— Я уехала всего на две недели! Всего на две! И во что ты за это время превратил квартиру?! Ты хоть понимаешь, что ты её уничтожил?! Я столько денег и трудов вкладывала в ремонт, а ты со своими друзьями всё разнёс! Видеть тебя больше не хочу! Пошёл вон!
Крик Ольги, сорвавшийся на визг, ударился о стены прихожей и замер, не найдя выхода. Она стояла на пороге собственной квартиры, всё еще сжимая ручку дорожного чемодана, и чувствовала, как её пальцы белеют от напряжения. Ноздри раздувались, пытаясь отфильтровать воздух, который больше не пах домом.
Вместо привычного аромата ванили и чистоты, который Ольга так старательно культивировала с помощью дорогих диффузоров, в лицо ей ударило плотное, густое зловоние. Это был запах застарелого, въевшегося в обои табачного дыма, кислого перегара, протухших остатков еды и потных мужских тел. Казалось, этот смрад обрел физическую форму и теперь липкой пленкой оседал на её волосах, лице и одежде.
Ольга попыталась сделать шаг вперед, но подошва её лофера с неприятным чавкающим звуком приклеилась к полу. Она опустила взгляд. Бежевый керамогранит, который она выбирала три выходных подряд, объезжая все строительные рынки города, был залит чем-то темным и липким. В этой бурой жиже, похожей на высохшую колу пополам с пивом, плавали окурки, семечная шелуха и обрывки каких-то чеков.
— Оль, ну чего ты орешь с порога? — раздался хриплый, недовольный голос.
Из проема, ведущего в гостиную, выполз Сергей. Он выглядел как человек, переживший ядерную войну в бункере без удобств. Волосы стояли дыбом, лицо отекло и покрылось красными пятнами, а из одежды на нем были только растянутые семейные трусы с нелепым принтом в виде желтых уточек. Он щурился от света лампы в прихожей, почесывая голый живот, и всем своим видом выражал крайнюю степень раздражения тем, что его посмели разбудить.
— Орешь? — переспросила Ольга, чувствуя, как внутри, где-то в районе солнечного сплетения, начинает закипать холодная, тяжелая ярость. — Ты считаешь, что я просто ору? Сережа, ты видишь, что у нас под ногами?
— Ну, погуляли немного, — лениво отмахнулся он, опираясь плечом о дверной косяк. На матово-белой краске тут же остался жирный отпечаток ладони. — Парни заходили, футбол смотрели. Финал же был, ты чё, забыла? Не будь занудой. Голова и так раскалывается, а тут ты со своими истериками.
Он зевнул, широко разевая рот, и совершенно не обращал внимания на то, что стоит босыми ногами в грязной луже. Для него это, видимо, стало нормой за эти две недели.
Ольга перевела взгляд на банкетку — изящный пуф с велюровой обивкой, который она заказывала по индивидуальным меркам. Теперь на сиденье валялась смятая, жирная коробка из-под пиццы, из которой вытекало масло, впитываясь прямо в дорогую ткань. Рядом, словно вишенка на торте, лежал раздавленный окурок. Кто-то затушил сигарету прямо о велюр.
— Ты превратил мой дом в притон, — прошептала она, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота. — Это не «погуляли». Это свинарник.
— Ой, всё, началось, — Сергей скривился, словно от зубной боли. — «Мой дом, мой ремонт». Я здесь тоже живу, если ты не забыла. Имею право расслабиться. Чё ты трагедию строишь? Сейчас кофе попью, расчехлюсь и всё уберу. Делов-то на полчаса с тряпкой побегать.
— На полчаса? — Ольга отпустила чемодан. Он качнулся, но не упал, увязнув колесиком в липком пятне. — Ты серьезно думаешь, что это можно убрать тряпкой? Ты посмотри на шкаф!
Она ткнула пальцем в зеркальную дверцу шкафа-купе. Зеркало было заляпано чем-то белым, похожим на зубную пасту или соус, размазанный широкими мазками. Но хуже всего было то, что внизу, прямо на направляющих рельсах, валялась гора уличной обуви вперемешку с её вещами.
