— Ты не видел мои серьги с рубинами? Те, старые, бабушкины? — голос Полины прозвучал пугающе ровно, разрезая душную тишину спальни. Она стояла спиной к мужу, застыв перед раскрытым комодом, словно перед алтарем, который только что осквернили.
Вадим, лежавший на кровати с телефоном в руках, дернулся, но глаз от экрана не оторвал. Его большой палец нервно скроллил ленту новостей, хотя он не вчитывался ни в один заголовок. В комнате пахло лаком для волос и тяжелыми, сладкими духами, которые Полина использовала только для особых случаев. Сегодня был именно такой — новогодний корпоратив в крупной логистической фирме, где она работала главным бухгалтером.
— Нет, — буркнул он, стараясь, чтобы голос звучал безразлично. — Откуда мне знать, где твои побрякушки? Ты их вечно рассовываешь по углам, а потом панику наводишь. Посмотри в ванной, на стиралке. Или в кармане пальто, ты в прошлый раз там кольцо забыла.
Полина медленно повернулась. На ней было строгое вечернее платье глубокого синего цвета, которое сейчас казалось броней. Она не пошла в ванную. Она смотрела прямо на затылок мужа, отмечая, как напряжена его шея и как неестественно замерла нога, которой он обычно качал в такт мыслям.
— Я никогда не кладу фамильное золото на стиральную машинку, Вадим. Ты это прекрасно знаешь.
Она взяла со столешницы тяжелую деревянную шкатулку, обитую изнутри выцветшим от времени бархатом. Щелкнула замком, демонстрируя пустоту. Звук вышел сухим и резким, как выстрел. В ячейках, где десятилетиями покоились массивные серьги с крупными камнями, золотые кольца и тяжелая цепь сложного плетения, теперь лежала только пыль. Исчезло всё. Абсолютно всё, что имело хоть какую-то ценность. Осталась лишь дешевая бижутерия и пара серебряных гвоздиков, которые она купила на распродаже.
— Здесь пусто, — констатировала она, подходя к кровати. — Вадим, оторвись от телефона. В шкатулке нет украшений.
Мужчина наконец соизволил сесть. Он потер лицо ладонями, изображая крайнюю степень усталости и раздражения от глупых женских проблем. Его глаза бегали, избегая встречи с её холодным, сканирующим взглядом.
— Ну что ты хочешь от меня услышать? — взвился он, вскакивая с матраса и начиная бесцельно ходить по комнате. — «Пусто, пусто»… Может, нас обокрали? Ты об этом не подумала? Сейчас перед праздниками домушники активизируются. Работают по наводке. Залезли, взяли, ушли. А ты сразу на меня смотришь так, будто я враг народа.
— Обокрали? — Полина изогнула бровь, но даже мускул не дрогнул на её лице. — Интересная версия. Давай разберем её. Замок на входной двери цел, я проверяла, когда пришла. Следов взлома нет. Окна закрыты, мы живем на восьмом этаже, альпинистов я не замечала. Но самое любопытное не это.
Она сделала шаг к нему, заставляя Вадима отступить к окну.
— В коридоре, в тумбочке, лежит конверт с деньгами на клининг — пять тысяч рублей. На самом видном месте. На кухне стоит твоя дорогая кофемашина. В гостиной — ноутбук и планшет. Но «воры» прошли мимо всего этого, прямиком в спальню, открыли нижний ящик комода, достали шкатулку, выгребли золото и аккуратно поставили её на место, даже крышку закрыли. Очень вежливые, избирательные воры, не находишь?
Вадим почувствовал, как по спине течет холодный пот. Рубашка прилипла к телу. Ему стало нечем дышать, комната казалась крошечной клеткой.
— Откуда я знаю их логику?! — крикнул он, пытаясь защитой заменить аргументы агрессией. — Может, их спугнули! Может, они искали именно рыжье! Что ты устроила допрос? Вызывай ментов, пусть ищут пальчики, составляют протоколы! Мне-то что? Я чист!
— Ты уверен, что хочешь, чтобы я вызвала полицию? — тихо спросила Полина. Она подошла к нему вплотную. Теперь он чувствовал запах её духов так остро, что его начало подташнивать. — Прямо сейчас? Они приедут, снимут отпечатки с шкатулки. И чьи пальчики они там найдут внутри, Вадим? Твои?
Он отвел взгляд, уставившись в темный проем окна, где падал мокрый снег. Его кадык дернулся.
— Мои отпечатки там по-любому есть, я… я переставлял ее, когда пыль протирал, — соврал он так неуклюже, что Полина едва сдержала презрительную усмешку.
— Ты не вытирал пыль в этой квартире с тех пор, как мы поженились. Не унижай себя еще больше этим враньем.
Полина вернулась к комоду, поставила пустую шкатулку на место и снова посмотрела на мужа через отражение в зеркале. Картинка сложилась мгновенно. Его дерганость последние три дня. Странные звонки, во время которых он выходил на балкон и плотно закрывал дверь. Пропавший аппетит. И тот факт, что вчера он просил перевести ему две тысячи «на бензин», хотя зарплата должна была быть неделю назад.
— Покажи мне приложение банка, — потребовала она.
— Что? — Вадим попятился. — Ты совсем сдурела? Это мой телефон, мое личное пространство! Я не обязан перед тобой отчитываться за каждую копейку!
