— Пока я лежала в больнице с пневмонией, ты сдал мою породистую кошку перекупщикам, потому что тебе лень было убирать лоток? Ты сказал мне, что она умерла, и даже фальшивую слезу пустил! Я нашла её объявление в интернете! Ты врал мне в глаза, глядя, как я страдаю! Ты — недоумок! Вещи собирай и на выход! — голос Алисы звучал хрипло, легкие после болезни еще не позволяли набирать много воздуха, но каждое слово падало на кухонный стол тяжело, как булыжник.
Она стояла в дверном проеме, бледная, в растянутой домашней футболке, и держала телефон перед собой, словно улику на месте преступления. Экран светился ярко-белым, выхватывая из полумрака кухни лицо Вадима.
Вадим сидел за столом, низко склонившись над тарелкой с пельменями. Он методично макал каждый пельмень в майонез, отправлял в рот и громко чавкал, заедая хлебом. Услышав слова жены, он даже жевать не перестал. Лишь на секунду замерла рука с вилкой, а потом снова продолжила свой маршрут от тарелки ко рту.
— Ты бредишь, Алис, — проговорил он с набитым ртом, не поднимая глаз. — Тебе антибиотики мозги расплавили? Какой интернет? Маркиза сдохла. Сердце не выдержало. Я же тебе говорил: пришел с работы, а она лежит в коридоре, уже холодная. Я её в коробку положил и вынес. У мейн-кунов сердце — слабое место, любой ветеринар подтвердит. Сядь, поела бы лучше, а то тощая стала, смотреть страшно.
— Посмотри на экран, Вадим, — Алиса сделала шаг вперед и сунула смартфон ему прямо под нос, едва не задев майонез. — Глаза подними и посмотри.
Вадим недовольно отстранился, вытирая губы тыльной стороной ладони. Взгляд его скользнул по фотографии. На снимке, сделанном с неудачного ракурса, сидела крупная серая кошка с испуганными глазами.
— Ну кошка. Серая. И что? — фыркнул он, возвращаясь к еде. — Они все на одно лицо. Мало ли серых кошек продают. Ты сейчас из-за картинки в интернете мне ужин портить будешь?
— Это не просто серая кошка, — Алиса перелистнула фото. — Смотри внимательно на фон. Видишь линолеум? Это наш линолеум, Вадим. Вон там, в углу, скол, который ты утюгом прожег год назад. А вот здесь, справа, кусок твоего грязного кроссовка «New Balance» с порванным шнурком. Ты даже сфотографировать её нормально не потрудился, сделал фото прямо в прихожей, прежде чем отдать.
Вадим перестал жевать. Он медленно проглотил непрожеванный кусок, чувствуя, как тот комом встал в горле. Он узнал кроссовок. Действительно, тот самый, левый, который он все собирался выкинуть, но жалко было.
— Совпадение, — буркнул он, но уже без прежней уверенности, отодвигая тарелку. Аппетит испарился. — Сейчас у всех ремонт от застройщика одинаковый, линолеум этот везде лежит. А кроссовки… Китай шьет миллионами. Ты накручиваешь себя.
— Совпадение? — Алиса усмехнулась, и этот звук был похож на кашель. — А пятно на носу в виде перевернутой запятой — тоже совпадение? А то, что объявление выложено ровно в тот вечер, когда меня увезли на скорой? Время публикации — девятнадцать ноль-ноль. Я в это время как раз в приемном покое задыхалась, а ты, видимо, фотосессию устраивал.
Она швырнула телефон на стол рядом с его тарелкой.
— Читай описание. «Продается кошка, возраст три года, не стерилизована, к лотку приучена. Причина продажи — переезд хозяев». Продавец — некий Игорь. Но я позвонила. И знаешь, что? Голос мне показался знакомым. Это перекупщик, Вадим. Я узнала этот мерзкий тон, когда искала её котенком три года назад. Ты сдал её барыге.
Вадим откинулся на спинку стула. Стул скрипнул под его весом. Поняв, что глухая оборона прорвана фактами, он решил сменить тактику. Вместо раскаяния на его лице появилось выражение скучающего раздражения. Он посмотрел на Алису так, будто она отчитывала его за невыключенный свет в туалете.
