— Как ты мог уволиться с хорошей работы в никуда, потому что устал работать на дядю и хочешь искать себя? Ты вообще помнишь, что у нас ипотека и ребенок? Костя, мы на что жить будем? На мою зарплату бюджетника? Ты решил сесть мне на шею?
Татьяна стояла посреди коридора, даже не разувшись. В одной руке у неё был пакет с продуктами, который больно врезался пластиковыми ручками в ладонь, в другой — ключи. Она прибежала домой на обеденный перерыв, чтобы быстро сварить суп на вечер, но вместо кипящего бульона её встретил муж, вальяжно раскинувшийся на диване.
Константин выглядел вызывающе довольным. На нем были домашние треники с вытянутыми коленями и футболка с дурацкой надписью, которую ему подарили коллеги на прошлый день рождения. Рядом на журнальном столике, прямо на стопке неоплаченных квитанций за свет, стояла запотевшая бутылка пива. И это в час дня, во вторник.
— Тань, ну не начинай, а? — Костя поморщился, словно она включила перфоратор у него над ухом. Он потянулся, хрустнув суставами, и сделал большой глоток из бутылки. — Ты мыслишь слишком узко. Стереотипами. «Работа на дядю», «стабильность»… Это всё ловушки для рабов. Я сегодня проснулся, посмотрел в потолок и понял: всё, не могу. Меня там душат. Мой креатив втаптывают в грязь рутиной. Я зашел к шефу и сказал всё, что о нем думаю. Прямо в лицо.
— Ты сказал ему в лицо, что у тебя семья, которую надо кормить? — голос Татьяны был сухим и колючим, как наждачная бумага. Она швырнула пакет с продуктами на пол. Грохот ударившихся о ламинат банок с горошком прозвучал как выстрел. — Или ты ему про свой «креатив» рассказывал? Костя, ты менеджер по продажам сантехники. Какой креатив? Художественная раскладка унитазов?
— Вот видишь! — Константин вскочил с дивана, едва не опрокинув пиво. — Ты меня не поддерживаешь! Ты никогда в меня не верила. Я, может, чувствую в себе потенциал стать великим стримером. Или коучем. Сейчас люди на воздухе миллионы делают, пока такие, как ты, горбатятся за копейки в своих бюджетных богадельнях. Мне просто нужно время. Трансформация не происходит за один день.
Татьяна медленно стянула сапоги, стараясь не смотреть на мужа. Ей казалось, что если она сейчас встретится с ним взглядом, то просто плюнет ему в лицо. Внутри у неё не было истерики, не было слез — только холодный, тяжелый ком страха, смешанного с презрением. Она прошла на кухню, перешагнув через брошенный пакет, и включила кран. Шум воды немного успокаивал.
Костя, видимо, решил, что молчание жены — знак согласия, и поплелся за ней, продолжая свою проповедь.
— Я сейчас отдохну пару недель, голову разгружу. Поиграю, фильмы посмотрю нормальные, а не урывками. Вдохновение придет, я уверен. А ты пока просто не дави на меня. Мне нужен простор для мысли.
— Простор для мысли, — повторила Татьяна, выключая воду и поворачиваясь к нему. Она оперлась поясницей о столешницу. — А ипотеку твой простор погасит? Семнадцатое число через три дня, Костя. Семнадцатое. У нас на карте пятнадцать тысяч. Платеж — двадцать восемь. Где мы возьмем еще тринадцать? И на что мы будем есть оставшийся месяц? У Лешки куртка порвалась, молнию менять надо, это тысяча рублей. В школе на экскурсию собирают. Ты об этом подумал, когда своему шефу правду-матку резал?
Константин пренебрежительно махнул рукой, словно отгонял назойливую муху.
— Ой, да найду я деньги. Что ты из-за копеек трагедию устраиваешь? Займем у кого-нибудь. У твоей матери, например. Она же любит внука, не даст ему голодать. Или кредит возьмем, перекрутимся. Я как раскручусь, все долги закрою с одной выплаты. Ты просто не понимаешь масштаба.
— Я понимаю масштаб, — тихо сказала Татьяна. — Масштаб твоей безответственности. Моя мать живет на пенсию в шестнадцать тысяч. Ты предлагаешь мне грабить старуху, чтобы ты мог лежать на диване и искать себя? Кредит? Тебе никто не даст кредит, ты теперь безработный. Ты в черном списке жизни, Костя.