— Покажи историю операций за последние три дня. Или я звоню твоему начальнику и спрашиваю, выдавали ли вам зарплату. Потому что ты сказал, что задерживают. А я знаю, что в вашей фирме задержек не бывает.
Вадим молчал. Он стоял, ссутулившись, похожий на нашкодившего подростка, которого поймали с сигаретой, только масштаб проблемы был куда страшнее. Его лицо пошло красными пятнами.
— Нет там денег, — процедил он сквозь зубы. — Я проиграл. Да, довольна? Просадил зарплату. Был верняк, коэффициент три и пять, «Реал» должен был порвать всех, но эти кривоногие уроды слили матч!
— И поэтому ты решил залезть в мою шкатулку? — голос Полины стал ледяным, как хирургическая сталь.
— Мне нужно было отыграться! — Вадим вдруг оживился, в его глазах вспыхнул тот самый безумный огонек азарта, который она боялась больше всего. Он шагнул к ней, хватая воздух руками. — Ты не понимаешь! Я был в минусе, мне нужно было перекрыть долг перед ребятами, иначе включился бы счетчик! Я взял золото временно! Я бы выкупил его завтра! Я нашел новую схему, там стопроцентный заход, я бы вернул всё и еще сверху заработал!
Полина отшатнулась от него, словно от прокаженного. В этот момент она увидела не мужа, а жалкое, одержимое существо, готовое продать всё ради призрачного шанса увидеть на экране зеленую галочку «Выигрыш».
Она набрала в грудь воздуха, и слова вырвались наружу, жесткие и хлесткие, как пощечины:
— Я не давала тебе разрешения закладывать мои золотые украшения в ломбард, чтобы ты мог отыграться на ставках, Вадим! Это был подарок моей бабушки, а не твой резервный фонд!
Вадим замер, пораженный силой её голоса. Обычно сдержанная Полина сейчас смотрела на него с такой смесью брезгливости и ярости, что ему захотелось провалиться сквозь землю.
— Да что ты заладила: бабушка, бабушка! — огрызнулся он, пытаясь перекричать собственный страх. — Это просто металл! Куски железа, которые лежали без дела! А у меня горело! Я семью спасал от долгов! Я хотел как лучше, хотел принести денег в дом, а ты трясешься над этими побрякушками, как Кощей!
— Семью спасал? — переспросила она, и в её голосе зазвенел металл. — Ты не семью спасал. Ты кормил своего демона моим прошлым. Ты вынес из дома единственное, что осталось у меня от родных людей, и отнес это барыгам, чтобы спустить на очередную ставку. Ты понимаешь, что ты сделал? Ты не просто вор, Вадим. Ты мародер.
— Не смей меня так называть! — заорал он, сжимая кулаки. — Я муж! Я глава семьи! Я имею право распоряжаться общим имуществом в критической ситуации!
— Это не общее имущество. И ситуация критическая только в твоей больной голове. Где квитанции? В какой ломбард ты их сдал?
— Не скажу, — Вадим скрестил руки на груди, принимая позу обиженного ребенка. — Не скажу, пока ты не успокоишься и не начнешь разговаривать нормально. Ты сейчас на эмоциях, ты неадекватна.
Полина посмотрела на часы. До такси оставалось пятнадцать минут.
— Я абсолютно адекватна, Вадим. Я не кричу, не бью посуду. Я просто констатирую факты. У тебя есть ровно десять минут, чтобы показать мне залоговые билеты. Если ты этого не сделаешь, я буду считать, что золота больше нет. И тогда наш разговор закончится совсем иначе.
Она села в кресло, расправила складки на платье и уставилась на мужа тяжелым, немигающим взглядом. В комнате повисла тишина, нарушаемая только его сиплым дыханием. Вадим понял, что привычные методы — надавить на жалость, обвинить её в истерике или просто перекричать — больше не работают. Перед ним сидела чужая женщина, которая видела его насквозь.
Вадим судорожно потыкал пальцем в экран смартфона, снимая блокировку, и, не глядя на жену, сунул гаджет ей под нос. Экран светился ядовито-белым светом электронного залогового билета.
— Вот! Смотри! Никто их не продал! — выпалил он, и в его голосе вместо вины зазвучало раздражение, смешанное с облегчением. — Статус «В залоге». Видишь? Я же не идиот, Полина, я оформил с правом выкупа. Это просто временная мера. Перехватил ликвидность, чтобы провернуть сделку.
Полина даже не взяла телефон в руки. Она лишь скользнула взглядом по цифрам, высветившимся в графе «Сумма оценки». Тридцать восемь тысяч рублей. За комплект, который антиквар два года назад оценил в сто пятьдесят, и это только по весу камней и металла, без учета исторической ценности.
— Тридцать восемь тысяч? — переспросила она, и от её спокойствия у Вадима начали трястись руки. — Ты оценил память о моей семье в стоимость подержанного дивана? Вадим, там одни рубины стоят дороже, чем вся твоя сантехника, которую ты продаешь за месяц.
— Да при чем тут стоимость камней?! — Вадим вскочил с кровати, начиная мерить шагами комнату. Его движения были рваными, угловатыми. Теперь, когда правда вскрылась, он, казалось, обрел второе дыхание. Страх уходил, уступая место агрессивной защите своей «гениальной» стратегии. — Ломбард дает только за лом! Мне нужны были быстрые деньги, здесь и сейчас! Ты не понимаешь механику процесса!
