— Фух… Как же я устала…
Дверной замок привычно заел на втором обороте, требуя особого, годами отработанного рывка на себя. Наташа дернула ручку, плечом навалилась на обитую дермантином дверь и ввалилась в прихожую. Пакет с продуктами — дешевыми макаронами, молоком по «красной цене» и лотком куриного фарша — больно оттянул запястье. С улицы тянуло сыростью и безысходностью позднего октября, но дома её ждал сюрприз, который перекрывал любую осеннюю хандру.
В квартире пахло не жареным луком, как обычно по вечерам, а чем-то резким, химическим — запахом свежего пенопласта и дорогого пластика. Этот запах был чужим в их «двушке» с потертым линолеумом и обоями, которые они клеили еще пять лет назад.
Наташа скинула ботинки, не развязывая шнурков, и прошла в комнату. То, что она увидела, заставило пакет выпасть из её рук. Банка горошка глухо ударилась о ковролин, покатилась под диван, но Наташа даже не вздрогнула.
Посреди комнаты, занимая почти все свободное пространство между старым раскладным диваном и тумбой под телевизор, возвышалась коробка. Она была огромной, глянцево-черной, с агрессивным красно-неоновым рисунком какого-то футуристического солдата. Рядом громоздилась коробка поменьше, но не менее внушительная — изогнутый монитор, диагональ которого казалась шире, чем их оконный проем.
Максим сидел на полу, скрестив ноги по-турецки. В руках у него был канцелярский нож, которым он с хирургической точностью вспарывал заводской скотч. Лицо мужа светилось тем особенным, забытым выражением детского восторга, которое Наташа видела последний раз в день их свадьбы. Но сейчас этот восторг был направлен на кусок железа.
Наташа перевела взгляд на открытый ящик комода, где в жестяной банке из-под чая хранился их неприкосновенный запас. Крышка валялась рядом. Банка была пуста. В голове у нее зашумело, словно в комнате резко упало давление. Телефон в кармане куртки коротко вибрировал — банк напоминал о том, что платежный период заканчивается через три часа.
— Ты потратил деньги, отложенные на ипотеку, чтобы купить себе новый игровой компьютер, Максим? Ты вообще соображаешь, что нас могут выселить, или ты заигрался в свои танчики окончательно?
Максим даже не вздрогнул от её крика. Он аккуратно отложил нож и потянул картонные створки на себя.
— Не истери, Нат, — его голос был пугающе спокойным, расслабленным. — Не потратил, а вложил. В себя. В свой отдых. Ты хоть представляешь, какая сейчас инфляция? Деньги в этой банке просто гнили. А это — вещь. К тому же я урвал его по акции, такая скидка раз в год бывает. Грех было не взять.
Наташа шагнула к нему, наступая прямо в уличной одежде на ковер, чего раньше никогда не позволяла.
— Какая инфляция, Максим? — её голос сорвался на хрип. — У нас ежемесячный платеж тридцать две тысячи! У нас долг за коммуналку за два месяца! Я хожу в сапогах, которые текут, а ты покупаешь игрушку за сто тысяч? Ты в своем уме? Верни это немедленно! Сейчас же, пока не распаковал!
Максим поднял голову. В его глазах не было ни капли вины. Там плескалось раздражение человека, которого отвлекли от важного дела какой-то ерундой.
— Ничего я возвращать не буду, — отрезал он, запуская руки в шуршащий пакет с проводами. — Это не игрушка. Это мощная станция. Я пашу на заводе по двенадцать часов, дышу стружкой, спину гну. Я имею право приходить домой и получать качественный досуг? Или я должен до старости пялиться в твой тормознутый ноутбук и смотреть турецкие сериалы? Я мужик, Наташа. Мне нужна разрядка.
— Разрядка? — Наташа почувствовала, как кровь приливает к лицу. — А мне что нужно? Мне, может, тоже нужна разрядка! Но я почему-то не иду в спа-салон на последние деньги, а покупаю фарш по акции, чтобы тебе котлет нажарить! Где мы будем жить, когда банк расторгнет договор? В коробке от твоего монитора?