— Ну конечно, сразу оскорбления, — он надулся, став похожим на обиженного ребенка-переростка. — «Безработный». Я свободный художник. Фрилансер. Это сейчас модно. И вообще, у меня должно быть выходное пособие.
— Ты ушел по собственному желанию, хлопнув дверью, — напомнила Татьяна, глядя на пятно от кетчупа на его футболке. — Никакого пособия не будет. Только расчет за отработанные дни. Этого хватит, чтобы оплатить коммуналку и купить тебе пива на пару вечеров. А дальше что? Мне вторую работу брать? Полы мыть по вечерам, чтобы ты мог «трансформироваться»?
— А хоть бы и полы! — вдруг вызверился он. — Жена должна быть опорой! Вон у Сереги жена, когда его уволили, слова не сказала, молча свои золотые сережки в ломбард отнесла, чтобы мужика не позорить. А ты? Сразу калькулятор в глазах включаешь. Меркантильная, приземленная… Я тут о высоком думаю, о стратегии жизни, а она мне про молнию на куртке!
Татьяна смотрела на него и видела не мужа, с которым прожила восемь лет, а чужого, неприятного человека. Его лицо, раскрасневшееся от алкоголя и праведного гнева, вызывало брезгливость. Он искренне верил в свою правоту. Он верил, что мир обязан прогнуться под его «хотелки», а она, Татьяна, обязана обеспечить ему мягкую посадку.
— Сережки, говоришь? — она усмехнулась, и эта усмешка была страшнее крика. — Сережки мне мама подарила на тридцатилетие. И я их не понесу ни в какой ломбард. А вот приставку твою игровую — понесу. И ноутбук твой игровой, который мы в рассрочку брали и только месяц назад выплатили, тоже понесу. Если через три дня денег на ипотеку не будет.
— Ты не посмеешь, — Костя побледнел. — Это мои инструменты! Мой рабочий инвентарь! Как я буду врываться в цифровой рынок без железа?
— А вот так и ворвешься. С харизмой и голым задом, — отрезала Татьяна. — У тебя три дня, Костя. Не найдешь подработку — пеняй на себя. Я тебя кормить не нанималась. Ты здоровый лось, у тебя руки-ноги на месте. Грузчики везде нужны. Курьеры. Таксисты. Корона не упадет.
— Я? Грузчиком? — он аж задохнулся от возмущения. — Я с высшим образованием! Я специалист! Ты меня совсем за ничтожество держишь? Я лучше буду голодать, чем спину гнуть за копейки!
— Голодать ты будешь, это я тебе обещаю, — Татьяна оттолкнулась от столешницы и пошла к выходу из кухни. — Но учти: в этом доме голодают молча. Я ухожу на работу. Чтобы к вечеру квартира была вылизана, посуда перемыта, а уроки с Лешкой сделаны. Раз ты теперь домохозяйка, будь добр соответствовать.
Она вышла в коридор, оставив его одного посреди кухни. Костя постоял минуту, переваривая услышанное, потом громко фыркнул, достал телефон и снова плюхнулся на диван.
— Истеричка, — пробурчал он себе под нос, открывая приложение с танками. — Ничего, побрюзжит и успокоится. Куда она денется с подводной лодки.
Он сделал еще один глоток пива, чувствуя себя непонятым гением, которого окружили враги. Три дня до ипотеки казались ему вечностью, в которой обязательно произойдет чудо.
Неделя проползла, как больная улитка, оставляя за собой липкий след разочарования. Чуда, на которое так рассчитывал Константин, не произошло. Деньги не упали с неба, богатый дядюшка не оставил наследство, а гениальная бизнес-идея так и не посетила его голову, занятую более важными вещами — прохождением сложного уровня в онлайн-игре и дегустацией разных сортов дешевого пива.
Квартира медленно, но верно превращалась в берлогу холостяка-маргинала. Татьяна, возвращаясь с работы, каждый раз испытывала дежавю: запах застоявшегося табака (хотя Костя клялся, что курит только на балконе, но запах просачивался в каждую щель), гора немытой посуды в раковине, которая уже начинала напоминать Пизанскую башню, и, конечно же, сам «свободный художник».