— Ну допустим, — протянул он, скрестив руки на груди. — Допустим, я её отдал. И что? Конец света наступил? Ты вообще понимаешь, в каком состоянии я был? Жена в больнице, неизвестно, выкарабкается или нет, врачи пугают, денег на лекарства надо тьму. А тут еще эта скотина волосатая.
— Денег на лекарства? — переспросила Алиса тихо. — Моя мама оплачивала все лекарства. Ты не потратил ни копейки. Ты даже фруктов мне не привез ни разу за две недели.
— Не цепляйся к словам! — рявкнул Вадим, ударив ладонью по столу. Вилка подпрыгнула и звякнула. — Я был в стрессе! Я приходил с работы уставший, как собака. А тут она. Орет. Шерсть везде. В лотке — горы, вонь на всю квартиру. Ты за ней ухаживала, это была твоя блажь. Меня никто не спрашивал, хочу я кота или нет, когда ты её притащила.
— Маркиза жила с нами три года, — Алиса смотрела на него, и ей казалось, что она видит мужа впервые. Словно с него слезла человеческая кожа, обнажив что-то склизкое и примитивное. — Ты с ней играл. Ты фоткался с ней для своих соцсетей, чтобы лайки собирать. Она спала у тебя в ногах. И тебе стало сложно насыпать корм и убрать комок из лотка?
— Да, сложно! — Вадим вскочил, нависая над столом. Его лицо покраснело. — Да, мне было лень! Я не нанимался говночистом! Ты уехала, а проблемы остались мне. Она выла ночами под дверью спальни, скреблась. Я спать хотел, а не слушать эти концерты. Я нашел решение проблемы. Быстрое и эффективное.
— Ты сказал, что она умерла от сердца, — напомнила Алиса. — Ты мне в трубку говорил: «Алиска, крепись, Маркизочки больше нет, я её похоронил в лесопарке». Ты описывал, как копал яму. Ты врал мне в детали. Зачем?
— Чтобы ты мозг не выносила! — Вадим развел руками, словно это было само собой разумеющимся. — Сказал бы, что отдал — ты бы начала ныть, требовать вернуть, просить друзей забрать. А так — умерла и умерла. Нет тела — нет дела. Погоревала бы и забыла. Зато дома чисто, тихо, и никто не гадит. Я о нас думал, о комфорте.
Алиса стояла молча. В голове крутилась картинка: Вадим, приходящий домой после того, как её увезла скорая. Он не переживает. Он не звонит врачам. Он просто видит кошку, которая его раздражает, фотографирует её в темном коридоре и выставляет на продажу, чтобы не напрягаться.
— Ты страшный человек, Вадим, — произнесла она, не повышая голоса. — Ты просто взял и выкинул живое существо, как мусорный пакет, потому что тебе захотелось тишины.
— Ой, да хватит драматизировать! — Вадим махнул рукой и снова сел, придвигая к себе тарелку. — Это всего лишь животное. Не ребенок, не человек. Кошка. Их на помойках тысячи бегают. Я её даже не выкинул, заметь, а пристроил. Пусть теперь другие с ней возятся. Садись жрать, пельмени стынут. И тему закрыли.
Он наколол очередной пельмень, уверенный, что его аргументы железобетонны. Для него проблема была решена две недели назад, и возвращаться к ней он не собирался. Алиса смотрела на его жующие челюсти, и внутри у неё что-то окончательно оборвалось. Та тонкая нить, которая еще связывала её с этим мужчиной, лопнула с сухим треском.
Алиса смотрела на мужа, и ей казалось, что воздух на кухне стал вязким и душным, пропитанным запахом дешевого майонеза и предательства. Вадим продолжал есть. Его спокойствие было не защитной реакцией, а следствием абсолютной, непробиваемой толстокожести. Для него ситуация была исчерпана: проблема устранена, ужин на столе, жена вернулась — жизнь продолжается. Но для Алисы мир, который она строила годами, рушился прямо сейчас, под звуки его чавканья.
— «Пристроил», значит? — переспросила она, чувствуя, как внутри закипает ледяная злость, вытесняя слабость после болезни. — Ты сказал, что отдал её в добрые руки? Что просто хотел избавиться от проблем? Но в объявлении стоит цена. Этот Игорь, перекупщик, продает её за пятнадцать тысяч рублей. А ты? Ты ведь не бесплатно её отдал, Вадим? Я тебя слишком хорошо знаю. Ты даже старый тостер на запчасти продал, вместо того чтобы выкинуть.