Её любимый тренч, который она перед отъездом аккуратно повесила на плечики, теперь лежал на полу, скомканный, как половая тряпка. На светлой ткани отчетливо виднелся черный, рельефный отпечаток протектора грубого ботинка. Кто-то прошелся по её одежде, даже не заметив этого.
Ольга наклонилась, брезгливо подцепила плащ двумя пальцами и подняла его.
— Ты ходил по моим вещам? — спросила она, глядя ему прямо в мутные, осоловелые глаза.
— Да он сам упал! — огрызнулся Сергей, наконец отлипая от косяка. Он сделал шаг к ней, и волна перегара накрыла Ольгу с головой. — Вешалка сломалась, наверное. Я-то тут при чем? Химчистка всё отстирает, я заплачу. Успокойся уже. Ты приехала, чтобы мозг мне выносить или как?
— Ты заплатишь? — она швырнула грязный плащ ему в грудь. Ткань шлепнула его, оставив пыльный след на голом торсе, и сползла на пол. — Чем ты заплатишь, Сережа? Своими долгами по кредитке? Или, может, продашь почку? Ты хоть понимаешь, что ты наделал? Я два года жила в режиме жесткой экономии, чтобы сделать эти стены, этот пол, чтобы купить эту мебель! А ты за две недели просто уничтожил всё, к чему прикасался!
Сергей отпихнул плащ ногой в сторону, и в его взгляде не было ни капли раскаяния. Только тупое, упрямое самодовольство паразита, которого потревожили.
— Знаешь, Оль, ты помешана на вещах. Это болезнь, реально. Вещизм называется, — он хмыкнул, считая свой аргумент убийственным. — Тебе тряпки и стены дороже живого человека. Я тут, может, скучал без тебя, с ума сходил от одиночества, вот и позвал друзей. А ты даже не поцеловала. Сразу за калькулятор схватилась. Меркантильная ты, вот что я тебе скажу.
Ольга смотрела на него и понимала, что перед ней стоит совершенно чужой человек. Это не тот Сергей, с которым она выбирала шторы и смеялась над глупыми комедиями. Это было какое-то существо, лишенное эмпатии и совести, которому было наплевать на её чувства, на её труд, на её дом.
— Меркантильная, говоришь? — переспросила она, и голос её стал пугающе спокойным. — Отлично. Тогда пойдем в гостиную. Я хочу оценить масштаб твоей «скуки».
Она решительно двинулась вперед, толкнув его плечом. Сергей пошатнулся, но устоял, что-то бурча себе под нос. Ольга перешагнула порог комнаты и замерла. То, что она увидела в прихожей, было лишь жалкой прелюдией к тому хаосу, который царил в сердце её квартиры.
Ольга сделала шаг внутрь, и под подошвой раздался омерзительный, сухой хруст. Это был не звук разбитого стекла, а скорее звук ломающихся надежд. Она посмотрела под ноги. На полу, среди россыпи фисташковой скорлупы и засохших рыбьих хвостов, валялись осколки какой-то дешевой тарелки, которую даже не удосужились подмести. Но страшнее мусора было другое.
Её взгляд скользнул по полу, который она с такой гордостью называла «своим маленьким Версалем». Дорогой бельгийский ламинат цвета «беленый дуб», за который она отдала половину своей годовой премии, был безнадежно уничтожен. В центре комнаты, там, где, судя по липким разводам, стояла кега с пивом или проливалось ведро с коктейлями, стыки досок вздулись безобразными буграми. Древесина впитала влагу, покоробилась и поднялась «домиком», превратив идеально ровную поверхность в уродливый, волнистый рельеф. Это не лечилось. Это нужно было только сдирать и выбрасывать.
— Ламинат… — выдохнула Ольга, чувствуя, как холодеют кончики пальцев. — Сережа, он вздулся. Ты залил пол и даже не вытер его? Ты оставил лужи киснуть на несколько дней?
Сергей, который плелся сзади, шаркая пятками, издал неопределенный звук, что-то среднее между хмыканьем и икотой. Он прошел мимо неё, бесцеремонно пнул пустую пластиковую бутылку, которая с грохотом улетела под батарею, и плюхнулся в кресло-мешок, чудом уцелевшее в углу.