Он обитал в треугольнике «диван-холодильник-туалет». Его «поиск себя» заключался в просмотре стримов других геймеров и написании едких комментариев в соцсетях. Он считал это «анализом рынка» и «нетворкингом».
В пятницу вечером Татьяна вернулась домой позже обычного. На работе был аврал, пришлось задержаться, чтобы свести отчеты. Голова гудела, ноги отекли в сапогах. Она мечтала только об одном: тишине, горячем душе и чашке чая. Но стоило ей повернуть ключ в замке, как иллюзия покоя рассыпалась.
Из комнаты доносились звуки взрывов и крики виртуальных командиров. В прихожей валялись Костины кроссовки — один у вешалки, другой почему-то посреди коврика. На тумбочке лежала пустая коробка из-под пиццы, жирные пятна от которой уже пропитали лакированную поверхность.
Татьяна глубоко вздохнула, пытаясь подавить волну раздражения, поднимающуюся из желудка к горлу. Она сняла пальто, аккуратно повесила его в шкаф и прошла на кухню.
Холодильник встретил её девственной пустотой. На полке, где с утра стояла кастрюля с борщом, сваренным на три дня, сиротливо лежал засохший кусок хлеба. Вся кастрюля — пять литров! — была пуста. Грязная, с прилипшими к стенкам кусками свеклы, она стояла прямо на столе, рядом с грязной ложкой.
— Костя! — крикнула Татьяна, не сдержавшись. — Ты что, свинья?
В ответ — тишина, перебиваемая пулеметной очередью из колонок.
Татьяна ворвалась в комнату. Константин сидел в кресле, сгорбившись перед монитором. На голове у него были массивные наушники, глаза лихорадочно бегали по экрану. Вокруг него на полу валялись пустые банки из-под энергетика и фантики от шоколадных батончиков, которые Татьяна прятала для сына.
Она подошла и дернула его за плечо. Костя подпрыгнул, срывая наушники.
— Ты сдурела?! — заорал он, глядя на неё дикими глазами. — У меня клановый бой! Решающий момент! Ты мне всю статистику испортила!
— Статистику? — Татьяна говорила тихо, но от этого её голос звучал еще страшнее. — Ты сожрал пятилитровую кастрюлю борща. Ты съел шоколад Лешки. Ты засрал всю квартиру. И ты смеешь орать на меня из-за какой-то игры?
— Я голодный был! — огрызнулся Костя, пытаясь вернуть наушники на место. — Мужику нужно мясо, энергия для мозговой деятельности. А борщ твой — одна вода. И вообще, чего ты прицепилась? Я занят. Я работаю.
— Работаешь? — Татьяна нервно рассмеялась. — Кем? Тестировщиком дивана? Неделя прошла, Костя. Ипотеку я заплатила из заначки на отпуск. Всё, денег нет. В холодильнике мышь повесилась, потому что ты сожрал даже мышь. Ты хоть одну вакансию посмотрел? Хоть одно резюме отправил?
— Я мониторю рынок! — пафосно заявил он, откидываясь на спинку кресла. — Нельзя бросаться на первое попавшееся предложение. Я себя не на помойке нашел. Мне нужны условия, перспективы. А пока я налаживаю контакты в игровом сообществе. Там, между прочим, крутятся реальные деньги. Скоро я начну стримить и буду зарабатывать больше тебя в разы.
— Скоро — это когда? Когда нас выселят за долги? — Татьяна обвела рукой комнату. — Посмотри вокруг. Мы живем в свинарнике. Ты неделю не мылся, от тебя несет, как от бомжа. Лешка уже стесняется друзей приводить, потому что папа в трусах бегает по квартире и орет матом на монитор.
— Не преувеличивай, — буркнул Костя, почесывая живот. — Лешка гордится, что у него отец современный, в теме. А ты просто завидуешь. Тебе обидно, что я вырвался из системы, а ты продолжаешь тянуть лямку. Рабыня менталитета.
— Рабыня, значит? — Татьяна почувствовала, как в висках начинает пульсировать кровь. — Эта «рабыня» кормит тебя, одевает и платит за интернет, в котором ты «работаешь». Знаешь что? Я устала. Я прихожу домой и хочу поесть. Сделай мне ужин.
Костя уставился на неё, как на инопланетянку.