Вадим замер с куском хлеба у рта. Его глаза сузились. Он не любил, когда его считали дураком, но еще больше не любил, когда считали его деньги. Даже если эти деньги были грязными.
— А хоть бы и продал! — выпалил он, отшвыривая хлеб на стол. Крошки разлетелись по скатерти. — Что ты мне допрос устраиваешь, как следователь? Да, продал! И правильно сделал. С какой стати я должен дарить кому-то породистое животное? Мейн-куны денег стоят. Я, между прочим, компенсировал моральный ущерб за то, что три дня нюхал её лоток!
— За сколько? — голос Алисы дрогнул, но не от слез, а от омерзения. — Во сколько ты оценил мою Маркизу?
— Три тысячи, — буркнул Вадим, отводя взгляд. — Он приехал сразу, через час после звонка. Наликом дал. Забрал её в переноске, и всё, никаких проблем.
— Три тысячи… — Алиса медленно опустилась на табурет напротив него. Ноги перестали держать. — Она стоила сорок. Ты продал живое существо, которое меня любило, которое спало со мной, когда мне было плохо, по цене двух килограммов колбасы?
— Ой, не начинай вот эти свои бабские подсчеты! — Вадим раздраженно махнул вилкой. — Какая разница, сколько она стоила три года назад? Это бэушный кот! Шерсть лезет, жрет как конь, срет еще больше. Три косаря — это нормальная цена за срочность. Я, между прочим, о семейном бюджете думал. Тебе больничный оплатят копейки, а тут хоть какая-то копейка в дом.
— В дом? — Алиса обвела взглядом кухню. — Я не вижу этих денег. Где они? Лежат в копилке? Или ты купил мне фруктов, которых так и не привез?
Вадим скривился, словно у него заболел зуб. Он понимал, что этот разговор заходит на опасную территорию, но остановиться уже не мог. Его эго требовало защиты.
— Я их потратил, — вызывающе бросил он, глядя ей прямо в глаза. В его взгляде читался вызов: «Ну и что ты мне сделаешь?». — Купил пива, креветок, рыбы копченой нормальной. Заказал пиццу. Я имел право расслабиться! Ты там валялась на казенных харчах, тебе готовить не надо было, уколы делают, спишь целыми днями. А я тут один! На хозяйстве! Работа, дом, твой кот этот вонючий! У меня стресс был! Я мужчина, мне нужно снимать напряжение!
Алиса почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Картинка сложилась окончательно, яркая и уродливая. Пока она лежала под капельницей, задыхаясь от кашля и думая, как там её любимый муж и кошка, Вадим продал Маркизу первому встречному живодеру. А на вырученные деньги устроил себе праздник живота. Сидел на этом самом месте, пил пиво, ел креветки и радовался тишине. Радовался тому, что избавился от «обузы».
— Ты пропил мою кошку, — прошептала она. Это было не утверждение, а приговор. — Ты буквально прожрал её.
— Да что ты заладила: «Моя кошка, моя кошка»! — взревел Вадим. Он вскочил из-за стола, опрокинув стул. Грохот ударил по ушам. — А обо мне ты подумала? Ты знаешь, каково это — приходить в квартиру, где воняет? Я один раз забыл убрать лоток, один раз! А она пошла и нассала в коридоре на коврик! Специально! Назло мне! Я что, нанимался полотером? Я мужик, Алиса! Я должен приходить в чистый дом, где пахнет ужином, а не кошачьей мочой!
— Так убери! — крикнула Алиса, впервые повысив голос. — Убери лоток, и запаха не будет! Это дело одной минуты! Ты просто ленивый, эгоистичный кусок…
— Я не обязан! — перебил он её, нависая сверху. Его лицо пошло красными пятнами. — Это была твоя блажь! Ты её завела — ты и мой говно! А раз тебя нет, то и кошки быть не должно. Логично? Логично! Я навел порядок. Я сделал так, как удобно мне. И заметь, две недели ты жила спокойно, думая, что она сдохла. И ничего, не умерла от горя. А сейчас устроила трагедию на пустом месте.