— Ой, да не нагнетай ты, — Максим поморщился, вытаскивая из коробки тяжелый системный блок. Стекло на боковой панели хищно блеснуло, отражая свет люстры. — Банк подождет. Напишут пару писем, попугают и успокоятся. Займу у парней в цеху, перехватим где-нибудь. Не делай из мухи слона. Лучше посмотри, какая сборка. Видеокарта — зверь. Тут охлаждение водяное, прикинь? Никакого шума.
Он говорил о технических характеристиках с такой любовью, с какой никогда не говорил о их планах на будущее. Для него проблемы с банком были чем-то абстрактным, далеким и скучным, как новости по радио. А вот черный матовый корпус, который он сейчас гладил ладонью, был реальным, осязаемым и бесконечно притягательным.
Наташа смотрела на мужа и понимала, что он не шутит. Он действительно не видел проблемы. Его инфантилизм, который раньше казался ей милой неприспособленностью к быту, сейчас вырос до размеров катастрофы. Он сидел посреди их убогой гостиной, окруженный пенопластом, как король на руинах, и искренне верил, что мир подождет, пока он пройдет очередной уровень.
— У тебя совесть есть? — тихо спросила она, чувствуя, как внутри всё леденеет. — Я откладывала каждую копейку. Я отказывала себе в обедах. А ты просто взял и…
— Я взял свои деньги! — рявкнул Максим, и его спокойствие дало трещину. Он резко встал, возвышаясь над ней. — Я их заработал! Это моя зарплата там лежала! Ты вечно меня пилишь: «Экономим, не тратим, потерпи». Я устал терпеть! Я хочу жить сейчас, а не когда мы выплатим эту проклятую ипотеку в шестьдесят лет! Я имею право на радость!
Он толкнул ногой пустую коробку в сторону Наташи.
— И вообще, не стой над душой. Иди готовь ужин. Мне еще систему настраивать, драйвера качать. Это на полвечера работы. Не мешай.
Максим отвернулся к столу, сгребая в сторону Наташины рабочие документы, квитанции и стопку непрочитанных книг, освобождая место для своего нового идола. Бумаги посыпались на пол, но он даже не посмотрел вниз.
Максим смахнул с края стола пластиковую подставку с ручками и карандашами, даже не посмотрев, куда она упадет. Канцелярия с сухим треском разлетелась по паркету, закатываясь под шкаф и диван. Для него это был просто мусор, мешающий великому священнодействию — установке алтаря его новой жизни.
Наташа молча опустилась на корточки, собирая рассыпанные квитанции ЖКХ и уведомления из банка. Её руки дрожали, пальцы не слушались, сгибая уголки важных документов. Она чувствовала себя уборщицей, которая посмела зайти в кабинет генерального директора во время важного совещания. Только вот директором был её муж, а кабинетом — их единственная комната, за которую они ещё не расплатились.
— Подай вон тот кабель, черный, толстый, — бросил Максим через плечо, возясь с задней панелью системного блока. Он пыхтел от усердия, высунув кончик языка, как первоклассник, выводящий первую букву в прописи.
Наташа поднялась, сжимая в руке смятый лист страховки на квартиру.
— Я не буду тебе ничего подавать, Максим. Я хочу, чтобы ты меня услышал. Прямо сейчас.
— Слышу я тебя, слышу. Ты бубнишь как старый холодильник, — он наконец нашел нужный разъем и с довольным щелчком воткнул шнур питания. — Лучше бы помогла. Тут кабель-менеджмент нужен, чтобы сопли не висели. Это тебе не твой ноутбук, тут эстетика важна. Прозрачная стенка, подсветка RGB, все дела.
Он водрузил огромный изогнутый монитор на центр стола. Черная матовая поверхность экрана казалась черной дырой, которая уже начала засасывать в себя остатки их семейного благополучия. Максим с трепетом, почти с нежностью, подцепил ногтем защитную пленку на углу экрана и медленно потянул её вниз. Звук отклеивающегося полиэтилена показался Наташе самым отвратительным звуком на свете, громче скрежета металла по стеклу.