— Да чё ты завелась с этим полом? — буркнул он, потирая виски. — Ну, пролили пивас, с кем не бывает. Высохнет — сядет обратно. Положишь ковер сверху, если так глаз режет. Икеевский какой-нибудь кинешь, и нормально будет. Уютненько.
— Ковер? — Ольга медленно перевела взгляд на центр комнаты, где стоял её главный предмет гордости — диван.
Он был белым. Ключевое слово — «был». Огромный, модульный, с обивкой из итальянской ткани, которую консультант в салоне называл «жемчужной». Ольга сдувала с него пылинки, запрещала есть на нем даже печенье, а пить кофе разрешала только при наличии подноса. Теперь «жемчуг» превратился в грязную, засаленную тряпку.
На правой подушке расплылось огромное, уже потемневшее бордовое пятно — явно красное вино, которое никто и не пытался застирать. Оно впиталось намертво, став частью узора разрухи. Но это было не самое страшное. Вся поверхность сидений была испещрена мелкими черными точками. Ольга подошла ближе, не веря своим глазам. Это были не пятна грязи. Это были прожженные дыры.
— Вы курили на диване? — её голос стал тихим и плоским, лишенным всякой интонации. — Вы тушили бычки о мой белый диван?
Сергей поморщился, словно она спросила у него решение логарифмического уравнения.
— Никто об него не тушил, не гони. Пепел падал, бывает. Уснул кто-то с сигаретой, может, Витёк, он вечно засыпает где попало. Ну, прожглось пару дырочек, подумаешь. Накидку купишь, пледик там красивый. Чехлы сейчас модные продают, на резинках. Даже практичнее будет, не так пачкаться станет.
Ольга смотрела на черные обугленные края дыр, сквозь которые виднелся желтый поролон, и понимала, что перед ней не просто испорченная мебель. Это был плевок. Смачный, жирный плевок в её лицо, в её стремление к красоте, в её попытки построить нормальную жизнь.
— Ты понимаешь, что этот диван стоил сто пятьдесят тысяч? — спросила она, не отрывая взгляда от черных язв на обивке. — Сто пятьдесят. Ты сейчас сидишь и говоришь мне про пледик?
— Опять ты про бабки! — взревел Сергей, подскакивая в кресле-мешке. Его лицо налилось кровью. — Деньги, деньги, цены! Ты вообще о чем-то другом думать умеешь? Ты стала скучной, Оль! Душной! Мы с пацанами душевно посидели, вспомнили молодость, а ты ходишь тут как налоговый инспектор и ущерб подсчитываешь! Вещи — это просто вещи! Они для того и нужны, чтобы ими пользоваться, а не молиться на них!
— Пользоваться — не значит уничтожать, — отрезала она.
Ольга подняла голову и посмотрела на стену напротив дивана. Там, где раньше висела гордость их домашнего кинотеатра — огромная плазменная панель, купленная в кредит, который она закрыла только месяц назад, — теперь висело черное, мертвое зеркало смерти.
Экран не просто не работал. Он был разбит. В правом верхнем углу зияла вмятина, от которой во все стороны, словно ядовитая паутина, разбегались трещины, искажая отражение комнаты. Жидкие кристаллы вытекли, образовав под стеклом радужные, мертвые подтеки.
— А телевизор? — спросила она, чувствуя, как внутри неё что-то окончательно умирает. Не любовь, нет. Любовь умерла еще в прихожей. Умирала жалость. Умирала надежда, что с этим человеком можно о чем-то говорить. — Телевизору тоже нужен пледик? Или, может, ковром завесим, как в юрте?
Сергей проследил за её взглядом и впервые за всё время разговора немного стушевался. Он отвел глаза и начал ковырять ногтем подлокотник кресла.
— Ну… это вышло случайно. Мы в приставку рубились, в FIFA. Эмоции, сама понимаешь. Кто-то геймпад кинул… или бутылку… я не помню точно. Не специально же! Я починю. Отнесу в ремонт, матрицу заменят, будет как новый.
— Матрица стоит дороже нового телевизора, идиот, — констатировала Ольга. В её тоне больше не было вопросов. Только сухая фиксация фактов.
