны останемся.
— Я не собираюсь платить проценты! — заорал он, брызгая слюной. — Я верну через два дня! Ты тупая или прикидываешься? Мне нужно кредитное плечо! Оборотные средства! У меня верняк, понимаешь ты, курица?! Верняк!
Слово «курица» повисло в воздухе, звеня в тишине. Мария смотрела на него и не чувствовала обиды. Обижаться на больного бессмысленно. Перед ней был не муж. Перед ней был конченый человек, у которого атрофировалась совесть, заменившись жаждой игры.
— Я не дам тебе код, — сказала она ледяным тоном. — И если ты попытаешься оформить займ на мое имя без моего ведома, я напишу заявление в полицию. На тебя.
Александр замер. Он медленно опустил телефон. В его глазах читался шок пополам с ненавистью. Он не ожидал сопротивления. Он привык, что Мария — мягкая, уступчивая, что её можно уговорить, надавить на жалость, на чувство вины, на «мы же семья».
— В полицию? На мужа? — прошипел он. — Ну ты и тварь, Машка. Я тут жопу рву, чтобы нас спасти, а ты мне угрожаешь?
Он швырнул телефон на стол. Экран вспыхнул и погас. Александр рухнул на стул и закрыл лицо руками. Несколько секунд он сидел молча, тяжело дыша. Потом раздвинул пальцы и посмотрел на неё одним глазом. Взгляд изменился. Агрессия ушла, сменившись липкой, заискивающей хитростью.
— Ладно. Ладно, извини. Погорячился. Нервы, сама понимаешь, — голос его стал елейным, жалобным. — Но делать-то что-то надо. Слушай… А позвони отцу?
Мария замерла.
— Что?
— Ну, тестю. Петровичу, — Александр подался вперед, заглядывая ей в глаза. — У него же на книжке есть, он сам хвастался, что на «гробовые» откладывает. Там тысяч двести точно лежит. Позвони, скажи… ну, придумай что-нибудь. Скажи, что у меня проблемы на работе, штраф повесили. Или что трубу прорвало, соседей залили. Что срочно надо, иначе суд. Он тебе не откажет. Ты же любимая дочка.
Мария почувствовала, как к горлу подкатывает желчь. Он предлагал ей обмануть стариков-родителей. Вытянуть у них деньги, которые они копили всю жизнь, отказывая себе в лекарствах и нормальной еде, чтобы спустить их на ставки.
— Ты хочешь, чтобы я украла у родителей их похоронные деньги? — спросила она шепотом.
— Почему украла? Заняла! — возмутился Александр. — Я всё отдам! С процентами отдам! Маш, ну спаси меня. Я же тону. Если я завтра не внесу платеж, и если я не отыграюсь… У меня долги, Маш. Не только банку.
— Кому? — резко спросила она.
Александр отвёл глаза.
— Ну… там, ребятам одним. Серьезным. Я брал под расписку. Срок вчера вышел. Если я не отдам, они… ну, они придут. Сюда придут.
Пазл сложился окончательно. Истерика, беготня, требования продать золото, идея с микрозаймами — всё это было не ради ипотеки. Ипотека была лишь вершиной айсберга. Он проиграл всё. Он был в долгах по уши, и теперь пытался закрыть одну дыру, вырывая куски плоти из другой. Из их общей жизни. Из её родителей.
— Сколько? — спросила она.
— Сто пятьдесят, — буркнул он в стол. — Плюс ипотека. Плюс по мелочи… Короче, двести пятьдесят надо. Срочно. Звони отцу, Маш. Другого выхода нет. Скажи, что это вопрос жизни и смерти. Поплачь в трубку, ты умеешь.
Он смотрел на неё с надеждой. Он действительно верил, что она сейчас возьмет телефон, наберет номер отца и начнет врать, спасая его шкуру. Он не видел в этом низости. Для него это была просто «схема». Инструмент. Рычаг.
Мария посмотрела на кухню. На дешевые обои, которые они клеили вместе, смеясь и пачкаясь в клее. На занавески, которые она выбирала два дня. Всё это вдруг стало картонным, ненастоящим. Декорацией к дешевой трагедии.
— Ты прав, Саша, — сказала она спокойно, и это спокойствие было страшнее любого крика. — Это действительно вопрос жизни. Моей жизни.
Она развернулась и вышла из кухни.
— Ты куда? Звонить пошла? — крикнул ей вслед Александр, и в его голосе прозвучало облегчение. — Скажи, чтобы на карту тебе кидал, так быстрее!
Мария не ответила. Она шла в спальню не за телефоном. Она шла за чемоданом.
Звук молнии на чемодане в тишине спальни прозвучал как звук разрываемой ткани мироздания. Вжик. Резкий, сухой, окончательный. Мария укладывала вещи не хаотично, как делают в истерике, сгребая всё подряд в кучу, а с пугающей методичностью. Документы — в папку. Ноутбук — в чехол. Смена белья, джинсы, две рубашки. Никаких свитеров, никаких вечерних платьев. Она собиралась не в отпуск и не в командировку. Она эвакуировалась.
Александр влетел в комнату, когда она уже застегивала верхний клапан дорожной сумки. На его лице застыла кривая, заискивающая улыбка, которая тут же сползла, сменившись маской животного ужаса.