— Три месяца, — сказала она, глядя в его широкую спину. — Если мы не внесем платеж завтра, банк начнет процедуру взыскания через три месяца. Они выставят квартиру на торги. Мы останемся на улице, Максим. С твоим компьютером, но без крыши. Ты понимаешь это? Это не игра, тут нельзя сохраниться.
Максим развернулся на вращающемся стуле. Лицо его выражало крайнюю степень утомления, но не от работы, а от её назойливости.
— Наташ, ты душная, сил нет. Ну какие торги? Ну кто нас выгонит зимой? Ты законы почитай, а не паникуй. Я же сказал — перекрутимся. Займу у Сереги, или мамка подкинет пару тысяч. Найдем выход. Зачем ты мне сейчас настроение портишь? Я, может, об этом моменте полгода мечтал.
Он нажал кнопку пуска.
Комната мгновенно преобразилась. Системный блок загудел тихо и мощно, словно турбина самолета перед взлетом. Внутри корпуса вспыхнули десятки светодиодов. Ядовито-синий, кислотно-зеленый и тревожно-красный цвета залили стены, потолок и лицо Максима. Обычная хрущевская комната с пожелтевшими обоями исчезла, растворилась в этом агрессивном неоновом сиянии. Теперь здесь был только он и его машина.
Максим расплылся в улыбке, глядя на вращающиеся кулеры. В его глазах отражались бегущие огоньки.
— Ты только глянь… — прошептал он с благоговением. — Это же космос. Жидкое охлаждение, видишь трубки? Никакого перегрева. Теперь «Танки» полетят на ультрах. ФПС будет за двести, не меньше.
Наташа стояла у стены, зажатая между шкафом и диваном, и чувствовала, как между ней и мужем вырастает стена. Не прозрачная, не стеклянная, а плотная, неоновая стена безразличия. Он не просто купил вещь. Он построил себе бункер.
— У нас в холодильнике только половина палки колбасы и десяток яиц, — попыталась она зайти с другой стороны, надеясь пробить эту броню бытовыми фактами. — До аванса две недели. Ты потратил всё под ноль. На что мы будем есть?
— Ой, да ладно, — отмахнулся Максим, не отрывая взгляда от загрузки Windows. — Макароны есть? Есть. Картошка у родителей на даче есть. Проживем. Не жили богато, нечего и начинать. Зато теперь я дома буду сидеть, а не по гаражам шляться. Ты же сама хотела, чтобы муж был дома. Вот он я, дома. Радуйся.
— Радоваться? — Наташа почувствовала, как к горлу подступает горький ком. — Чему? Тому, что мой муж — эгоист, который променял безопасность семьи на пиксели? Ты же даже не извинился. Ты ведешь себя так, будто совершил подвиг.
— А я и не должен извиняться за свои желания! — резко ответил он, впервые посмотрев ей прямо в глаза. В неоновом свете его лицо казалось злой маской. — Я работаю! Я имею право! Почему я должен жить ради ипотеки? Ради этих бетонных стен? Я хочу жить ради эмоций! А ты со своей бухгалтерией убиваешь во мне всё живое.
Он демонстративно надел на голову большие наушники с микрофоном. Мягкие амбушюры плотно обхватили его уши, окончательно отсекая голос жены, шум улицы, звук капающего крана на кухне — всё то, что составляло их реальную, трудную жизнь. Он поправил микрофон, щелкнул мышкой и погрузился в настройки.
Наташа осталась стоять в полумраке, который теперь был расчерчен цветными полосами от системного блока. Она видела, как его губы шевелятся — он, видимо, уже зашел в голосовой чат с друзьями, хвастаясь покупкой. Он смеялся. Громко, раскатисто, счастливо.
