— Ты понимаешь, что это итальянская латунь, а не кусок арматуры, который можно крутить, пока глаза на лоб не вылезут? — голос Светы звучал плоско и глухо, отражаясь от кафельных стен котельной. В этом замкнутом пространстве, обычно наполненном уютным гудением насосов, теперь висела тошная, давящая тишина.
Валера стоял посреди растекающейся лужи рыжеватой технической воды. В руках он сжимал массивный газовый ключ «двойку», который смотрелся в недрах тонкой электроники котла так же уместно, как кувалда в часовом механизме. Его штаны уже промокли до колен, а на лбу, несмотря на стремительно остывающий воздух, выступила испарина.
— Да там резьба сорвана была изначально, я тебе говорю! — рявкнул он, пытаясь перекричать собственный страх. — Китайцы лепят фуфло, а продают как «Бакси». Я всего лишь хотел воздушную пробку выгнать, клапан чуть приоткрыл, а он…
— А он остался у тебя в руках вместе с куском коллектора, — закончила за него Света.
Она не кричала. Она просто констатировала факты, глядя на развороченное нутро отопительного агрегата. Снятый белый кожух валялся в углу, как панцирь убитого животного. Из лопнувшего соединения все еще сочилась вода, капая прямо на электронную плату управления, с которой Валера в панике даже не догадался снять питание. Зеленые огоньки индикаторов давно погасли.
Света сделала шаг вперед, переступая через моток изоленты и брошенную отвертку. Ботинки хлюпнули. Запахло сырым бетоном и затхлой водой из радиаторов.
— Я ведь говорила тебе утром, — произнесла она, глядя мужу прямо в бегающие глаза. — Когда батареи стали чуть теплыми. Я сказала: «Валера, вызови сервис». У нас договор, они бы приехали через два часа. Но нет. Тебе же Семёныч сказал, что там делов на пять минут.
— Семёныч тридцать лет на ТЭЦ отработал! — взвился Валера, швыряя ключ в ящик с инструментами. Железо грохнуло так, что Света невольно моргнула. — Он схему наизусть знает. Надо было просто стравить давление и подкачать расширительный бак. Кто ж знал, что этот ниппель из фольги сделан?
— Ты знал. Ты должен был знать, что ты не сантехник, Валера. Ты менеджер по продажам металлопроката. Ты трубы видишь только в накладных.
Света подосела на корточки перед котлом, стараясь не запачкать подол домашнего платья. Ситуация была хуже, чем казалось с порога. Вода залила не только пол. Она фонтаном ударила в блок розжига. Главный циркуляционный насос молчал — черный, матовый, мертвый. Манометр показывал гордый ноль. Система была пуста.
— И что теперь? — спросила она, поднимаясь. — На улице минус двадцать два, Валера. Дом остывает со скоростью градус в полчаса. Дети на втором этаже пока играют в планшеты под одеялами, но через час там будет склеп.
Валера вытер руки о грязную тряпку, висевшую на трубе подачи газа. Его лицо пошло красными пятнами — смесь стыда и злости на обстоятельства, которые, как он считал, сложились против него.
— Сейчас загерметизирую, — буркнул он, избегая встречаться с женой взглядом. — Холодной сваркой замажу, хомут поставлю. До утра продержится, а там в магазин съезжу. Не нагнетай.
— Хомут? — Света усмехнулась, и эта усмешка была страшнее любой истерики. — Ты на треснувшую силуминовую гильзу хомут поставишь? Или на сгоревшую плату, которая сейчас стоит как подержанные «Жигули»? Ты хоть понимаешь, что ты натворил своим рукоблудием?
Она подошла к термометру на стене котельной. Плюс пятнадцать. Час назад было восемнадцать. Холод вползал в дом невидимой, но тяжелой волной, начиная именно отсюда, с цокольного этажа.
— Я просила тебя не трогать настройки котла, но ты решил, что умнее сервисной службы, и теперь мы остались без отопления в минус двадцать? Ты сэкономил пять тысяч на мастере, чтобы попасть на сто тысяч ремонта системы? Поздравляю, «хозяин»! Теперь ты берешь кредит и чинишь это сам, а я с детьми уезжаю в гостиницу за твой счет!
Валера дернулся, словно получил пощечину.