— Я? Ужин? Тань, ты чего? Это женская обязанность. Я же не прошу тебя машину чинить. Моё дело — стратегия, глобальные вопросы. Твоё — уют, быт. Не путай роли. Приготовь что-нибудь по-быстрому, яичницу там или пельмени свари. Я тоже, кстати, перекусил бы. Игра много сил отнимает.
Он снова надел наушники и отвернулся к экрану, всем видом показывая, что аудиенция окончена. Его пальцы забегали по клавиатуре, лицо озарилось голубоватым светом монитора. Для него Татьяны больше не существовало. Она была просто досадной помехой, фоновым шумом, который мешает великим свершениям.
Татьяна стояла за его спиной, глядя на его сутулую спину, на сальные волосы, собранные в нелепый хвостик. Внутри неё что-то щелкнуло. Тонкая нить терпения, натянутая до предела за эту неделю, лопнула с оглушительным звоном. Она поняла, что перед ней не муж, не партнер, даже не друг. Перед ней паразит. Огромный, ленивый паразит, который присосался к её жизни и высасывает из неё все соки, прикрываясь высокими словами о «поиске себя».
Она молча развернулась и вышла из комнаты. На кухне она открыла шкафчик, где лежал пакет с макаронами — последний стратегический запас. Руки дрожали. Она высыпала макароны в кастрюлю, залила водой и поставила на огонь.
— Пельмени, говоришь? — прошептала она, глядя на закипающую воду. — Яичницу? Ну жди, стратег. Жди.
Она достала телефон и открыла приложение мобильного банка. Баланс: 340 рублей. До зарплаты две недели. В голове прояснилось. Жалость к себе исчезла, уступив место холодной решимости. Она выключила газ под кастрюлей. Макароны остались недоваренными.
— Хватит, — сказала она в пустоту кухни. — Ресторан закрыт.
Она пошла в прихожую, взяла с полки плоскогубцы, которые Костя когда-то купил и ни разу не использовал, и уверенным шагом направилась к щитку в коридоре.
Татьяна вошла в комнату не как жена, вернувшаяся с работы, а как ликвидатор аварии на атомной станции. В руках она сжимала не плоскогубцы — в последний момент передумала, решив, что это слишком мелко, — а смотанный в тугой узел шнур питания от роутера, который только что выдернула в прихожей вместе с «мясом» розетки.
В комнате царил полумрак, разрываемый вспышками на мониторе. Константин, ничего не подозревая, вел ожесточенный бой за виртуальную высоту. Он орал в микрофон что-то про фланг и поддержку артиллерии, его лицо блестело от пота, а пальцы выбивали дробь на клавиатуре, которая стоила половину её зарплаты.
Вдруг экран замер. Персонаж Константина завис в нелепой позе посреди поля боя. Надпись «Потеряно соединение с сервером» всплыла красным, зловещим пятном.
— Да вы что, издеваетесь?! — взревел Костя, ударив кулаком по столу так, что пустая банка из-под энергетика подпрыгнула и с грохотом упала на пол. — Провайдер, чтоб тебя! Я сейчас в техподдержку позвоню, я их разнесу!
Он схватил телефон, но тут краем глаза заметил Татьяну. Она стояла в дверном проеме, прислонившись к косяку, и молча наблюдала за его истерикой. В её руке покачивался черный шнур с вилкой на конце.
Константин перевел взгляд с шнура на жену, потом на погасшие лампочки роутера в коридоре. Осознание приходило к нему медленно, пробиваясь сквозь пелену геймерского азарта.
— Ты… ты что сделала? — его голос дрогнул, переходя на визг. — Ты интернет вырубила? В рейтинговом матче?! Ты хоть понимаешь, сколько очков я потерял? Меня забанят за лив!
— Добро пожаловать в реальный мир, Нео, — холодно произнесла Татьяна. — Здесь нет сохранений, зато есть долги и голодные люди.
Костя вскочил с кресла. Его лицо пошло красными пятнами, жилка на шее вздулась. Он двинулся на неё, нависая всей своей массой, которую наел за годы сидячей жизни.
— Верни шнур! — рявкнул он, протягивая руку. — Живо! Я еще успею переподключиться, если ты сейчас же перестанешь дурить! Тань, не беси меня, это серьезно! У нас турнир на носу!