Она обвела взглядом комнату. Шторы — тяжелый дорогой блэкаут — висели криво, один карниз был вырван из стены с мясом, и теперь штанга уныло смотрела вниз, как сломанная рука. На подоконнике, среди засохших цветов в горшках (которые, очевидно, использовали как пепельницы), стояла батарея пустых бутылок из-под водки и коньяка.
— Ты не виноват, — сказала она вдруг, и Сергей удивленно вскинул голову, в его глазах мелькнула надежда. — Правда, ты не виноват. Виновата я. Я пустила в свой дом паразита. Я думала, что завожу кота, который будет мурлыкать, а завела крысу, которая прогрызла полы и нагадила в углах.
— Ты чё щас сказала? — Сергей встал. Его похмельная расслабленность испарилась, сменившись агрессией. Он шагнул к ней, нависая своим тяжелым, пахнущим потом телом. — Ты за языком следи, да? Крысу она нашла. Я мужик в этом доме! Я хозяин! А если что-то сломалось — это дело житейское. Заработаем — купим новое. А ты ведешь себя как истеричка, которой лишь бы поскандалить из-за тряпок.
— Заработаем? — Ольга не отступила ни на шаг. Она смотрела на него снизу вверх, но в этот момент казалась выше на голову. — Ты за последние полгода заработал только геморрой и пролежни на диване. Все эти вещи купила я. Ремонт сделала я. А ты здесь — просто декорация. Причем, как выяснилось, очень некачественная и разрушительная.
— Да пошла ты со своим ремонтом! — рявкнул он, махнув рукой так резко, что чуть не снес торшер. — Не нравится — живи одна в своем музее! Дыши пылью и любуйся на свои ровные стены! Тошно с тобой, Оля. Душно!
Он развернулся и пошел в сторону кухни, бросив через плечо: — Жрать есть чё? Или ты только орать приехала?
Ольга смотрела ему в спину. Её взгляд упал на журнальный столик, заваленный пустыми пачками из-под чипсов. Под завалом мусора, чудом уцелевшая, лежала черная коробка игровой консоли. Единственная вещь в этом доме, которую Сергей протирал специальной тряпочкой. Единственное, что он берег.
— Есть, Сережа, — тихо сказала она, и уголок её губ дернулся в недоброй улыбке. — Сейчас я тебе устрою завтрак.
Ольга прошла на кухню вслед за Сергеем, стараясь не касаться стен, которые, казалось, тоже стали липкими от испарений. Если в гостиной был погром, то кухня напоминала зону биологического бедствия. В нос ударил тяжелый, сладковато-гнилостный дух.
Раковина была завалена посудой так, что кран едва торчал из-под горы тарелок. Грязные вилки, ножи, сковородки с присохшим жиром громоздились неустойчивой башней. В сливе стояла темная, непрозрачная вода, подернутая жирной пленкой, в которой плавали размокшие окурки и корки лимона. Над всем этим великолепием лениво кружила жирная муха.
На столе, прямо на её любимой льняной скатерти, красовался натюрморт из засохших коробок суши. Рис превратился в камень, рыба посерела и начала источать тот самый тошнотворный запах. Рядом стояла банка с огурцами, в которой плавала вилка, и открытая пачка майонеза, содержимое которой пожелтело и заветрилось.
Сергей распахнул холодильник, почесывая бок, и разочарованно выдохнул.
— Пусто, прикинь? — он обернулся к Ольге, и на его лице отразилось искреннее детское недоумение. — Мы вроде закупались, но пацаны всё смели. Саранча, блин. Оль, может, пельмешей сваришь? Или давай пиццу закажем? Я заплачу… ну, с твоей карты, потом перекину. Жрать охота, сил нет.
Ольга смотрела на него и чувствовала, как внутри, в той точке, где еще недавно жила боль, теперь разливается абсолютная, кристальная пустота. Он стоял посреди руин её жизни, в трусах с утками, среди плесени и грязи, и просил сварить пельмени. Он даже не понимал. Для него это всё еще была шутка, мелкое недоразумение, которое «мамка» сейчас разрулит.
— Пельмешей? — переспросила она ровным голосом. — Ты хочешь есть, Сережа?