Этот смех был пощечиной. Он смеялся в то время, как их финансовое будущее рушилось. Он выбрал свой комфорт, свой маленький цифровой рай, оставив её разгребать последствия в реальном аду долгов и обязательств. Наташа посмотрела на уведомление в телефоне. Сумма просрочки горела красным, в тон подсветке его клавиатуры. И в этот момент она поняла, что разговаривать больше не с кем. Перед ней сидел не муж, а просто тело, подключенное к аппарату искусственного получения удовольствия.
В комнате стоял сухой, дробный треск — пальцы Максима летали по механической клавиатуре с громкостью пулеметной очереди. Для него этот звук был музыкой боя, для Наташи — стуком молотка, забивающего гвозди в крышку гроба их семейного бюджета. Она стояла у двери, прислонившись плечом к косяку, и наблюдала за спиной мужа. Та была напряжена, плечи приподняты, голова в массивных наушниках дергалась в такт происходящему на экране.
— Справа! Справа обходи! Да куда ты лезешь, олень! — заорал Максим, брызжа слюной в микрофон. — Хиль меня! Давай, дави его!
Он жил там. В том мире, где у него был мощный танк, верные союзники и понятная цель. В реальности же, в полуметре от его кресла, на журнальном столике лежал телефон Наташи, экран которого снова загорелся. Очередное уведомление от банка. «Уважаемый клиент, напоминаем о необходимости погашения задолженности. Сумма с учетом пени…» Цифры росли, как раковая опухоль.
Наташа подошла к столу. Она чувствовала себя прозрачной, несуществующей.
— Максим, — позвала она.
Никакой реакции. Только яростный клик мышки и новые выкрики:
— Пробил! Есть пробитие! Красава!
Наташа протянула руку и коснулась его плеча. Не грубо, но настойчиво. Максим дернулся всем телом, словно его ударило током. Он не снял наушники, а лишь сдвинул одну чашу с уха, не отрывая взгляда от монитора. Лицо его было перекошено азартом и злобой на то, что его отвлекают в решающий момент.
— Чего тебе? — рявкнул он, продолжая одной рукой давить на кнопки. — Я занят! У нас клановый бой! Не мешай!
— Посмотри на меня, — сказала Наташа твердо, показывая ему экран телефона с банковским приложением. — Смотри сюда. Сюда смотри, а не в монитор! Это не игра. Завтра начнут звонить коллекторы. Ты понимаешь, что ты наделал?
Максим мазнул безумным взглядом по экрану телефона, но цифры для него сейчас ничего не значили.
— Отстань! — он отмахнулся от её руки, чуть не выбив телефон. — Потом! Всё потом! Я не могу сейчас выйти, меня забанят за дезертирство! Ты нормальная вообще? Под руку лезешь! Иди спать!
Он вернул наушник на место, снова отгородившись от неё стеной звукоизоляции. Для него бан в игре был страшнее, чем блокировка счетов. Потеря рейтинга казалась катастрофой, а потеря квартиры — чем-то далеким и нереальным.
Наташа смотрела на толстый черный кабель питания, змеящийся по полу от системного блока к розетке. Эта черная жила пульсировала энергией, высасывая жизнь из их семьи, питая этот светящийся ящик, который сожрал их будущее. Внутри у неё что-то оборвалось. Исчез страх, исчезла жалость, исчезла надежда договориться. Осталась только холодная, кристальная ясность. Разговаривать было не с кем. Перед ней сидел наркоман, и доза была у него в вене.
Она медленно наклонилась. Максим, увлеченный прицеливанием, даже не заметил её движения. Он что-то кричал про захват базы, его лицо озарялось вспышками взрывов на экране.
Наташа нащупала вилку в розетке. Пальцы крепко обхватили рифленый пластик.
— Гейм овер, Максим, — тихо произнесла она, хотя он не мог её слышать.
Резкий рывок.
Эффект был мгновенным и оглушительным. Гудение кулеров оборвалось на высокой ноте. Разноцветная иллюминация, заливавшая комнату, погасла, погрузив всё в серую, унылую темноту осеннего вечера. Экран монитора стал черным зеркалом, в котором отразилось растерянное лицо Максима.