Татьяна даже не шелохнулась. Она смотрела на него с пугающим спокойствием патологоанатома.
— Турнир? — переспросила она. — А у нас на носу выселение. Ты неделю сидишь здесь, прорастая в это кресло. Ты не ищешь работу. Ты не помогаешь по дому. Ты даже не замечаешь собственного сына, пока он не начинает мешать тебе играть. Я отключила твою реальность, Костя. Потому что за эту реальность плачу я. А у меня деньги кончились.
— Ты… ты просто завистливая, ограниченная баба! — выплюнул он, брызгая слюной. — Ты душишь меня! Я творческая личность, мне нужно пространство, мне нужен выход эмоциям! А ты со своей бытовухой лезешь в тонкие материи! Да я, может, на киберспорт нацелился! Там миллионы призовых! А ты мне интернет рубишь из-за каких-то жалких копеек!
— Жалких копеек? — Татьяна шагнула к нему, и, несмотря на то что он был выше на голову, Костя инстинктивно отпрянул. — Эти «жалкие копейки» — это еда твоего ребенка. Это крыша над твоей головой. Ты называешь меня ограниченной? Да, я ограничена, Костя. Ограничена бюджетом, который ты прожрал. Ограничена силами, которые я трачу на двух работах, пока ты «ищешь себя» в танчиках.
— Я не в танчиках, я развиваю стратегическое мышление! — он попытался вернуть себе доминирующую позицию, скрестив руки на груди. — Ты не понимаешь трендов. Сейчас все уходят в цифру. А ты застряла в прошлом веке со своим заводом и трудовой книжкой. Я пытаюсь вытянуть нас на новый уровень, а ты ставишь палки в колеса! Предательница! Жена должна патроны подавать, а не винтовку отбирать!
— Патроны? — Татьяна горько усмехнулась. — Я подавала тебе патроны восемь лет. Я поддерживала все твои бредовые идеи. Курсы фотографов, на которые мы взяли кредит и которые ты бросил через месяц. Покупка биткоинов на пике цены, когда мы потеряли накопления на машину. Теперь вот «свободный художник». Хватит. Магазин закрыт. Склад пуст.
Она развернулась и пошла на кухню. Костя, задыхаясь от возмущения, побежал за ней.
— Куда ты пошла? Отдай шнур! Я требую! Это мое имущество, купленное на общие деньги! Ты не имеешь права ограничивать мой доступ к информации! Это насилие над личностью! Абьюз!
Татьяна остановилась у мусорного ведра. Медленно, глядя мужу прямо в глаза, она подняла крышку и разжала пальцы. Шнур питания шлепнулся прямо на кучу картофельных очистков и пустую пачку из-под сигарет.
— Вот твое имущество, — сказала она ровным голосом. — Можешь доставать. Если гордость позволит рыться в помойке. Хотя о чем я… Ты и так живешь в помойке, которую сам развел.
— Ты… сука, — прошипел Костя. — Я тебе это припомню. Когда я поднимусь, когда стану богатым и знаменитым, ты на коленях приползешь просить прощения. Но я тебе ни копейки не дам. Слышишь? Ни копейки! Будешь знать, как гениям крылья подрезать!
— Гениям? — Татьяна взяла со стола тряпку и начала вытирать крошки, демонстративно игнорируя его присутствие. — Гении, Костя, создают что-то. А ты только потребляешь. Ты не свободный художник. Ты обычный трутень. И сезон кормления трутней окончен.
— Ах так?! — Константин заметался по тесной кухне. — Кормить не нанималась? Да я сам себя прокормлю! Я тебе докажу! Я сейчас уйду! Прямо сейчас! И ты сдохнешь тут со тоски без меня! Будешь выть на луну в своей идеальной чистоте!
Он ожидал, что она испугается. Обычно это работало. Стоило ему пригрозить уходом, как Татьяна смягчалась, начинала извиняться, искать компромиссы. Но сегодня что-то изменилось. Воздух в кухне стал плотным и тяжелым.
— Уйдешь? — Татьяна подняла на него глаза. В них не было страха. В них была ледяная пустота. — Отлично. Чемодан на антресоли. Вещи в шкафу. Собирайся.