Он остановился перед ней, размахивая руками, словно дирижер безумного оркестра. Глаза его горели нездоровым огнем.
— Полина, послушай меня. Ты зациклилась на этих побрякушках, как старая бабка! Лежат и лежат в темноте. Какой от них толк? Это мертвый капитал! А деньги должны работать. Понимаешь? Работать! Я нашел схему. Это не просто «ставки», это математика!
Полина молча села на край пуфика, расправляя складки платья. Она смотрела на мужа, как на пациента психиатрической клиники, который объясняет врачу, почему он Наполеон.
— Математика, значит? — тихо произнесла она. — И какая же формула заставила тебя вынести из дома чужие вещи?
— Не чужие, а наши! Мы семья! — Вадим пропустил мимо ушей её сарказм. — Смотри. Есть инсайд по теннису. Турнир в Азии, там договорняки через один. Я знаю точно, кто сольет второй сет. Коэффициент — четыре с половиной! Ты понимаешь, сколько это? Я взял эти жалкие тридцать восемь штук, закинул их на счет. Если ставка сыграет — а она сыграет, инфа сотка! — я поднимаю почти сто семьдесят тысяч!
Он наклонился к ней, дыша возбуждением и перегаром вчерашнего пива.
— Я выкупаю твое золото завтра же утром. Плачу проценты — там копейки, рублей пятьсот. А разница — сто тридцать тысяч — остается у нас! Чистый навар! Я куплю тебе путевку, хочешь? Или шубу? Мы закроем кредитку! Я просто использовал твои серьги как рычаг. Это бизнес-подход, Полина! А ты устроила трагедию на ровном месте.
Полина смотрела в его расширенные зрачки и чувствовала, как внутри нее что-то умирает. Не любовь — любви не было уже давно, она растворилась в бытовухе и его вечном нытье. Умирало уважение. Умирала надежда на то, что перед ней взрослый мужчина. Перед ней стоял наркоман, для которого дозой были не вещества, а цифры на экране букмекера.
— Ты говоришь о моих вещах как о своем ресурсе, — сказала она ледяным тоном. — Но ты забыл одну переменную в своем уравнении, «бизнесмен». Ты уже проиграл зарплату. Ты проиграл аванс. И эти тридцать восемь тысяч ты тоже проиграешь. Или уже проиграл?
Вадим дернулся, словно получил пощечину. Он отступил на шаг, его лицо пошло красными пятнами.
— Не каркай! — рявкнул он. — Вечно ты со своим негативом! Ты меня сглазишь! Почему ты никогда в меня не веришь? Жена должна поддерживать мужа, вдохновлять! А ты? «Где деньги, где квитанции, не трогай мои серьги»… Ты меня душишь, Полина! Ты не даешь мне развернуться! С таким настроем, конечно, ничего не получится!
— Я душу тебя? — Полина встала. Теперь она смотрела на него сверху вниз, хотя была ниже ростом. Её каблуки впивались в ковер. — Я оплачиваю ипотеку, Вадим. Я покупаю продукты. Я заправляю твою машину, чтобы ты мог ездить на работу, где ты, судя по всему, вместо продаж изучаешь теннисные турниры в Азии. Я не душу тебя. Я тебя содержу. А ты меня грабишь.
— Не смей попрекать меня куском хлеба! — взвизгнул он. — У всех бывают трудные времена! Я ищу выход! Я кручусь! Я мог бы сидеть на диване и пить пиво, а я пытаюсь заработать большие деньги для семьи! Да, я рискнул. Да, взял золото. Но я хотел как лучше! А ты ведешь себя так, будто я преступник!
— Ты и есть преступник, Вадим. Статья 158 Уголовного кодекса. Кража.
— Ой, да хватит уже! — он пренебрежительно махнул рукой. — Какая кража? У жены взял! В браке всё общее! Если бы я выиграл миллион, ты бы первая побежала тратить, не спрашивая, откуда деньги. Лицемерка!
Он снова плюхнулся на кровать, скрестив руки на груди. Его поза выражала глубочайшую обиду непризнанного гения.
— Значит, так, — Вадим заговорил жестче, решив, что лучшая защита — это нападение. — Денег на выкуп у меня сейчас нет. Они в игре. Матч начнется через два часа. Я не могу их вывести, иначе потеряю депозит. Так что прекращай истерику. Завтра всё верну. И серьги твои, и кольца. Никуда они не денутся из ломбарда за один день. Полежат в сейфе, целее будут. А ты иди на свой корпоратив и не делай мне нервы. Мне нужно сосредоточиться, следить за трансляцией.
Полина подошла к столу, где лежал его телефон. Экран еще светился. Она увидела открытое приложение букмекерской конторы. Баланс счета: 0.00 руб.
Она подняла телефон и повернула его к мужу.
— Ноль, Вадим. Здесь ноль. Ты уже поставил? Или уже проиграл?
Вадим побледнел. Он выхватил телефон из её рук с такой силой, что чуть не сломал ей ноготь.
— Это… это просто глюк! Деньги в обработке! Или… или я поставил на другой исход! Ты не понимаешь интерфейс! Не лезь не в свое дело!