— Какая гостиница? Ты с ума сошла? — он шагнул к ней, нависая своей массивной фигурой, но Света даже не пошевелилась. — Денег нет, ты знаешь. Мы ипотеку закрыли досрочно в прошлом месяце. На картах пусто. Какой отель, Света? Посидите в свитерах, пока я вожусь. Обогреватели включим.
— Обогреватели? У нас два масляных радиатора на двести квадратных метров. Ты собрался греть ими улицу? Или ты думаешь, что если будешь дышать на трубы перегаром, они не лопнут?
Валера сжал кулаки. Его бесило это её спокойствие. Бесило, что она права. Но признать это сейчас означало расписаться в полной мужской несостоятельности.
— Не смей со мной так разговаривать, — прошипел он. — Я мужик в этом доме, и я решаю проблемы. Сломалось — починю. А ты только и можешь, что деньги считать да пилить. Помогла бы лучше. Тряпку возьми, воду собери, а не стой над душой как надзиратель.
— Я тебе не подмастерье, Валера. Я предупреждала. Я просила. Ты выбрал слушать соседа-алкоголика, а не жену. Теперь ты будешь разгребать это дерьмо один.
Света развернулась и пошла к выходу из котельной. У двери она остановилась, не оборачиваясь.
— У тебя полчаса, чтобы найти деньги. Если через тридцать минут я не увижу бронь в «Парк-Отеле» и вызова аварийной бригады, я вызываю такси сама. И поверь, этот счет тебе не понравится гораздо больше.
Дверь за ней закрылась плотно, отрезав гулкое пространство котельной от остального дома. Валера остался один. Он посмотрел на мертвый котел, на лужу под ногами и на свои дрожащие руки. Потом со злостью пнул пластиковый ящик с инструментами, рассыпав гайки по мокрому полу. Изо рта вырвался первый клуб пара — температура в помещении упала еще на градус.
Света сидела за кухонным столом, который еще хранил призрачное тепло ужина. Перед ней лежал телефон с открытым калькулятором и листок бумаги, исписанный резкими, угловатыми цифрами. Тишина в доме стала осязаемой, тяжелой, как ватное одеяло. Раньше этот дом жил: тихо гудели трубы в стенах, щелкало реле термостата, шуршала вода в теплом полу. Теперь дом умирал, и каждый звук — скрип половицы, шум ветра за окном — казался предсмертным хрипом.
Валера вошел на кухню через пять минут. Он снял мокрые ботинки, но остался в грязных носках, оставляя на светлом ламинате влажные, неопрятные следы. От него пахло ржавчиной, сыростью и нервным, кислым потом. Он прошел к раковине, открыл кран, чтобы смыть с рук черную грязь, но вода шла ледяная — бойлер косвенного нагрева уже остыл. Валера выругался сквозь зубы и начал яростно тереть ладони, размазывая мазут.
— Тридцать две тысячи, — произнесла Света, не отрываясь от экрана.
Валера замер с намыленными руками.
— Чего?
— Плата управления на твой котел. Оригинал. Аналогов нет, я проверила на форумах. Плюс насос — это еще восемнадцать, если повезет найти в наличии. Группа безопасности, которую ты свернул, — еще пятерка. И выезд аварийной бригады в воскресенье вечером — двойной тариф. Итого, Валера, твой «бесплатный» ремонт обойдется нам минимум в семьдесят тысяч. Это если не вскроется, что ты еще и теплообменник пробил, когда отверткой ковырял.
Валера выключил воду, схватил полотенце — то самое, парадное, с вышивкой, — и вытер грязные руки, оставив на ткани черные разводы.
— Ты сгущаешь краски, — он попытался придать голосу уверенность, но вышло жалко. — Какая плата? Я её феном просушу, спиртом протру — и заработает. Там ломаться нечему, это ж текстолит. А трубу я сейчас заклею. Есть холодная сварка, есть фум-лента. Намотаю слой потолще, хомутами стяну. До весны простоит.
Он подошел к столу, отодвинул стул с противным скрежетом и сел напротив. Его трясло — то ли от холода, то ли от осознания масштаба бедствия, которое он пытался отрицать.
— Ты идиот, Валера? — Света подняла на него глаза. В них не было сочувствия, только холодный расчет патологоанатома. — Какая фум-лента? Там давление полторы атмосферы. Кипяток под давлением. Ты хочешь, чтобы когда мы уснем, эту твою «сварку» выбило, и кипяток хлестанул на проводку? Ты нас сжечь хочешь или просто утопить?