Он отошел к окну, демонстративно отвернувшись от нее. Его массивная спина в домашней майке выражала полное пренебрежение.
— Ты пойми, Алиса, — заговорил он уже тише, но от этого его тон стал еще более мерзким, поучительным. — В семье должен быть комфорт. Я устранил раздражитель. Теперь у нас чисто, никакой шерсти на одежде, никакой вони. Ты мне еще спасибо скажешь, когда успокоишься. Мы сэкономим кучу денег на корме и наполнителе. Купим что-нибудь полезное. Вон, микроволновку новую давно хотели.
Алиса смотрела на его затылок и понимала, что он искренне верит в свою правоту. В его мире не существовало привязанности, ответственности или сострадания. Было только «удобно» и «неудобно». Кошка стала неудобной — он её ликвидировал. Жена в больнице стала неудобной — он о ней забыл. А если завтра заболеет Алиса? По-настоящему, надолго? Станет ли он менять ей судно, или тоже «решит проблему», сдав в самый дешевый хоспис, чтобы купить себе пива на радостях?
— Спасибо я тебе не скажу, Вадим, — произнесла она, поднимаясь. Её руки дрожали, но голова была ясной, как никогда. — И микроволновку мы не купим. Потому что «мы» больше нет. Есть я и есть ты. И между нами — пропасть, в которую ты скинул Маркизу.
— Ой, всё, иди проспись, истеричка, — бросил он через плечо, даже не обернувшись. — Утром поговорим, когда мозг на место встанет.
— Нет, Вадим. Мы поговорим сейчас.
Алиса взяла со стола телефон. Её пальцы быстро нашли нужное объявление в «Избранном». Она нажала кнопку «Позвонить». Гудки пошли громко, на всю кухню, разрезая тишину, в которой Вадим так мечтал жить.
— Ты что делаешь? — он резко обернулся, заметив, что она не уходит.
— Я звоню покупателю, — ответила Алиса, включая громкую связь. — И ты будешь слушать каждое слово. Хочу, чтобы ты услышал, кому ты продал члена семьи за пакет креветок.
Гудки в динамике телефона раздавались ритмично и гулко, словно удары молотка по крышке гроба их брака. Вадим сидел напротив, демонстративно закатив глаза и ковыряя вилкой в остывших пельменях. Всем своим видом он показывал, что участвует в дешевом фарсе только из снисхождения к больной супруге.
— Алло, слушаю, — ответил грубый, прокуренный женский голос. На заднем плане лаяли собаки и кто-то громко ругался матом.
— Добрый вечер, — Алиса старалась, чтобы её голос не дрожал. Она впилась взглядом в лицо мужа. — Я по поводу кошки. Мейн-кун, серая. Объявление на Авито.
— А, Маркиза, — оживилась женщина, и в её тоне сразу зазвенели деловые нотки. — Да, есть такая. Шикарная кошка, крупная, кисточки на ушах — всё как полагается. Только звонков много, девушка. Если хотите забрать, то бронируйте сейчас. Завтра уже уйдет.
— Скажите, — Алиса сделала паузу, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле. — А почему её отдали? В объявлении написано «переезд», но…
— Да какой там переезд, — хохотнула трубка. — Это я для красоты написала. Мужик принес, сдал. Сказал, жена у него померла в больнице. А ему, мол, животина напоминает о покойной, сердце рвет. Ну и ухаживать некому, сам он по командировкам мотается. Умолял забрать, чуть ли не плакал. Ну я и пожалела, взяла за символическую плату.
Алиса медленно подняла глаза на Вадима. Она ожидала увидеть стыд, испуг, попытку оправдаться. Но увидела совсем другое. Вадим улыбался. Уголок его рта пополз вверх в самодовольной ухмылке. Он даже подмигнул ей, беззвучно артикулируя губами: «Ловко я придумал, да?». Для него эта чудовищная ложь о смерти живой жены была не подлостью, а проявлением смекалки, удачным тактическим ходом, чтобы не отвечать на лишние вопросы перекупщика.
— Жена умерла, значит… — повторила Алиса в трубку, не сводя глаз с ухмыляющегося лица мужа.