Полина молча вытерла руку, которой касалась его телефона, о платье. Брезгливость подступила к горлу комком.
— Ты проиграл их полчаса назад, пока я была в душе, — сказала она утвердительно. — Ты сдал золото три дня назад, но деньги проиграл только что. Ты ждал, пока я уйду, чтобы сделать ставку. Но не выдержал. И теперь у нас нет ни золота, ни денег, ни шанса на выигрыш.
Вадим тяжело задышал. Его загнали в угол. Факты давили на него бетонной плитой, но признать поражение значило расписаться в собственной ничтожности. И тогда он выбрал единственную тактику, доступную трусу — он решил обвинить во всем её.
— Это ты виновата! — заорал он, вскакивая и нависая над ней. — Ты ходила тут, гремела каблуками, сбила мне настрой! Я поторопился из-за тебя! Если бы ты не давила, я бы проанализировал лучше! Я бы поставил на тотал! Это ты сглазила, ведьма! Ты всегда хотела, чтобы я был неудачником, чтобы на моем фоне выглядеть святой!
Полина смотрела на перекошенное злобой лицо человека, с которым прожила пять лет. Она не видела ни раскаяния, ни страха потерять семью. Она видела только жажду оправдаться любой ценой.
— Ты ошибаешься, Вадим, — сказала она спокойно, направляясь к выходу из комнаты. — Я никогда не хотела, чтобы ты был неудачником. Но я больше не позволю тебе делать неудачницей меня.
— Куда ты пошла?! — крикнул он ей в спину. — Мы не договорили! Ты должна мне помочь! У меня есть еще одна идея, нужно только пятьдесят тысяч, чтобы отбить потери! Полина! У тебя же есть кредитка!
Она остановилась в дверях, не оборачиваясь.
— Я иду не на корпоратив, Вадим. Я иду на кухню. И советую тебе очень хорошо подумать над своим поведением в ближайшие пять минут. Потому что математика твоего азарта только что столкнулась с математикой моей жизни. И в моей формуле для тебя места больше нет.
Вадим влетел на кухню следом за женой, едва не сбив плечом дверной косяк. Его лицо, еще минуту назад красное от гнева, теперь приобрело землисто-серый оттенок. Он тяжело дышал, хватая ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. Полина стояла у окна, спиной к нему, и медленно пила воду из высокого стакана. Её спокойствие было не просто раздражающим — оно пугало его до дрожи в коленях.
— Полина, подожди! Ты не можешь просто так уйти от разговора! — затараторил он, обходя стол и пытаясь заглянуть ей в лицо. — Ситуация сложнее, чем ты думаешь. Я не всё сказал.
Она медленно опустила стакан на подоконник. Стук стекла о пластик прозвучал в тишине как судебный молоток.
— Что еще, Вадим? — спросила она, не повышая голоса. — Ты заложил машину? Квартиру? Или продал мою почку на черном рынке, пока я спала?
— Не смешно! — огрызнулся он, но тут же сбавил тон, переходя на заискивающий шепот. — Машина на месте. Квартира тоже. Но… понимаешь, там не только ломбард. Золото — это была попытка перекрыться. Я думал, прокатит, и я закрою хвосты. Но не прокатило.
Он схватил стул, развернул его спинкой вперед и сел верхом, судорожно сжимая деревянную перекладину побелевшими пальцами.
— У меня долги, Поль. Реальные долги. Не перед банком, там-то ладно, можно просрочить. Я занял у ребят. У серьезных людей. У Вадима Сергеевича с работы, у Коляна из логистики, еще в микрозаймах перехватил тридцатку до зарплаты… которой теперь нет.
Полина повернулась к нему всем корпусом. Ее взгляд скользил по мужу, как сканер штрих-кодов, фиксируя каждую деталь: капельки пота на висках, трясущуюся нижнюю губу, бегающие глаза.
— Сумма? — коротко спросила она.
— Что? — не понял Вадим.
— Общая сумма долга. Без лирики про «серьезных людей» и «хвосты». Сколько ты должен на сегодняшний день? Вместе с процентами, ломбардом и твоими проигранными ставками.
Вадим замялся. Он начал загибать пальцы, шевеля губами, что-то подсчитывая в уме. Вид у него был жалкий и одновременно отталкивающий.
— Ну… если считать кредитку, которую я опустошил на прошлой неделе… — он запнулся, увидев, как расширились глаза Полины. — Да, ту самую, с лимитом сто тысяч. Я думал, отыграюсь и закину обратно, ты бы и не узнала! Короче… где-то триста пятьдесят. Может, четыреста тысяч.
В кухне повисла тяжелая, вязкая тишина. Холодильник гудел, отсчитывая секунды краха их семейной жизни. Полина молчала, переваривая информацию. Четыреста тысяч рублей. Почти полмиллиона, спущенные в унитаз ради адреналинового угара.
— Четыреста тысяч, — повторила она механически. — Ты проиграл полмиллиона. И чтобы спасти свою шкуру, ты решил украсть у меня единственное, что имело для меня сентиментальную ценность.
— Да не украл я! — Вадим вскочил со стула, опрокинув его. Грохот заставил его самого вздрогнуть. — Я пытался выкрутиться! Ты не понимаешь, мне угрожают! Коллекторы звонят, на работе косо смотрят, требуют вернуть долг. Если я не отдам до понедельника, меня могут уволить. Или ноги переломать!