— Ты чего удумала? — его голос сорвался на фальцет. — Маш, ты что, пугаешь меня? Это воспитательный момент такой? Типа, показать мне, что ты серьезно? Я понял, я всё понял! Звонить не будем, ладно! Я сам разберусь, я перезайму у Валерки, у него есть, я знаю…
— Отойди от двери, Саша, — Мария выпрямилась, перекинув ремень сумки через плечо. Она даже не посмотрела на него. Её взгляд скользил сквозь мужа, сквозь стены, куда-то в будущее, в котором его больше не было.
— Нет, ты объясни! — он раскинул руки, перегораживая выход, словно вратарь, пытающийся поймать мяч, летящий в девятку. — Ты не можешь просто так свалить! У нас ипотека! У нас долги! Ты созаемщик, ты забыла? Мы в одной лодке, дорогая! Если я пойду на дно, ты пойдешь со мной! Банк придет к тебе! Коллекторы придут к тебе!
Мария остановилась в шаге от него. В её глазах не было страха, которым он пытался её парализовать. Там была только брезгливость, с которой смотрят на раздавленное насекомое.
— Ошибаешься, — произнесла она спокойно. — Банк заберет квартиру. Пусть забирает. Мне всё равно. Я проживу у родителей, сниму комнату, начну с нуля. Мне тридцать лет, я здорова, у меня есть работа. А вот ты…
Она достала телефон. Александр дернулся, думая, что она всё-таки решила позвонить отцу, но Мария набрала другой номер. Гудок. Второй.
— Мам, привет, — сказала она ровным голосом. — Нет, ничего не случилось. Точнее, случилось, но все живы. Я еду к вам. Да, сейчас. Да, с вещами. Нет, мам, это не ссора. Это всё. Я позже объясню. Не готовь ужин, я не голодна. Ждите.
Она сбросила вызов и убрала телефон в карман. Ни слез, ни дрожи в голосе. Она говорила так, словно сообщала, что задержится на работе. Эта будничность убила Александра сильнее, чем любые проклятия. Он понял, что она не играет. Она уже вычеркнула его. Ампутировала, как гангренозную конечность.
— Ты предательница! — выплюнул он ей в лицо, брызгая слюной. Лицо его перекосило от злобы. — Крыса, бегущая с корабля! Я о нас заботился! Я хотел как лучше! А ты при первой же трудности хвост поджала и к мамочке? Да кому ты нужна будешь, разведёнка с прицепом из долгов?
— У нас нет детей, Саша. Слава Богу, у нас нет детей, — Мария горько усмехнулась. — А долги… Это цена за урок. Дорого, конечно, но свобода того стоит.
Она сделала шаг вперед, вынуждая его отступить в коридор. Он пятился, продолжая выкрикивать оскорбления, мешая их с мольбами.
— Маша, ну давай поговорим! Ну есть же варианты! Давай сдадим квартиру? Переедем к твоим, а деньгами с аренды будем гасить! Я устроюсь на вторую работу! Я завяжу, клянусь, Маша! Больше ни одной ставки! Я приложение удалю при тебе!
Мария прошла на кухню. На столе, среди крошек и пятен от соуса, лежал график платежей и связка ключей от машины — той самой, которую они продали полгода назад, чтобы «закрыть дыру», но ключи он почему-то оставил себе как сувенир. Она достала из кармана свою связку ключей от квартиры. Металлический звон, с которым они упали на столешницу, прозвучал как финальный гонг.
— Ключи на столе, — сказала она, глядя на этот натюрморт разрушенной жизни. — Завтра приедет курьер из банка с уведомлением. Разбирайся сам. Я выписываюсь на следующей неделе. Кредитные договоры на твоё имя, расписки бандитам — на твоё. Я к этому отношения не имею.
— Ты бросаешь меня одного? С ними? — прошептал Александр. Злоба ушла, остался липкий, холодный страх. Он вдруг осознал физическую реальность угрозы. Те «серьезные люди», о которых он говорил, были не мифом. И завтра они спросят с него. Не с «мы», а с него.
— Ты сам их пригласил в нашу жизнь, — ответила Мария, взявшись за ручку входной двери. — Ты поставил на «верняк», Саша. Ты проиграл. Имей мужество хотя бы оплатить счет за этот банкет самостоятельно.
— Маша! — крикнул он, бросаясь к ней, но дверь уже захлопнулась.
Щелчок замка прозвучал как выстрел.
Александр остался стоять в коридоре. Тишина навалилась на него мгновенно, плотная, звенящая, пахнущая пылью и одиночеством. Он посмотрел на закрытую дверь, потом на свои руки. Они дрожали. Не от азарта, как раньше, а от животного ужаса.
Он медленно побрел на кухню. Там, на столе, лежали ключи Марии. Рядом валялся его телефон. Экран мигнул, пришло новое уведомление. Автоматически, как зомби, он взял аппарат в руки.
«Специальное предложение! Бонус на депозит 100% при пополнении от 5000 рублей! Отыграйтесь прямо сейчас!».
Александр смотрел на яркую, веселую картинку с футбольным мячом и горой золотых монет. В горле пересохло. Он поднял глаза и обвел взглядом пустую кухню. Квартира, за которую завтра нужно платить деньги, которых нет. Долги, за которые могут сломать ноги. И абсолютная, вакуумная пустота вокруг.
Он сел на табуретку, на которой пять минут назад сидела жена, и закрыл лицо руками. Он хотел завыть, но из горла вырвался только сухой, лающий хрип. Виноваты были все: Мария, судья, банк, тесть. Все, кроме него. Но почему-то именно он сейчас сидел в темноте, сжимая в руке бесполезный телефон, а жизнь, которую он поставил на кон, закончилась, так и не сыграв. Ставка была бита. Окончательно…