Секунду в комнате висела тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Наташи. А потом грянул взрыв.
Максим сорвал с головы наушники и швырнул их на стол с такой силой, что отлетел микрофон. Он вскочил, опрокинув кресло, и развернулся к жене. Его лицо, лишенное неоновой подсветки, было страшным — искаженным от бешенства, с выпученными глазами.
— Ты что сделала?! — заорал он так, что, казалось, задребезжали стекла в серванте. — Ты что, больная?! Ты совсем рехнулась?! Ты мне катку слила! Ты понимаешь, что ты натворила, дура?!
Он шагнул к ней, сжав кулаки. Наташа не отступила, хотя инстинкт самосохранения требовал бежать. Она стояла с проводом в руке, как с отрубленной головой дракона.
— Я выключила твою игрушку, — сказала она спокойно, глядя ему прямо в переносицу. — Теперь мы вернулись в реальность. Добро пожаловать.
— Какая реальность?! — брызгал слюной Максим. — Ты могла жесткий диск спалить! Ты могла систему убить! Это техника за двести тысяч! Ты хоть соображаешь своей куриной головой, что нельзя так выдергивать?! Включи обратно! Быстро!
Он бросился к розетке, оттолкнув её плечом так, что она ударилась о косяк двери. Боль прошила руку, но Наташа даже не поморщилась. Она смотрела, как её муж, взрослый тридцатилетний мужчина, ползает на коленях в темноте, судорожно пытаясь вставить вилку обратно в розетку, бормоча проклятия.
— Не смей, — сказала она. — Если ты сейчас включишь его, я разобью монитор. Я клянусь тебе, Максим. Я возьму молоток и разобью его.
Максим замер. Он медленно поднялся с колен, все еще сжимая вилку в руке. В темноте его силуэт казался угрожающим, чужим.
— Только тронь, — прошипел он. — Только тронь мой комп, и ты увидишь. Ты у меня попляшешь. Ты кто такая вообще, чтобы мне указывать? Я деньги зарабатываю! Я хозяин! А ты… ты просто завистливая истеричка, которая не может пережить, что у мужа появилась радость в жизни!
— Радость? — переспросила Наташа. — Твоя радость стоит нам крыши над головой. Ты готов убить меня за этот ящик. Посмотри на себя. Ты же сейчас ударить меня хотел. Из-за игры.
— Довела потому что! — рявкнул он, но вилку в розетку вставлять не стал, видимо, поверив в угрозу про молоток. — Вечно пилишь, вечно недовольна. Житья от тебя нет. Вали отсюда! Дай мне спокойствия!
— Я уйду, — кивнула Наташа. — Не переживай. Я уйду.
Она развернулась и пошла в спальню. Ноги были ватными, но в голове было ясно. Максим остался в гостиной, тяжело дыша, охраняя свою погасшую черную башню. Он что-то бурчал себе под нос, проверяя кнопку включения, надеясь, что «железо» не пострадало. Ему было плевать на жену. Главное, чтобы не сгорела видеокарта.
В спальне было тихо и душно. Наташа достала из-под кровати дорожную сумку, сдула с неё серую пыль и рывком расстегнула молнию. Звук «з-з-з-и-и-п» прозвучал в тишине квартиры как звук застегивающегося мешка для трупов. Она действовала методично, без лишних движений, словно робот, у которого сгорел блок эмоций, оставив работать только базовую программу самосохранения.
Свитера, джинсы, белье. Она не складывала вещи аккуратными стопками, как делала это обычно, собираясь в редкие отпуска. Она просто сгребала своё существование с полок и утрамбовывала его в сумку. Никаких сентиментальных пауз над свадебными фотографиями или плюшевыми медведями. Всё, что не несло практической пользы, оставалось в этом доме, который уже начал умирать.
Максим появился в дверном проеме через минуту. Он уже не кричал. Теперь, когда его компьютер был в безопасности (он успел проверить, система запустилась), к нему вернулась его самоуверенная наглость. Он стоял, привалившись плечом к косяку, и с кривой ухмылкой наблюдал за сборами жены.