— Да что ты заладила: «сожжешь, утопишь»! — взорвался он, ударив ладонью по столу. — Я пытаюсь сэкономить! Ты хоть знаешь, сколько у нас денег осталось? Ты в курсе, сколько ты тратишь на продукты? На эти свои кружки для детей? Я кручусь как белка в колесе, а ты только счета мне под нос суешь!
— А вот это интересно, — Света отложила ручку. — Мы с тобой откладывали подушку безопасности. Там должно быть сто пятьдесят тысяч. Специально на такие случаи. На болезнь, на ремонт, на чертов котел. Где они, Валера? Почему ты говоришь так, будто мы нищие?
Валера отвел взгляд. Он начал нервно ковырять заусенец на пальце, делая вид, что рассматривает узор на скатерти.
— Там… пришлось взять немного. Диски на машину. И резина зимняя. Старая уже лысая была, опасно ездить. Я хотел сюрприз сделать, не говорил…
— Диски? — переспросила Света шепотом. — Ты купил литые диски на свою развалюху, выпотрошив семейный счет? А теперь ты стоишь тут, в остывающем доме, и предлагаешь мне замотать магистральную трубу изолентой, потому что у тебя нет денег на мастера?
— Это безопасность! — взвизгнул он. — На дороге скользко!
— Безопасность — это когда у твоих детей есть отопление в минус двадцать! — рявкнула она так, что Валера вжался в стул. — Ты не просто глупый, Валера. Ты опасный. Ты инфантильный вредитель.
Света встала. Ей стало зябко, холод пробирался под домашнюю одежду, кусал за лодыжки. Она поплотнее запахнула кофту.
— Значит так. Мне плевать, где ты возьмешь деньги. Кредитки, займы, у друзей занимай, почку продавай. Но сейчас ты оплачиваешь нам два номера в отеле. Потому что здесь через три часа будет ноль градусов. А потом ты вызываешь бригаду. Настоящую. И платишь им столько, сколько они скажут.
— Нет у меня денег на отель! — Валера вскочил, опрокинув стул. — Ты слышишь меня? Нету! Мы никуда не поедем! Оденемся потеплее, включим духовку, обогреватели! Перетерпим ночь! Я сейчас пойду и всё сделаю, назло тебе сделаю! Замотаю так, что век стоять будет! А ты… ты просто истеричка, которая при первой трудности бежит из дома!
— Я не бегу из дома, Валера. Я эвакуирую детей из зоны техногенной катастрофы, которую устроил их отец, — Света говорила пугающе спокойно, уже набирая что-то в телефоне. — И если ты думаешь, что я позволю им спать в куртках и дышать газом от духовки, ты сильно ошибаешься.
Она посмотрела на экран смартфона, потом на мужа.
— Такси приедет через пятнадцать минут. У тебя есть это время, чтобы найти деньги на гостиницу. Если ты не переведешь мне средства, я оплачиваю с кредитки. Но тогда, Валера, клянусь, завтра я подаю на алименты в браке. И ты будешь жрать «Доширак», пока не выплатишь мне каждую копейку с процентами.
— Ты не посмеешь, — прошептал он, но в его глазах уже плескался животный ужас.
— Посмотри на пар изо рта, Валера, — Света выдохнула, и маленькое белое облачко растворилось в воздухе между ними. — Зима близко. А ты стоишь тут в одних трусах, фигурально выражаясь. Время пошло.
Она развернулась и вышла из кухни, оставив его одного в окружении запаха грязных носков и быстро остывающего чайника. Валера остался стоять посреди кухни, чувствуя, как холодный пол через носки вытягивает из него остатки тепла и самоуверенности.
В спальне на втором этаже было ещё терпимо, но холод уже лизал стёкла, расписывая их первыми мутными узорами инея. Света двигалась быстро и чётко, как солдат, собирающийся по тревоге. Никаких лишних движений. Спортивная сумка на кровать. В неё — тёплые колготки для младшей, сменное бельё, зарядки для планшетов, пара любимых мягких игрушек. Она не бросала вещи, она укладывала их. Этот спокойный, методичный ритм пугал её саму больше, чем крики.