— Ну да, — он хлопнул дверцей холодильника. — С похмелья всегда жор нападает. Ты чего застыла? Давай, организуй что-нибудь. Ты же хозяйка. Женщина должна очаг хранить, кормить добытчика.
Слово «добытчик» прозвучало в этом зловонном склепе как издевательство. Ольга перевела взгляд на столешницу. Там, среди крошек и пятен кетчупа, лежала забытая кем-то зажигалка.
— Ты прав, — сказала она, и её голос прозвучал пугающе мягко. — Я хозяйка. И я сейчас наведу порядок.
Она резко развернулась и вышла из кухни.
— Э, ты куда? — крикнул ей вслед Сергей. — А поесть? Оль, не дури!
Ольга не ответила. Она вернулась в гостиную. Её шаги были твердыми, уверенными. Она знала, что делать. Взгляд её, словно прицел снайпера, сфокусировался на единственном предмете в этой комнате, который не пострадал от варварского набега.
На тумбе под разбитым телевизором, аккуратно, параллельно краю, стояла игровая консоль последнего поколения. Черная, матовая, с хищными обводами корпуса. Сергей купил её три месяца назад, заняв денег у друзей. Он сдувал с неё пылинки, протирал специальной микрофиброй и запрещал Ольге даже дышать в её сторону. Это был его алтарь. Его священная корова.
Вокруг консоли царил хаос, но сама она сияла чистотой. Даже провода были аккуратно стянуты стяжками.
Ольга подошла к тумбе.
Сергей, почувствовав неладное, появился в дверном проеме. В руке он держал надкусанный кусок черствого хлеба, который нашел где-то на столе.
— Ты че там делаешь? — спросил он с набитым ртом, но в его голосе уже прорезались нотки тревоги.
Ольга молча протянула руку и выдернула шнур питания из розетки. Затем, с пугающим спокойствием, отсоединила HDMI-кабель.
— Оля? — Сергей перестал жевать. Хлеб выпал из его рта на пол. — Оля, не надо. Это… это дорогая вещь. Положи на место.
Она взяла консоль в руки. Тяжелая. Приятная на ощупь. Пластик был теплым — видимо, он играл совсем недавно, пока она ехала в такси.
— Вещи — это просто вещи, Сережа, — повторила она его же слова, глядя ему прямо в глаза. — Ты ведь так сказал? Главное — это отношения, душевность. А это… — она взвесила приставку в руке, — это просто кусок пластика.
— Не смей! — взвизгнул он, и этот визг был полон неподдельного ужаса. Он бросился к ней, спотыкаясь о разбросанные бутылки. — Стой! Она сорок штук стоит! Там аккаунт! Там сейвы! Оля, я тебя убью!
Он не успел. Ему не хватило буквально пары метров.
Ольга размахнулась всем телом, вкладывая в это движение всю свою боль, всё разочарование, всю ненависть к уничтоженному ремонту, к загаженной кухне, к его наглой ухмылке и трусам с уточками.
Консоль вылетела из её рук и с чудовищной силой врезалась в стену — как раз в тот участок, где обои были любовно поклеены стык в стык.
Удар был оглушительным. Пластиковый корпус лопнул, разлетевшись на куски, как переспелый арбуз. Черные осколки брызнули во все стороны, засыпая испорченный диван и пол. Внутренности приставки — зеленые платы, кулер, жесткий диск — вывалились наружу, жалко повиснув на проводках.
В комнате повисла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием Сергея. Он застыл на полпути, глядя на останки своей любимой игрушки. Его лицо побелело, губы затряслись.
— Ты… — прошептал он, поднимая на неё взгляд, полный ненависти. — Ты больная. Ты сумасшедшая сука! Ты знаешь, что ты наделала?!
— Знаю, — спокойно ответила Ольга, отряхивая ладони, словно только что выбросила мусор. — Я начала уборку. И это был только первый шаг.
Сергей сделал шаг к ней, сжав кулаки. В его глазах больше не было ни лени, ни похмельной мути — только чистая, незамутненная ярость самца, у которого отобрали самое дорогое.
— Ты мне за это заплатишь, — прошипел он, брызгая слюной. — Ты мне новую купишь, поняла? Сейчас же!