Он бросился к ней, пытаясь схватить за руки, но Полина резко отступила к раковине, выставив перед собой ладонь, как щит.
— Не трогай меня.
— Поль, ну пожалуйста! — заскулил он, и в его голосе прорезались истеричные нотки. — Ты должна мне помочь! Мы же семья! В горе и в радости, помнишь? Сейчас горе! Мне нужен кредит. На тебя. Мне не дадут, у меня кредитная история испорчена, я там просрочек допустил… А у тебя зарплата белая, история чистая. Возьми полмиллиона! Мы закроем все долги, выкупим твои цацки, я клянусь, я больше никогда не буду ставить! Никогда! Я удалю все приложения!
Полина смотрела на него с нескрываемым отвращением. Перед ней стоял не мужчина, а скользкая, извивающаяся субстанция, готовая принять любую форму, лишь бы избежать ответственности.
— Ты хочешь, чтобы я взяла кредит на полмиллиона, чтобы оплатить твои развлечения? — переспросила она, чеканя каждое слово. — Ты предлагаешь мне повесить на себя ярмо на пять лет, потому что ты не умеешь контролировать свои инстинкты?
— Это не развлечения! Это болезнь! — Вадим вдруг упал на колени. Прямо на холодный кафель кухни, в своих растянутых домашних штанах. Он пополз к ней, протягивая руки, словно нищий на паперти. — Я болен, Полина! Мне лечиться надо! А ты меня бросаешь в беде! Помоги мне закрыть долги, и я пойду к психологу, честно! Я всё исправлю! Только не дай им меня убить!
Полина смотрела на ползающего у её ног мужа. Еще утром она гладила ему рубашку. Еще вчера они обсуждали планы на лето. А сейчас он ползал по полу, размазывая сопли, и торговался за её будущее.
— Встань, — сказала она брезгливо. — Не позорься.
— Не встану, пока не согласишься! — завыл Вадим, пытаясь обхватить её ноги. — Ты не понимаешь, это край! Если ты не возьмешь кредит, они придут сюда! Они будут звонить тебе! Ты же главбух, тебе проблемы на работе не нужны! Подумай о своей репутации!
Это был удар ниже пояса. Вадим, даже стоя на коленях и умоляя о спасении, умудрялся шантажировать её. Он использовал её страх за карьеру как рычаг давления. Это было так подло и так расчетливо, что у Полины окончательно исчезли последние крохи сомнений.
Она сделала шаг в сторону, вырываясь из его захвата. Вадим, потеряв опору, ткнулся лбом в фасад кухонного гарнитура.
— Ты прав, Вадим, — сказала она ледяным тоном. — Мне не нужны проблемы на работе. И мне не нужны коллекторы у двери. Именно поэтому я не буду брать кредит.
Вадим поднял голову. В его глазах блеснула надежда. Он решил, что она придумала другой способ найти деньги. Может, у родителей займет? Или накопления снимет?
— А что… что ты сделаешь? — спросил он, шмыгая носом. — У тебя есть заначка?
— У меня есть решение, — ответила Полина. Она подошла к столу, где лежал её телефон, и взяла его в руки. — Единственное правильное решение в этой ситуации.
— Ты займешь у отца? — Вадим начал подниматься с колен, отряхивая брюки. Его лицо начало светлеть. — Слушай, это даже лучше! Тестю скажем, что на машину не хватает, или на ремонт. Он даст, он тебя любит. Я потом отдам, с зарплаты, частями…
Полина разблокировала экран. Её пальцы быстро набрали короткий номер.
— Нет, Вадим. Я не буду врать отцу. И я не буду платить за твои ошибки. Ты сказал, что золото — это твой резервный фонд? Ошибаешься. Золото — это вещественное доказательство.
— Какое доказательство? — улыбка сползла с лица Вадима, сменившись маской животного ужаса. — Кому ты звонишь?
— 112, — коротко ответила Полина, нажимая кнопку вызова. — Я сообщаю о краже в крупном размере, совершенной группой лиц или лицом, проживающим со мной. Ломбард — это сбыт краденого. А твои долги — это твой мотив.
— Ты не сделаешь этого! — заорал Вадим, бросаясь к ней, чтобы вырвать телефон. — Ты не посадишь мужа! Ты блефуешь! Положи трубку, дура!
Полина легко увернулась, зайдя за кухонный остров. В трубке уже слышались гудки.
— Я не блефую, Вадим. Для меня ты больше не муж. Ты вор, который вынес из дома память о моей семье и проиграл её. И сейчас ты ответишь за это. Не передо мной. Перед законом.
— Алло, полиция? — произнесла она в трубку четким, уверенным голосом, глядя прямо в расширенные от ужаса глаза Вадима. — Я хочу заявить о краже ювелирных изделий из моей квартиры. Подозреваемый находится здесь, он ведет себя агрессивно. Адрес…
Вадим застыл. Он понял, что это не игра. Он слышал этот тон, когда она отчитывала нерадивых сотрудников. Это был тон приговора. Он попятился к коридору, его губы тряслись, но он не мог выдавить ни слова. Его «гениальная схема» рухнула, погребая его под обломками собственной глупости и жадности.
— Оператор, отбой. Вызов ложный, — произнесла Полина в трубку, не сводя тяжелого взгляда с побледневшего лица мужа. — Да. Сами разберемся. Спасибо.