Внизу, на кухне, царила совсем другая атмосфера. Там пахло бедой. Валера сидел, сгорбившись над смартфоном, и экран мертвенно-бледным светом озарял его перекошенное лицо. Он судорожно тыкал пальцем в стекло, промахиваясь мимо мелких кнопок экранной клавиатуры. Банковское приложение отказало ему в кредите ещё две минуты назад — слишком большая долговая нагрузка, плюс недавняя рассрочка на те самые проклятые диски.
— Ну давай же, тварь, грузись, — шептал он, кусая губы.
Он скачал первое попавшееся приложение с яркой, кричащей иконкой «Деньги сразу». Проценты там были такие, что в приличном обществе за такое бьют канделябрами, но выбора у Валеры не осталось. Ему нужно было ввести паспортные данные и сделать селфи с разворотом документа. Руки дрожали так сильно, что камера никак не могла сфокусироваться. Ему казалось, что телефон раскалился, хотя пальцы уже немели от холода, ползущего по полу.
Света спустилась вниз, держа в одной руке сумку, а в другой — куртки детей. Она остановилась в дверном проёме, наблюдая за унизительной пантомимой мужа.
— Ты нашёл? — спросила она. Голос звучал буднично, как вопрос о покупке хлеба.
Валера дернулся, пряча экран телефона, словно подросток, застуканный за чем-то постыдным.
— В процессе! — рявкнул он, не оборачиваясь. — Думаешь, это так просто? Щелкнул пальцами — и миллион в кармане? Банки сейчас не работают, выходной, система висит.
— Приложения работают круглосуточно, Валера. Особенно те, где дают деньги до зарплаты под тысячу процентов годовых. Я вижу этот зелёный логотип даже отсюда.
Он резко развернулся на стуле. Стул жалобно скрипнул.
— А тебе весело, да? — зло выплюнул он. — Стоишь там, упакованная, готовая свалить в тёпленькое местечко, и наслаждаешься, как я унижаюсь? Ты ведь могла просто дать свою кредитку. У тебя там лимит двести тысяч. Мы бы потом закрыли в грейс-период. Но нет, тебе нужно меня растоптать. Тебе нужно показать, кто тут главный.
— Я не даю кредитку человеку, который только что спустил семейную заначку на цацки для машины, — отрезала Света, надевая пуховик. — И я не наслаждаюсь, Валера. Мне противно. Мне физически дурно от того, что мой муж, здоровый тридцатипятилетний лось, сидит и клянчит пятьдесят тысяч у ростовщиков, потому что ему захотелось поиграть в сантехника.
В телефоне звякнуло уведомление. Валера вздрогнул и впился глазами в экран. «Заявка одобрена. Средства зачислены». Он выдохнул, и облачко пара вырвалось изо рта, смешиваясь с запахом перегара, который, казалось, стал только резче на холоде.
— Есть деньги! — он вскочил, потрясая телефоном как трофеем. — Видишь? Я решил вопрос! Я мужик, я достал! Сейчас переведу тебе на этот чертов отель.
Он быстро, путаясь в цифрах, начал вбивать номер её карты. Его распирала странная, болезненная гордость. Он выкрутился. Он смог. Пусть теперь она подавится своим отелем.
— Перевел, — буркнул он через минуту. — Тридцать тысяч. Хватит тебе на две ночи с завтраками? Или тебе ещё шампанского в номер заказать?
Света достала свой телефон, проверила баланс. Деньги пришли.
— Хватит, — коротко ответила она. — А теперь вторая часть марлезонского балета. Вызывай аварийку. Прямо сейчас, при мне. Включай громкую связь.
— Ты мне не доверяешь? — Валера обиженно поджал губы.
— Я доверяю фактам. Факт сейчас — это минус двадцать на улице и труп котла в подвале. Звони.
Валера, чертыхаясь, нашел номер круглосуточной службы, который висел на магните на холодильнике уже три года. Гудки шли долго, тягуче. Наконец, сонный, но профессионально бодрый голос диспетчера ответил.
— У нас авария, котел встал, течь, — быстро заговорил Валера, стараясь звучать компетентно. — Модель «Бакси Луна». Нужно срочно. Да, плата, похоже, сгорела. И коллектор… ну, немного поврежден.
Диспетчер что-то уточнял, называл расценки. Валера морщился, кивал, соглашался на все условия.
— Четыре часа? — переспросил он, и лицо его вытянулось. — А раньше никак? У нас дети… А, понял. Двойной тариф за срочность? Да, согласен. Хорошо, ждем.