— И соберусь! — заорал он, понимая, что блеф зашел слишком далеко, но отступать было уже некуда. Его уязвленное эго требовало сатисфакции. — Думаешь, я пропаду? Да меня любой друг приютит! Серега с радостью пустит, мы с ним замутим стартап, о котором ты и мечтать не смела! А ты сиди тут, гний в своей ипотечной клетке!
Он вылетел из кухни, намеренно задев плечом косяк. Послышался грохот открываемых дверец шкафа. Костя швырял вещи, создавая как можно больше шума, чтобы продемонстрировать всю глубину своей обиды.
Татьяна осталась стоять у стола. Она слышала, как он матерится, пытаясь запихнуть в сумку свой драгоценный системный блок, как падают вешалки. Ей было всё равно. Внутри неё, там, где раньше жила любовь, забота и страх одиночества, теперь была выжженная пустыня. И в этой пустыне было на удивление спокойно.
— Шнур питания от компьютера тоже забери, — громко сказала она в сторону коридора. — Он тебе понадобится, когда будешь подключаться к розетке на вокзале.
В ответ раздался грохот чего-то тяжелого об пол и отборный мат. Финал приближался с неумолимостью курьерского поезда.
Грохот в спальне стоял такой, будто Константин не вещи собирал, а демонтировал несущие стены. Он демонстративно швырял на кровать джинсы, футболки и носки, даже не пытаясь их складывать. В его движениях было больше театральности, чем реального намерения уйти. Он всё ещё ждал. Ждал, что Татьяна сейчас влетит в комнату, повиснет у него на руке и зарыдает, умоляя не бросать семью.
Но Татьяна не влетала. Она стояла в дверном проеме, скрестив руки на груди, и с бесстрастным лицом наблюдала за этим цирком. Её спокойствие бесило Костю больше, чем любые крики. Это было неестественно. Это ломало сценарий, который он уже прокрутил у себя в голове.
— Ты хоть понимаешь, кого теряешь?! — заорал он, с силой запихивая в спортивную сумку свой любимый свитер, который тут же зацепился за молнию. — Я же не просто муж! Я твой шанс на другую жизнь! А ты меня выгоняешь, как… как собаку!
— Собаки преданные и дом охраняют, — сухо заметила Татьяна. — А ты только гадишь и ешь. Не забудь зарядку от телефона. И паспорт. Кредитный договор на ноутбук я тебе в боковой карман положила. Платить теперь тебе.
Костя замер, держа в руках системный блок. Он посмотрел на жену с нескрываемой ненавистью.
— Ах, вот как мы заговорили? Счетовод! Ты мелочная! У тебя вместо души — калькулятор! Да подавись ты этим ноутбуком! Я себе новый куплю, в десять раз мощнее, как только первый контракт подпишу!
Он с кряхтением поднял тяжелый корпус компьютера. Монитор он решил пока не брать — не влезал, да и тяжело. В его голове созрел гениальный план: он сейчас уйдет, громко хлопнув дверью, погуляет часок, давая ей время осознать весь ужас одиночества. А когда вернется, она будет шелковой. Ну не может же она всерьез выставить отца своего ребенка на улицу на ночь глядя?
— Я заберу остальное потом, — бросил он, пытаясь выглядеть гордо с сумкой через плечо и системным блоком под мышкой. — Пришлю грузчиков. Не хочу находиться в этом болоте ни секунды лишней. Здесь воняет безнадегой.
— Ключи на тумбочку, — сказала Татьяна, посторонившись, чтобы пропустить его в коридор.
Костя остановился у входной двери. Он тяжело дышал. Пот струился по виску. Ему стало страшно — совсем чуть-чуть, где-то глубоко внутри. А вдруг она не побежит следом? Но гордость, раздутая до размеров дирижабля, не позволяла дать задний ход.
— Ключи? — он усмехнулся, стараясь, чтобы это выглядело зловеще. — Держи. Они мне больше не нужны. Я открываю новые двери.
Он с звоном швырнул связку ключей на пол. Металл ударился о плитку и отскочил к обувной полке.
— Знаешь что, — вдруг сказал он, меняя тон на деловой. — Я сейчас спущусь за сигаретами. Мне нужно покурить, успокоить нервы перед дорогой. А ты пока подумай. Хорошенько подумай, Тань. Если я сейчас уйду окончательно, назад дороги не будет. Я не прощаю предательства.