Она сбросила звонок и бросила телефон на кухонный стол. Пластиковый корпус звякнул, ударившись о столешницу. Вадим, до этого вжавшийся в стену, шумно выдохнул, и его колени подогнулись. Он сполз по фасаду гарнитура вниз, вытирая рукавом толстовки мокрый лоб. На его лице появилась кривая, заискивающая улыбка — улыбка человека, которого только что сняли с эшафота.
— Господи, Поль… — просипел он. — Ты меня чуть до инфаркта не довела. Я знал, я знал, что ты не сможешь! Ты же не такая, ты же нормальная баба. Ну их, этих ментов. Зачем нам грязь в доме? Мы же свои люди, договоримся.
Он попытался встать, протягивая к ней руки, словно хотел обнять, закрепить этот момент перемирия.
— Ты права, — отрезала Полина, делая шаг назад. — Нам грязь в доме не нужна. Именно поэтому ты уходишь. Прямо сейчас.
Улыбка Вадима застыла, превращаясь в нелепую гримасу.
— В смысле ухожу? — он заморгал. — Куда? Ночь на дворе! Ты чего, Поль? Мы же только что всё решили. Я завтра найду деньги, займу у Сереги, перекручусь…
— Ты не понял, — перебила она. Её голос звучал сухо, как шелест купюр в счетной машинке. — Я отменила вызов не потому, что пожалела тебя. А потому, что мне противно думать, как посторонние люди в грязных берцах будут топтать мой ковер и составлять опись моего имущества. Мне проще выставить тебя самой. У тебя пять минут. Время пошло.
— Ты не имеешь права! — Вадим вскочил, мгновенно переходя от унижения к агрессии. Страх отступил, уступив место злобе загнанного зверя. — Это и моя квартира! Я здесь прописан! Я никуда не пойду!
— Ты здесь не прописан, Вадим. Ты зарегистрирован временно. И срок регистрации истек неделю назад, я просто забыла продлить. Какое удачное совпадение, правда? — она скрестила руки на груди. — А квартира куплена мной за два года до брака. Ипотеку плачу я. Ты здесь — гость. Гость, который начал воровать у хозяев.
Вадим задохнулся от возмущения. Он открыл рот, чтобы выдать тираду о своих правах, но наткнулся на её взгляд — абсолютно пустой, лишенный даже тени привязанности.
— Собирай вещи, — скомандовала она. — Только свои. То, с чем пришел.
Вадим, пыхтя и чертыхаясь, рванул в спальню. Полина пошла следом, встав в дверном проеме, как надзиратель. Он нервно дергал ящики комода, вышвыривая на пол футболки, носки, джинсы. Потом схватил с полки большую спортивную сумку.
— Поставь на место, — спокойно сказала Полина.
— Что? — Вадим замер с сумкой в руках. — Это моя сумка! Я с ней в зал хожу!
— Эту сумку я подарила тебе на двадцать третье февраля в прошлом году. Чек сохранился. Это мое имущество. Ищи пакет.
— Ты… ты мелочная тварь! — выплюнул он, швыряя сумку в угол. — Тебе сумки жалко? Для родного мужа?
— Для вора, — поправила она. — Вон, возьми пакет из «Ашана» на кухне. Он крепкий, выдержит твои трусы.
Вадим метался по комнате, хватая вещи без разбора. Он сгреб в охапку одежду, запихивая её в шуршащий пакет. Потом его взгляд упал на прикроватную тумбочку, где лежал планшет. Он потянулся к нему.
— Нет, — голос Полины хлестнул, как кнут. — Планшет остается.
— Я на нем фильмы смотрю! Там мой аккаунт! — взвизгнул он.
— Куплен с моей карты три месяца назад. Ты тогда сказал, что у тебя «временные трудности». Трудности оказались постоянными. Планшет остается в счет погашения морального ущерба.
— Да подавись ты своими гаджетами! — заорал он. — Меркантильная сука! Только о бабках и думаешь! У тебя вместо сердца — калькулятор! Поэтому я и играл! Потому что с тобой скучно! Ты душишь! Ты не даешь жить!
Полина молчала. Она не реагировала на оскорбления. Каждое его слово лишь подтверждало правильность её решения. Она наблюдала, как он, суетливый и потный, пытается натянуть джинсы, прыгая на одной ноге. Это выглядело не драматично, а жалко.
— Куртка! — Вадим рванул в прихожую к шкафу-купе. — Мой пуховик!
Он схватил вешалку с дорогим зимним пуховиком фирмы «Columbia».
— Стоять, — Полина преградила ему путь. — Этот пуховик стоит сорок тысяч. Я купила его тебе месяц назад, потому что в старом тебе было «стыдно ходить перед пацанами». Снимай.
— Ты шутишь? — его глаза полезли на лоб. — На улице минус десять! Я что, в ветровке пойду?
— Пойдешь в том, в чем пришел ко мне пять лет назад. В той серой куртке, она висит в кладовке. Я её не выбросила, знала, что пригодится. А этот пуховик пойдет на «Авито», чтобы хоть частично перекрыть стоимость украденного золота.
— Ты хочешь, чтобы я заболел? Чтобы я сдох? — зашипел он, вцепившись в пуховик побелевшими пальцами.