Он нажал отбой и посмотрел на Свету. В его взгляде смешались страх и вызов.
— Они приедут через четыре часа. Раньше никак, все бригады на вызовах, морозы ударили, у всех всё летит. Довольна? Я сделал всё, что ты просила. Теперь мы можем остаться? Четыре часа пересидим в куртках, чай попьем…
— Мы — нет, — Света застегнула молнию на куртке до самого подбородка. Этот звук — резкий «вжик» — прозвучал как приговор. — Дети уже одеты. Такси будет через пять минут. Мы едем в отель.
— Ты бросаешь меня здесь одного? — голос Валеры сорвался на фальцет. — В ледяном доме? А если трубы прихватит? А если мне помощь нужна будет?
— Вот именно, Валера. Ты остаешься караулить дом, чтобы трубы не прихватило. Будешь сливать остатки воды, греть феном ввод, делать хоть что-то полезное. А я везу детей в тепло. Потому что кто-то из нас должен думать головой, а не ущемленным самолюбием.
— Предательница, — прошипел он. — Ты просто ищешь повод свалить. Тебе плевать на дом, плевать на меня. Ты…
— Я мать, Валера, — перебила она его, подхватывая сумку. — И сейчас это моя единственная функция. А ты — сторож руин, которые сам же и создал.
В прихожей послышался топот — спустились дети, закутанные в шарфы, с испуганными глазами. Они чувствовали напряжение родителей, оно пугало их больше холода. Света улыбнулась им — через силу, одними губами.
— Папа останется чинить домик, а мы поедем в маленькое путешествие, — сказала она громко, специально для детей, но каждое слово било по Валере, как пощечина.
Валера стоял посреди кухни, сжимая в руке телефон, на который уже начали приходить смс от микрофинансовой организации с предложением взять еще один займ. Он чувствовал, как холод обхватывает его за плечи, пробирается под свитер, и понимал, что этот холод теперь останется с ним надолго, даже когда батареи снова станут горячими.
В прихожей царила суета, но суета эта была странной — бесшумной и напряженной, словно перед эвакуацией при бомбежке. Света натягивала на младшего сына теплые штаны поверх джинсов. Ее движения были резкими, точными, лишенными материнской мягкости. Сейчас она была не мамой, которая целует разбитую коленку, а инструктором по выживанию. Дети чувствовали это настроение и молчали, лишь испуганно поглядывая на отца.
Валера стоял в дверном проеме кухни, привалившись плечом косяку. Он так и не надел свитер, оставаясь в одной футболке, словно пытаясь доказать самому себе, что в доме не так уж и холодно. Хотя изо рта у него вырывался отчетливый пар, а пальцы ног в тонких носках уже начали неметь.
— Ты ведь понимаешь, что этот займ нас задушит? — вдруг сказал он, глядя в спину жене. — Там триста шестьдесят пять процентов годовых. Я взял пятьдесят тысяч, а отдавать придется сто. Ты сейчас своими руками загоняешь нас в долговую яму ради одной ночи на крахмальных простынях.
Света выпрямилась, поправляя шапку на голове ребенка. Она медленно повернулась к мужу. В свете тусклой лампочки прихожей ее лицо казалось высеченным из камня.
— Не «нас», Валера. А тебя. Это твой займ, твой договор и твоя ответственность. Я не подписывала ни одной бумаги. А что касается цены… Считай это платой за обучение. Курсы «Как не лезть туда, где ты ничего не понимаешь» стоят дорого. Университетское образование вообще нынче недешевое удовольствие.
— Ты стерва, Светка, — выдохнул он, и в этом слове не было ярости, только усталая, липкая злоба. — Ты просто ждала повода. Тебе нужен был этот сломанный котел, чтобы показать, какая ты святая, а я — ничтожество. Ты сейчас не детей спасаешь, ты свое эго тешишь. Нормальная баба осталась бы, помогла. Воду бы грела, ведра таскала, поддерживала. А ты… ты потребительница.
— Воду греть? — Света усмехнулась, надевая сапоги. — В чайнике объемом полтора литра? Чтобы залить ее в систему объемом двести литров? Ты даже сейчас, стоя по уши в проблемах, продолжаешь нести чушь. Я не потребительница, Валера. Я — единственный взрослый в этой семье. И я устала быть взрослой за двоих.