— Нет, Сережа, — Ольга выпрямилась и шагнула ему навстречу, не выказывая ни капли страха. — Сейчас ты пойдешь вон.
Она обошла его, стараясь не наступать на осколки пластика, и направилась в прихожую, к входной двери. Ей оставалось сделать последнее усилие, чтобы навсегда вычистить свою жизнь от этой грязи.
Сергей стоял посреди разгромленной гостиной, глядя на останки своей консоли, как мать на погибшее дитя. Его плечи дрожали. Но это был не плач. Это была ярость, которая искала выход. Услышав звук открывающегося замка входной двери, он дернулся и резко обернулся.
— Ты что творишь? — проревел он, бросаясь в коридор. — Ты думаешь, это смешно? Ты разбила мою вещь! Мою!
Ольга уже распахнула тяжелую металлическую дверь настежь. Холодный воздух с лестничной площадки ворвался в квартиру, смешиваясь с запахом перегара. Она стояла, прислонившись спиной к открытой створке, и ждала.
— Выходи, — сказала она. Голос был сухим, как осенний лист. — Сейчас же.
— Щас, разбежался! — Сергей подлетел к ней, его лицо было перекошено. Он навис над ней, тыча пальцем ей в лицо. — Ты мне должна сорок кусков! Нет, пятьдесят! За моральный ущерб! Я никуда не пойду, пока ты не переведешь мне деньги! Ты больная истеричка!
Он схватил её за плечо, пытаясь встряхнуть, но Ольга среагировала быстрее, чем он ожидал. Адреналин, кипевший в её крови, придал ей сил, о которых она и не подозревала. Она перехватила его руку, резко дернула на себя, используя инерцию его же тела, и с силой толкнула в грудь.
Сергей, не ожидавший физического отпора и к тому же нетвердо стоящий на ногах из-за похмелья, потерял равновесие. Он попятился, споткнулся о порог и вылетел на лестничную площадку. Его босые пятки гулко шлепнули по бетонному полу подъезда.
— Э! Ты чё?! — заорал он, пытаясь затормозить, но Ольга уже захлопнула дверь прямо перед его носом.
Щелкнул замок. Один оборот, второй. Потом лязгнула ночная задвижка.
— Оля! — удар кулаком в дверь сотряс косяк. — Открой! Ты совсем чокнулась? Я в трусах!
Ольга прижалась лбом к холодному металлу двери. С той стороны доносился отборный мат и глухие удары.
— Открой, сука! — вопил Сергей, и его голос эхом разносился по всему подъезду. — Мне холодно! Дай одеться! Верни телефон!
Ольга медленно выдохнула. Её руки не дрожали. Внутри была звенящая, ледяная пустота. Она оттолкнулась от двери и пошла обратно в квартиру. Не снимая обуви, она прошла по грязному коридору в спальню. Там царил такой же хаос, но её это больше не трогало. Сейчас у неё была другая цель.
Она открыла шкаф. Половина полок была пуста — его вещи валялись по всей квартире, но кое-что еще оставалось. Она начала сгребать всё подряд. Джинсы, скомканные футболки, пару свитеров, которые она дарила ему на праздники. Она не складывала их. Она просто хватала их охапками, как гнилую листву.
Из коридора всё еще доносились крики и удары в дверь, но теперь к ним добавился голос соседки снизу, тети Вали: — Сергей, прекратите хулиганить! Я сейчас полицию вызову!
— Идите на хрен! — орал Сергей в ответ. — У меня там баба с катушек съехала!
Ольга усмехнулась. Полиция? Пусть вызывают. К тому времени всё уже закончится.
Она вышла на балкон. Пятый этаж. Внизу, во дворе, стояла тишина спального района, нарушаемая лишь далеким гулом проспекта. Прямо под окнами был припаркован старый, ржавый «Форд» соседа и стояла лавочка, на которой обычно собирались местные алкаши. Сейчас там было пусто.
Ольга положила первую партию вещей на подоконник открытого окна. Вдохнула свежий ночной воздух. И толкнула кучу вниз.
Джинсы, растопырив штанины, спланировали на ветки сирени. Свитер тяжело плюхнулся в грязную лужу у бордюра.