— Мне всё равно, Вадим, — ответила она просто. — Мне абсолютно всё равно. Ты не думал о том, что я буду есть, когда проигрывал мою зарплату. Ты не думал о памяти моей бабушки, когда нес серьги в ломбард. Почему я должна думать о твоем температурном режиме? Снимай. Или я снова набираю 112, и тогда ты поедешь вообще без верхней одежды, в казенной машине.
Вадим зарычал от бессилия. Он сорвал пуховик с плеч и швырнул его на пол, прямо ей под ноги.
— На! Жри! Подавись своим шмотьем! — он метнулся к кладовке, выуживая оттуда старую, потертую куртку, которая была ему уже тесновата в плечах. Натянул её, треснув по швам. На ноги нацепил старые кроссовки, стоявшие в углу для дачи.
Он стоял перед ней в прихожей — взъерошенный, в нелепой одежде, с раздутым полиэтиленовым пакетом в руках. В его глазах плескалась ненависть пополам со слезами обиды.
— Ты пожалеешь, — прошипел он, брызгая слюной. — Ты приползешь ко мне! Когда я поднимусь, когда я выиграю миллионы, ты будешь локти кусать! Но я тебя не прощу! Слышишь? Ты умрешь одна в своей идеальной квартире, среди своих чеков и квитанций! Никому ты не нужна, такая правильная!
Полина подошла к входной двери, повернула замок и широко распахнула створку. Из подъезда пахнуло холодом и табачным дымом.
— Ключи, — она протянула ладонь.
Вадим сунул руку в карман, достал связку и с силой швырнул её на пол. Ключи со звоном разлетелись по кафелю.
— Да пошла ты! — крикнул он и выскочил на лестничную площадку. — Считай свои копейки, крыса!
Полина не стала ничего отвечать. Она не сказала ни пафосного «прощай», ни гневного «чтоб ты сдох». Она просто закрыла дверь. Мягко, без хлопка. Щелкнул один замок. Потом второй. Потом ночная задвижка.
Она прислонилась спиной к холодному металлу двери и закрыла глаза. В квартире повисла тишина. Но это была не та звенящая, давящая тишина скандала, которая висела здесь последние дни. Это была тишина очищенного пространства.
Полина открыла глаза, посмотрела на валяющийся на полу пуховик, на разбросанные клюЧасть 4. Выход без вещей
— Отмена вызова, — произнесла Полина в трубку, не отрывая ледяного взгляда от побледневшего лица мужа. — Да, я ошиблась. Помощь не требуется. Пока не требуется.
Она нажала на красный кружок на экране и медленно опустила руку с телефоном. В кухне было слышно только, как гудит холодильник и как сипло, со свистом втягивает воздух Вадим. Он всё ещё стоял, вжимаясь спиной в стену коридора, словно хотел слиться с обоями и исчезнуть.
— Господи, Поль… — выдохнул он, и его колени подогнулись. Он сполз по стене, закрыв лицо руками. — Ты меня чуть до инфаркта не довела. Я знал, что ты не сможешь. Знал, что ты человечный человек. Спасибо тебе. Я всё отработаю, клянусь, я…
— Вставай, — голос Полины прозвучал глухо и сухо, как удар лопаты о мерзлую землю. — Я отменила вызов не ради тебя. Я просто представила, как сейчас сюда приедет наряд, как они будут топтать грязными берцами мой ковер, как мне придется сидеть в отделении до утра, писать объяснительные и дышать запахом казенного дома. Я слишком брезглива для этого, Вадим.
Вадим поднял голову. В его глазах, минуту назад полных животного ужаса, снова затеплилась надежда. Наглая, живучая надежда паразита, который понял, что его не раздавили тапком.
— Правильно, малыш, правильно, — затараторил он, поднимаясь и пытаясь улыбнуться, хотя улыбка вышла кривой и жалкой. — Зачем нам этот позор? Мы сами разберемся. Тихо, по-семейному. Я завтра же займу у Сереги, перезайму, что-нибудь придумаю…
— Ты не понял, — перебила его Полина. Она прошла мимо него в коридор и распахнула входную дверь настежь. С лестничной клетки пахнуло холодом, табачным дымом и безнадежностью. — Ты уходишь сейчас. Не завтра, не после разговора с Серегой. Сию секунду.
Вадим замер с открытым ртом. Он переводил взгляд с жены на темный проем двери и обратно.
— В смысле? — его голос дрогнул. — Куда я пойду? На улице ночь, минус десять! У меня там даже машины нет, бензин на нуле! Полина, не дури. Давай завтра поговорим, на свежую голову. Я лягу на диване, мешать не буду.
— У тебя нет дивана в этой квартире, — отчеканила она. — И квартиры у тебя нет. Ты проиграл свое право находиться здесь ровно в тот момент, когда вынес из дома шкатулку.
— Это и моя квартира тоже! Я здесь прописан! — Вадим вдруг выпрямился, вспомнив о своих правах. Тон его мгновенно сменился с просящего на агрессивный. — Ты не имеешь права меня выгонять! По закону я могу находиться здесь! Попробуй только тронь меня, я сам полицию вызову! Скажу, что ты меня избиваешь!
Полина медленно подошла к вешалке. Она сняла с крючка его зимнюю куртку и швырнула её ему в лицо. Молния больно ударила Вадима по щеке, оставив красную ссадину.