Снаружи, разрезая темноту зимнего вечера, по окнам полоснули фары подъехавшего такси. Яркий желтый свет на секунду осветил прихожую, выхватив перекошенное лицо Валеры и спокойные глаза Светы. Телефон в ее кармане пискнул.
— Машина здесь. Выходим, — скомандовала она детям.
Она открыла входную дверь. В дом ворвался морозный воздух, густой и плотный, как дым. Он моментально смешался с затхлым запахом остывающего жилья, создав непередаваемый аромат безнадежности.
Валера дернулся вперед, словно хотел перегородить им путь, но остановился на пороге. Холодный ветер ударил его по голым рукам, заставив кожу покрыться мурашками.
— А я? — спросил он неожиданно жалко. — Мне что делать? Я тут с голоду сдохну, пока буду ждать этих твоих мастеров. Хоть бы бутербродов оставила.
Света, уже стоя на крыльце и подталкивая детей к машине, обернулась. Снег скрипел под ее подошвами — сухой, злой звук.
— В холодильнике есть пельмени. Газа нет, котел не работает, но у тебя есть туристическая горелка в гараже. Если, конечно, ты и ее не сломал или не продал, чтобы купить очередную безделушку для машины. Разберешься. Ты же мужик, ты же, как ты сказал, всё решаешь.
Она спустилась по ступеням. Таксист, видя, что пассажиры с вещами, вышел открыть багажник. Из салона автомобиля вырвалось облако тепла, пахло ароматизатором «елочка» и дешевым кофе. Для Валеры, стоящего на ледяном ветру, этот запах показался ароматом рая, в который его не пустили.
— Свет! — крикнул он, перекрикивая шум двигателя. — Если ты сейчас уедешь, можешь не возвращаться! Слышишь? Я этого не прощу! Бросила мужа в беде!
Света замерла у открытой задней двери такси. Она посадила детей, захлопнула за ними дверцу и подошла к багажнику. Таксист деликатно отвернулся, делая вид, что протирает фару.
— Я вернусь завтра, Валера, — сказала она тихо, но ветер донес каждое слово. — Вернусь, чтобы проверить, починил ли ты отопление. И если в доме будет тепло, мы останемся. А если нет… если я увижу здесь замерзшие трубы и тебя, пьяного и жалеющего себя, то мы соберем остальные вещи. И тогда это будет уже не гостиница. Это будет переезд.
— Ты пугаешь меня разводом? — Валера скривил губы в ухмылке, но глаза его бегали. — Кому ты нужна с двумя прицепами?
— Лучше быть с двумя детьми, чем с тремя, один из которых — сорокалетний капризный подросток с манией величия, — отрезала Света.
Она села на переднее сиденье. Дверь захлопнулась с глухим, плотным звуком, отрезая Валеру от семьи. Щелкнули замки блокировки. Такси медленно развернулось, осветив фарами облупившуюся штукатурку гаража, и поползло к воротам поселка. Красные габаритные огни растворились в темноте через минуту.
Валера остался стоять на крыльце. Ветер трепал его футболку, пробираясь к самому телу, выстужая внутренности. Он чувствовал, как коченеют пальцы. Где-то вдалеке залаяла собака, и этот звук показался издевательским.
Он медленно, шаркая ногами как старик, вернулся в дом и захлопнул тяжелую входную дверь. Щелкнул замок. Тишина навалилась на него мгновенно. Это была не та уютная тишина, что бывает вечером, когда все спят. Это была мертвая тишина склепа. Не гудел котел, не шуршала вода, не бубнил телевизор.
Валера прошел в гостиную и упал на диван, не снимая обуви. Он посмотрел на термометр. Плюс тринадцать.
— Ну и пошли вы, — громко сказал он в пустоту. — Сами приползете. Без меня вы никто.
Его голос прозвучал жалко и сразу затих, поглощенный остывающими стенами. Он сжался в комок, обхватив себя руками, и уставился на темный экран телевизора, в котором отражалось его собственное, едва различимое в полумраке лицо. Ему предстояло четыре часа ждать аварийную бригаду в доме, который он сам же и убил, наедине с холодом и кредитом, который он не знал, как будет отдавать. Но страшнее всего было то, что он впервые в жизни понял: Света не шутила. И этот холод, ползущий по полу, был теперь не только снаружи, но и внутри него самого. Окончательно и бесповоротно…