Это был его последний козырь. Ультиматум. «Поход за сигаретами» был классическим ходом для отступления, возможностью дать ей время на истерику и раскаяние, пока он будет стоять у подъезда и жалеть себя.
— Иди, — просто сказала она. — Купи сигарет. Тебе много курить придется.
Костя фыркнул, открыл дверь ногой, так как руки были заняты, и вывалился на лестничную площадку.
— Ты пожалеешь! — крикнул он уже с лестницы, не оборачиваясь. — Ты еще локти кусать будешь!
Дверь за ним захлопнулась.
Татьяна не двинулась с места. Она стояла в прихожей и слушала. Вот стихли его шаги на лестнице — лифт он ждать не стал, слишком много пафоса было в уходе. Вот хлопнула тяжелая подъездная дверь.
Она медленно подошла к входной двери. Её рука потянулась к замку. Щелчок. Один оборот. Второй. Третий. Затем она закрыла верхний замок — сувальдный, массивный. И напоследок накинула цепочку и задвинула ночную щеколду.
В квартире наступила тишина. Та самая, о которой она мечтала всю неделю. Без звуков выстрелов, без нытья, без претензий. Только гудение холодильника на кухне.
Прошло десять минут. Потом пятнадцать. Татьяна знала, что он не ушел далеко. Он сидел на лавочке у подъезда, курил свои дешевые сигареты и ждал, когда у неё сдадут нервы и она начнет звонить.
Через двадцать минут в дверь позвонили. Настойчиво, требовательно. Один длинный звонок, потом три коротких — их условный код.
Татьяна подошла к двери, но не открыла. Она посмотрела в глазок. Искаженное оптикой лицо Константина выглядело нелепо и жалко. Системный блок стоял на грязном бетонном полу у его ног.
— Тань, открой! — голос был глухим из-за стальной двери. — Я ключи забыл… То есть, я их оставил. Открой, мне еще монитор забрать надо. И куртку я не ту взял, холодно на улице.
Татьяна молчала.
— Тань! Ну хватит цирк устраивать! — он начал колотить кулаком по металлу. — Я понял, ты обиделась. Давай поговорим! Я готов обсудить условия! Тань, алло! У меня телефон садится!
— Костя, — произнесла она громко и четко, прямо в замочную скважину. — Разговор окончен. Ты свободен. Ты же этого хотел? Свободный художник, свободный полет.
— Ты что, сдурела?! — в его голосе прорезалась паника. — Куда я пойду?! Ночь на дворе! У меня денег нет, ты всё забрала! Открой немедленно, это и моя квартира тоже! Я сейчас полицию вызову! Я МЧС вызову! Я дверь выломаю!
— Ломай, — спокойно ответила Татьяна. — Замки я сменю завтра утром. А пока ты ломаешь, я соберу остатки твоих вещей и выкину их с балкона. Прямо на твою гениальную голову.
— Стерва! — заорал он, пнув дверь ногой. — Тварь! Я тебя ненавижу! Ты мне жизнь сломала!
— Нет, Костя. Я тебе жизнь вернула. Ту самую, без «дяди» и без обязательств. Наслаждайся.
Она развернулась и пошла прочь от двери. Сзади доносились удары, проклятия и обещания страшной мести. Костя орал, что она сдохнет в нищете, что он отсудит у неё всё до последней вилки, что она приползет к нему.
Татьяна зашла в спальню, где на полу все еще валялись разбросанные им вещи. Она пнула его носок, валявшийся посреди комнаты. Потом села на кровать — широкую, теперь только её кровать.
За стеной, в подъезде, шум начал стихать. Константин, видимо, понял, что дверь не откроется. Слышно было, как он чем-то гремит — наверное, снова поднимал свой системный блок. Потом раздался звук удаляющихся шагов — тяжелых, шаркающих.
Татьяна легла на спину и посмотрела в потолок. Впервые за долгие годы она не думала о том, что приготовить на ужин, чтобы мужу понравилось, или как объяснить ему, что нужно заплатить за свет. В голове было пусто и звонко.
— Ипотеку я сама потяну, — сказала она вслух тишине. — Зато на еде сэкономлю.
Она закрыла глаза и впервые за неделю улыбнулась. Завтра будет тяжелый день, но это будет её день. А Костя… Костя теперь сам по себе. В свободном падении…