— Вызывай, — спокойно сказала она. — Давай, звони. И расскажи им, как ты украл золото на сорок тысяч и проиграл полмиллиона. Расскажи про коллекторов, которые ищут тебя. Думаешь, полиция будет разбираться с пропиской? Они пробьют тебя по базе, увидят твои долги и с удовольствием передадут информацию приставам. А заодно и моим заявлением заинтересуются, которое я напишу уже лично начальнику отдела. Ты хочешь рискнуть, Вадим? Или предпочтешь уйти сам?
Вадим скомкал куртку в руках. Он понял, что блеф не прошел. Она не боялась. Она просчитала его, как балансовый отчет, и выявила неустранимую ошибку.
— Ты тварь, — прошипел он, и его лицо исказилось злобой. Той самой, настоящей, которую он скрывал под маской добродушного разгильдяя. — Бесчувственная, расчетливая сука. Я всегда знал, что ты меня не любишь. Ты просто терпела меня, потому что тебе было удобно! А как только я оступился, сразу под зад коленом? Это твоя хваленая верность?
— Оступился? — Полина усмехнулась, но глаза её оставались мертвыми. — Ты не оступился. Ты предал. Ты обокрал меня, чтобы накормить свою зависимость. Ты врал мне в глаза три дня. И даже сейчас, когда тебя прижали к стенке, ты не просишь прощения. Ты торгуешься за квадратные метры.
Она указала рукой на дверь.
— Вон.
Вадим начал судорожно надевать куртку, путаясь в рукавах. Его трясло от ненависти и бессилия.
— Я заберу свои вещи! — рявкнул он. — Ноутбук, приставку, одежду! Ты мне за всё заплатишь!
Он дернулся в сторону комнаты, но Полина преградила ему путь. Она была меньше его, слабее физически, но в её позе было столько решимости, что он невольно остановился.
— Ноутбук куплен с моей премии. Приставка — подарок моих родителей на твой день рождения. Одежда… — она окинула его презрительным взглядом. — Одежду заберешь потом. Когда вернешь деньги за ломбард и закроешь свои долги, чтобы коллекторы не ломились в мою дверь.
— Это грабеж! — взвизгнул Вадим, брызгая слюной. — Я не уйду без вещей!
— Ты уйдешь с тем, что на тебе. Считай это платой за моральный ущерб. Или я звоню 112, Вадим. Кнопка вызова у меня на экране. Одно нажатие. Решай.
Вадим смотрел на неё, сжав кулаки. Ему хотелось ударить её. Уничтожить это спокойное, надменное лицо. Но страх перед тюрьмой и долгами был сильнее. Он знал, что она сделает это. Она перешагнет через него и не оглянется.
— Подавись ты своими вещами, — выплюнул он. — Думаешь, ты королева? Да ты никому не нужна со своей правильностью! Ты сдохнешь одна в этой квартире, среди своих отчетов и пустых шкатулок! А я поднимусь! Слышишь? Я еще поднимусь, и ты приползешь ко мне!
— Ключи, — коротко потребовала Полина, протягивая ладонь.
Вадим полез в карман, достал связку ключей с брелоком в виде футбольного мяча. Он с силой швырнул их на пол, целясь ей в ноги. Металл с звоном ударился о плитку и отлетел к стене.
— Забери! — крикнул он. — Подавись ими! Чтоб у тебя замки заклинило!
Он развернулся и, не оглядываясь, вышел на лестничную клетку. Дверь лифта была открыта, словно приглашая его в преисподнюю.
— Вадим! — окликнула его Полина.
Он замер, обернулся с надеждой. Может, передумала? Может, сейчас позовет назад, даст денег, пожалеет?
Полина стояла в дверном проеме, красивая, строгая и абсолютно чужая.
— Больше никогда не звони мне. Все вопросы по разводу будем решать через почту. Если увижу тебя возле дома — вызываю наряд без предупреждения.
Она взялась за ручку двери.
— Ты мне жизнь сломала! — заорал он на весь подъезд, так что эхо заметалось между этажами. — Стерва!
Полина не ответила. Она просто захлопнула дверь. Тяжелая металлическая створка отрезала его крик, оставив его там, в холоде подъезда.
Щелкнул один замок. Затем второй. Затем лязгнула ночная задвижка.
Полина прислонилась спиной к двери и закрыла глаза. В квартире повисла звенящая, абсолютная тишина. Не было ни слез, ни истерики, ни желания сползти по стене и разрыдаться, как это показывают в кино. Было только чувство невероятной, свинцовой усталости и… чистоты.
Словно она только что вынесла из дома мешок с гниющим мусором, который отравлял воздух годами.
Она открыла глаза, прошла в кухню и вылила недопитую воду в раковину. Руки не дрожали. Она взглянула на календарь на стене. 28 декабря.
— С наступающим, Полина, — тихо сказала она сама себе в пустоту. — Это был лучший подарок, который ты могла себе сделать.
Она подошла к окну и увидела, как из подъезда выбежала сутулая фигура в расстегнутой куртке. Вадим пнул снежный сугроб, погрозил кулаком её окнам и, втянув голову в плечи, побрел прочь в темноту двора, исчезая в метели. Туда, где его ждали долги, холод и расплата за собственную глупость.
Полина задернула штору. Спектакль был окончен. Занавес…