— Ну да. Жалко мужика, конечно, но жизнь такая, — философски заметила собеседница. — Так вы брать будете? Цена пятнадцать тысяч. Без торга. Кошка породистая, с документами я разберусь.
— Пятнадцать?! — взвизгнул Вадим, забыв, что Алиса просила его молчать. — Ты сдурела? Я её за три отдал! Какие пятнадцать?!
— Тихо! — шикнула на него Алиса и снова заговорила в трубку. — Я заберу её. Прямо сейчас. Я переведу вам деньги на карту, чтобы вы сняли объявление. Диктуйте номер.
— Ты что творишь?! — Вадим вскочил со стула, опрокинув его с грохотом. Он бросился к Алисе, пытаясь выхватить телефон. — Не смей! Ты совсем больная? Это пятнадцать штук! Это половина моей зарплаты! Не смей переводить!
Алиса резко отстранилась, выставив локоть вперед, как барьер. В её глазах плескалась такая ледяная решимость, что Вадим на секунду опешил.
— Диктуйте, я записываю, — спокойно сказала она, игнорируя вопли мужа.
— Восемь, девятьсот… — забубнила трубка.
— Алиса, стой! — орал Вадим, бегая вокруг неё. — Ты понимаешь, что делаешь? Мы месяц будем лапу сосать! Из-за какой-то драной кошки! Она того не стоит! Я запрещаю! Слышишь? Я муж, я глава семьи, я запрещаю тратить наши деньги на эту ерунду!
Алиса быстро вбивала цифры в приложении банка. Пальцы летали по экрану.
— Перевод отправлен. Игорь Викторович К.? — уточнила она.
— Пришли, вижу, — голос в трубке стал масляным от удовольствия. — Всё, кошечка ваша. Адрес кину в смс. Приезжайте хоть сейчас, я до полуночи не сплю.
Алиса нажала «отбой» и положила телефон на стол экраном вниз. В кухне повисла тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Вадима. Он стоял красный, с раздувающимися ноздрями, и смотрел на жену, как на врага народа, который только что сжег государственный флаг.
— Ты… ты тварь, — выплюнул он. — Ты просто взяла и спустила пятнадцать кусков в унитаз. Назло мне. Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Я горбатился на эти деньги! Я терпел начальника-идиота! А ты… Ты выкупила то, что я продал, в пять раз дороже! Это же идиотизм! Это экономическое самоубийство!
— Я выкупила жизнь, которую ты продал за пиво, — тихо ответила Алиса. Она чувствовала странную легкость. Будто огромный нарыв, мучивший её годами, наконец-то лопнул. Боль ушла, осталась только ясность.
— Какую жизнь?! — Вадим схватился за голову. — Это животное! Расходный материал! Купили бы новую, котенка за пять тысяч, если тебе так приспичило! Зачем платить этой барыге? Ты понимаешь, что она нас развела как лохов? Она нажилась на нас! А ты ей подыграла!
— Она не нажилась, Вадим. Она просто бизнесмен. А вот ты… — Алиса посмотрела на него с брезгливостью, словно обнаружила на своей кухне гигантского таракана. — Ты сказал ей, что я умерла. Ты похоронил меня заживо, чтобы тебе не задавали вопросов, почему ты избавляешься от здорового животного. Тебе было проще объявить меня мертвой, чем признаться, что ты ленивый подонок.
— Да какая разница, что я сказал посторонней бабе?! — Вадим искренне не понимал причины её претензий. — Это слова! Слова ничего не стоят! Главное — результат. Я избавился от проблемы. А ты её вернула, да еще и за бешеные деньги. Ты неадекватная. Тебе лечиться надо, а не кошек покупать. Пневмония тебе мозг повредила, точно говорю.
Он подошел к холодильнику, рывком открыл дверцу, достал банку пива и с громким шипением вскрыл её. Ему нужно было запить этот стресс, это вопиющее нарушение его финансовой безопасности.
— Завтра же пойдешь и вернешь деньги, — заявил он, сделав глоток. — Скажешь, что ошиблась, что муж против. Мне плевать как. Чтобы к вечеру пятнадцать тысяч были на карте. Иначе…
— Иначе что? — Алиса встала. Она больше не выглядела больной и слабой. В её осанке появилась сталь.