— Ну и что это за цирк? — спросил он, скрестив руки на груди. — Решила маме пожаловаться? Побежишь сейчас плакаться, какой у тебя муж тиран, компьютер купил? Давай, давай. Только ключи не забудь, я дверь на верхний замок закрою, у тебя от него ключа нет.
Наташа не ответила. Она открыла дверцу шкафа, где лежала папка с документами. Паспорт, СНИЛС, договор купли-продажи, график платежей по ипотеке, страховые полисы. Она выгребла всё. Всю бумажную жизнь их семьи.
— Э, ты документы-то куда потащила? — голос Максима дрогнул, в нем проскользнули первые нотки беспокойства. — Положи на место. Это общая собственность.
Наташа повернулась к нему. Сумка была собрана. Она закинула ремень на плечо, чувствуя тяжесть принятого решения.
— Собственность? — переспросила она ледяным тоном. — У нас нет собственности, Максим. У нас есть долг. Три с половиной миллиона долга перед банком. И эта квартира принадлежит банку, пока мы не выплатим последний рубль. А поскольку ты решил, что «Танки» важнее крыши над головой, то выплачивать этот долг теперь будешь ты.
Она сделала шаг к выходу, но Максим перегородил ей дорогу. Он был крупнее, выше, но сейчас, глядя в её пустые, сухие глаза, он казался себе маленьким и жалким.
— Ты блефуешь, — неуверенно усмехнулся он, но улыбка вышла кривой. — Куда ты пойдешь? Кому ты нужна с прицепом проблем? Ты завтра же вернешься, потому что жрать захочешь. Ты без меня не сможешь.
— Я без тебя? — Наташа горько усмехнулась, поправляя лямку сумки, которая врезалась в плечо. — Максим, я последние три года живу не с мужем, а с капризным иждивенцем. Я устала быть мамой для тридцатилетнего мужика. Я устала бояться завтрашнего дня. Ты прав, я, наверное, не смогу без тебя… Я не смогу без тебя тонуть. А вот выплыть одной мне будет гораздо проще.
Она шагнула вперед, вынуждая его отступить. Максим, растерявший свой пыл, невольно сделал шаг назад, освобождая проход. Его бравада рассыпалась, как карточный домик на сквозняке. В глазах мелькнул испуг — не за неё, а за себя. За свой уютный, привычный мирок, который вдруг затрещал по швам.
— Ты серьезно? — его голос стал визгливым. — Ты бросаешь меня из-за железяки? Из-за денег? Наташ, это же мещанство! Мы семья! В радости и в горе, забыла?
— Горе у нас общее, Максим, — тихо, но твердо ответила она, останавливаясь в прихожей. — А радость почему-то только у тебя. Ты купил себе игрушку ценой нашего спокойствия. Ты сделал выбор. Теперь моя очередь.
Наташа достала из кармана связку ключей. Знакомый брелок в виде Эйфелевой башни, который они купили в переходе метро, мечтая когда-нибудь поехать в Париж, звякнул о металл. Она положила ключи на тумбочку, рядом с его разбросанной мелочью. Этот звук — звук металла о дерево — прозвучал финальным аккордом их брака.
— Это ключи от квартиры. Документы я забрала, чтобы подать на развод и раздел имущества. Но пока суд да дело, живи здесь. Ты же хозяин.
— Подожди… — Максим побледнел. До него начал доходить смысл происходящего. — Какой раздел? А ипотека? Кто платить будет? У меня зарплата только через две недели! Наташа, стой!
— У тебя есть актив, — она кивнула в сторону темной гостиной, где на столе черным монолитом возвышался его новый компьютер. — Продай его. Это покроет три месяца платежей. Или играй на нем, пока банк не придет описывать имущество. Это теперь твоя взрослая жизнь, Максим. Решай сам.
Она открыла входную дверь. С лестничной площадки пахнуло холодом, запахом жареной рыбы от соседей и табачным дымом. Но для Наташи этот спертый воздух показался слаще альпийской свежести. Это был воздух свободы. Свободы от вечного страха, от необходимости экономить на прокладках, чтобы купить ему пива, от бесконечного стыда перед банком.