Она вернулась в комнату за добавкой. Куртка. Кроссовки, которые валялись у кровати. Его рюкзак с ноутбуком. Нет, ноутбук она вытащила и положила на пол — она не вандал, в отличие от него. А пустой рюкзак полетел следом.
— Оля!!! — крик Сергея теперь доносился не из-за двери, а снизу, с улицы. Видимо, он выбежал из подъезда, поняв, что происходит.
Ольга выглянула вниз. Сергей стоял на асфальте, босой, в своих нелепых трусах с уточками, и прыгал, пытаясь согреться. Прохожие, редкие в этот час, шарахались от него. Увидев Ольгу на балконе, он замер, задрав голову.
— Ты чё творишь, дура?! — заорал он, перекрывая шум ветра. — Скинь ключи! И телефон!
Ольга молча взяла его зимнюю куртку — тяжелый пуховик, который он купил в кредит. Она держала его над пропастью, глядя вниз, на маленькую, жалкую фигурку, которая металась по двору.
— Лови, — тихо сказала она, хотя он не мог её услышать.
Пуховик полетел вниз, раздуваясь, как парашют. Он медленно опускался, цепляясь за ветки, и в итоге накрыл собой лобовое стекло соседской машины, сработав сигнализацией.
— Вой! Вой, давай! — бесновался Сергей внизу, бегая между своими разбросанными по грязи пожитками. Он схватил одну кроссовку, потом вторую, пытаясь натянуть их на босые ноги. — Я тебе устрою! Ты у меня попляшешь! Ты мне за всё заплатишь!
Ольга вернулась в комнату в последний раз. Её взгляд упал на тумбочку у кровати. Там лежал его телефон и паспорт.
Она взяла документы и гаджет. Вышла на балкон. Сергей, увидев её снова, начал размахивать руками.
— Телефон! Кидай телефон аккуратно! Слышишь?! В траву кидай!
Ольга посмотрела на смартфон в своей руке. Экран загорелся от уведомления — пришло сообщение от кого-то записанного как «Зайка-2». Текст гласил: «Ну что, твоя мымра приехала? Когда освободишься?».
Ольга даже не удивилась. Это было так банально, так пошло, что даже не вызывало боли. Просто еще один штрих к портрету того ничтожества, с которым она жила.
Она перевела взгляд вниз. Сергей стоял прямо под балконом, вытянув руки, как вратарь, готовый поймать мяч.
— Кидай! — орал он.
Ольга размахнулась. Но не так, как он просил. Она швырнула телефон с силой, целясь не в траву, а в асфальтовую дорожку. Гаджет просвистел в воздухе и с сухим, звонким треском ударился об асфальт в метре от Сергея. Корпус разлетелся, стекло брызнуло искрами в свете фонаря.
Сергей взвыл, как раненое животное, и бросился к останкам телефона.
А следом полетел паспорт. Красная книжица, трепеща страницами на ветру, спланировала прямо в ту самую грязную, маслянистую лужу, где уже мок свитер.
— Всё, Сережа, — сказала Ольга в пустоту ночи. — Ремонт окончен. Капитальный.
Она закрыла балконную дверь, повернула ручку и задернула шторы. Тот самый блэкаут, который висел криво на вырванном карнизе. Теперь этот хаос не раздражал её. Теперь это было просто поле боя, с которого вынесли трупы.
Внизу всё еще орал Сергей, пиная колеса машин и проклиная её род до седьмого колена, но эти звуки уже не имели значения. Они были где-то там, в другом мире, за пределами её квартиры.
Ольга прошла на кухню, перешагивая через горы мусора. Она открыла шкафчик, достала бутылку вина, которую прятала на «особый случай», и нашла единственный чистый бокал. Налила себе вина, села прямо на пол, прислонившись спиной к холодильнику, и сделала глоток.
Вокруг воняло помойкой, разрухой и предательством. Но впервые за две недели Ольга почувствовала, что дышит полной грудью. Воздух был грязным, но он был её собственным. И тишина, которая начала медленно опускаться на квартиру после того, как вопли внизу стихли, была самой сладкой музыкой, которую она когда-либо слышала…