— Иначе пеняй на себя, — буркнул Вадим, не глядя на неё. — Я кормить эту ораву не собираюсь. Сама будешь на корм зарабатывать. И на себя тоже.
Алиса молча прошла в коридор. Вадим услышал, как она возится в шкафу. «Собирается ехать, дура», — подумал он злорадно. — «Пусть катится. Пусть тащит эту блохастую тварь обратно. Посмотрим, как она запоет, когда жрать будет нечего».
Но Алиса вернулась на кухню не с ключами от машины. В руках она держала большой, плотный мусорный пакет. Она развернула его, стряхнув пыль, и этот шелест прозвучал в тишине громче выстрела.
— Что это? — Вадим опустил банку с пивом.
— Это твой переезд, Вадим, — сказала Алиса совершенно спокойным, будничным тоном. — Ты же хотел чистоты и порядка? Сейчас будет.
Алиса действовала молча и страшно. В этой тишине не было ни надрыва, ни театральности, только сухая, механическая эффективность человека, который выносит мусор. Она прошла мимо опешившего Вадима в гостиную, где еще пять минут назад он планировал провести вечер за игрой, наслаждаясь тишиной без кошки.
— Ты чего удумала? — Вадим поплелся за ней, все еще сжимая банку пива, как спасательный круг. Его голос звучал неуверенно, смесь наглости и зарождающегося страха. — Алис, положи пакет. Это не смешно. Ты сейчас на эмоциях, давай просто…
Договорить он не успел. Алиса подошла к тумбе под телевизором. Одним резким движением она выдернула шнур питания игровой приставки из розетки. Экран телевизора мигнул и погас. Следом она с силой дернула HDMI-кабель, не заботясь о сохранности разъемов. Черная коробочка консоли, его любимая игрушка, его «священный грааль» вечернего досуга, полетела на дно черного мусорного мешка с глухим пластиковым стуком.
— Э! Ты что творишь?! — взвизгнул Вадим, бросаясь к ней. Пиво из банки плеснуло на ковер, оставив пенистое пятно. — Это пятая «плойка»! Она денег стоит! Ты совсем рехнулась со своей пневмонией? А ну отдай!
Алиса увернулась от его руки с неожиданной ловкостью. Она не смотрела на него. Её взгляд скользил по комнате, выхватывая только его вещи. С полки в пакет полетели джойстики, наушники, стопка дисков. Она сгребала их как осеннюю листву, без жалости, без разбора.
— Ты хотел комфорта, Вадим, — произнесла она ледяным тоном, направляясь в спальню. — Ты хотел, чтобы никто не мешал тебе жить. Я исполняю твою мечту.
В спальне она распахнула шкаф. Его джинсы, футболки, скомканные домашние штаны — всё это полетело в бездонное чрево пакета. Она не складывала вещи, она их трамбовала. Вадим бегал вокруг неё, пытаясь выхватить то один предмет, то другой, но Алиса была как танк. Она отталкивала его плечом, продолжая методичную зачистку территории.
— Это моя квартира тоже! — орал он, переходя на визг. — Я здесь прописан! Ты не имеешь права! Я полицию вызову! Ты воровка! Верни вещи!
— Вызывай, — бросила она, захлопывая дверцу шкафа. Пакет уже раздулся и отяжелел. — Расскажешь им, как продал имущество жены, пока она была в реанимации. И как похоронил её заживо перед покупателем. Думаю, участковому будет интересно послушать про твои методы «оптимизации бюджета».
Она потащила мешок в прихожую. Пластик шуршал по ламинату, как змеиная кожа. Вадим, поняв, что физически отобрать мешок не получается, попытался загородить собой выход. Он растопырил руки, уперевшись в косяки двери, его лицо было перекошено от злобы и отчаяния.
— Ты никуда это не вынесешь, — прошипел он. — Ты сейчас успокоишься, разберешь вещи, и мы поговорим как нормальные люди. Я прощаю тебе эту истерику. Я даже забуду про пятнадцать тысяч, хрен с ними. Но ты прекращаешь этот цирк. Сейчас же.
Алиса остановилась. Она посмотрела на него в упор. В её глазах не было ни любви, ни ненависти — только брезгливая пустота.