— Ты не уйдешь! — заорал Максим, бросаясь к ней. Он схватил её за рукав куртки. — Ты не посмеешь! Ты стерва! Я на тебя лучшие годы потратил! Вернись! Кому ты нужна, старая!
Наташа медленно, с брезгливостью отцепила его пальцы от своего рукава. В её взгляде было столько ледяного спокойствия, что Максим отшатнулся, словно обжегшись.
— Я нужна себе, — сказала она. — Прощай, Максим. Удачи в бою.
Дверь захлопнулась. Щелчок замка прозвучал как выстрел.
Максим остался стоять в прихожей. Тишина навалилась на него мгновенно, ватная, плотная тишина пустой квартиры. Он слышал, как гудит в трубах вода, как за стеной бубнит телевизор, как бешено колотится его собственное сердце.
— Ну и вали! — крикнул он в закрытую дверь, но голос его сорвался. — Подумаешь! Приползешь еще! Завтра же приползешь!
Он постоял еще минуту, прислушиваясь к звукам на лестнице. Стук каблуков стих. Хлопнула тяжелая дверь подъезда. Всё.
Максим вернулся в комнату. Темнота здесь казалась теперь не уютной, а враждебной. Он подошел к столу, споткнувшись о разбросанные бумаги — те самые квитанции, которые собирала Наташа. В животе предательски заурчало. Он вспомнил, что ужин так и не был приготовлен.
Он сел в кресло. Дорогое, эргономичное, но сейчас оно казалось холодным троном одинокого короля. Рука привычно потянулась к кнопке включения. Система отозвалась мгновенно. Вспыхнула радужная подсветка, заливая комнату праздничными огнями, которые теперь выглядели как насмешка. Монитор ожил, показав рабочий стол с агрессивными обоями.
Максим надел наушники. Тишина исчезла, сменившись эпической музыкой меню игры. Он увидел свой танк в ангаре — мощный, блестящий, непобедимый. «В бой!» — пульсировала красная кнопка.
Он нажал её. Пошел отсчет времени. Три, два, один…
Но радости не было.
В правом нижнем углу экрана мигал индикатор времени: 21:43. В это время Наташа обычно звала его пить чай. Она нарезала сыр тонкими ломтиками, потому что толстыми было дорого, и рассказывала про свою скучную работу. Он никогда её не слушал, утыкаясь в телефон. Сейчас он бы отдал всё, даже эту видеокарту, чтобы услышать её голос, бубнящий про отчеты и квартальные премии.
Игра началась. Танк рванул вперед, ломая виртуальные заборы. Графика была потрясающей — каждый листик на дереве, каждая царапина на броне выглядели как настоящие. Но Максим смотрел не на танк. Он смотрел на отражение в темном участке экрана.
Там отражалась пустая комната. Отражался пустой диван, на котором больше не было её пледа. Отражалась пустая жизнь.
В чате игры кто-то написал: «Эй, воин, ты чего стоишь? Базу захватывают! Алё, гараж!»
Максим убрал руки с клавиатуры. Его суперсовременный танк, стоящий целое состояние, за которое он продал свою семью, просто стоял посреди поля и горел, расстреливаемый врагами со всех сторон.
— Пробитие, — прошептал Максим в пустоту квартиры. — Полное пробитие.
Он сидел в переливающемся огнями полумраке, слушая звуки виртуальных взрывов, и чувствовал, как настоящий, реальный холод начинает пробираться под кожу. Завтра нужно было идти на работу. Завтра нужно было искать еду. Завтра нужно было объясняться с банком. Но это будет завтра. А сегодня у него был только этот светящийся ящик, который грел лицо, но совершенно не грел душу.
Слеза, горячая и соленая, скатилась по щеке и капнула на дорогую, с подсветкой, клавиатуру, прямо на клавишу Escape. Но выхода из этой игры не было…