— Ты прощаешь меня? — переспросила она тихо. — Ты, пропивший мою кошку и пожелавший мне смерти, меня прощаешь? Уйди с дороги, Вадим. Иначе я вышвырну тебя вместе с дверью.
Она сделала шаг вперед, и в её позе было столько угрозы, что Вадим инстинктивно отпрянул. Это была не та Алиса, которую он знал — мягкая, уступчивая, вечно пытающаяся сгладить углы. Перед ним стояла чужая женщина, готовая перешагнуть через него.
Алиса рывком открыла входную дверь. В нос ударил запах старого подъезда — смесь сырости, табака и жареного лука. Она размахнулась и со всей силы швырнула пакет на лестничную площадку. Он пролетел пару метров, ударился о грязную стену и с грохотом приземлился на бетонный пол. Из прорехи вывалился один геймпад и сиротливо покатился к мусоропроводу.
— Моя приставка! — заорал Вадим и, забыв обо всем, кинулся спасать свое сокровище.
Это было именно то, чего ждала Алиса. Как только он переступил порог, она схватила с вешалки его куртку, шапку и те самые кроссовки с порванным шнурком, которые он поленился убрать для фото. Всё это полетело вслед за хозяином, прямо ему в спину.
— Эй! — Вадим обернулся, прижимая к груди пакет, но было поздно.
— Ключи, — потребовала Алиса, протянув руку. Она стояла на пороге, не переступая черту, словно очерчивала магический круг, внутрь которого нечисти хода нет.
— Чего? — Вадим стоял в одних носках на холодном бетоне, вокруг валялись его шмотки. Соседка сверху приоткрыла дверь, услышав шум, но тут же захлопнула её обратно.
— Ключи от квартиры, Вадим. Бросай сюда. Или я сменю замки завтра, а сегодня ты будешь ночевать под дверью. Выбирай.
Вадим смотрел на неё, и до него наконец начало доходить. Это не спектакль. Это не воспитательная мера. Это конец. Его уютный мир, где можно было врать, лениться и быть паразитом, только что вышвырнули на лестничную клетку вместе с грязными носками. Злость ушла, остался липкий, жалкий страх.
— Алис, ну ты чего… — заныл он, меняя тон на заискивающий. — Ну куда я пойду на ночь глядя? Ну перегнул я, ну сглупил. Давай я за кошкой съезжу? Сам съезжу, прямо сейчас! Привезу её, поцелую в нос! Ну прости дурака!
— Ключи, — повторила она безжизненным голосом.
Вадим, видя, что торговля неуместна, дрожащими руками пошарил в кармане куртки, которую поднял с пола. Он достал связку и с звоном кинул её к ногам жены.
— Подавись ты своей квартирой, — злобно буркнул он, когда страх снова сменился обидой. — Кошатница чокнутая. Останешься одна с этой тварью, сдохнешь, и никто стакан воды не подаст! Кому ты нужна такая, больная и нервная!
Алиса молча подняла ключи. Она не стала отвечать. Последние слова мужа пролетели сквозь неё, не задев. Она посмотрела на него в последний раз — на мужчину в мятой футболке, стоящего посреди подъездной грязи в обнимку с мусорным пакетом. Жалкое, ничтожное зрелище.
— Прощай, Вадим, — сказала она и с глухим, окончательным щелчком закрыла дверь.
Замки провернулись дважды. Алиса прислонилась лбом к холодному металлу двери, слушая, как с той стороны Вадим пинает стену и матерится. Потом звуки стихли. Он начал собирать свои разбросанные вещи.
Алиса выдохнула. Легкие отозвались привычной болью, но дышать стало удивительно легко. Она прошла в комнату, взяла с тумбочки сумку, проверила кошелек и телефон. На экране горело сообщение от Игоря: адрес и приписка «Ждем».
Она накинула пальто. Теперь в этом доме действительно станет чисто. Но не потому, что исчезла кошка, а потому, что исчезла грязь, которая годами притворялась человеком. Алиса вышла из квартиры, перешагнула через пятно от пива на лестничной площадке, не глядя на сжавшегося в углу бывшего мужа, и вызвала лифт. Ей нужно было вернуть домой того единственного, кто действительно ждал её возвращения и никогда бы не предал за тарелку креветок…
