Начиналось их знакомство очень мило и многообещающе. Молодой аристократ, интересный щегольски одетый брюнет в парижском ресторане «Пале-Рояль» увидел прелестную двадцатидвухлетнюю парижанку.
Вернее, женщин было две: молоденькая и постарше. Та, что постарше, быстро ретировалась, заметив интерес важного господина к своей подруге.
Александр Васильевич Сухово-Кобылин решился заговорить с темноволосой красавицей с точеной фигуркой. Бойкая француженка представилась: «Луиза Симон-Деманш, модистка!»
Угостив девушку ужином, Сухово-Кобылин понял, что барышня не против продолжения знакомства. Луиза разоткровенничалась, кокетливо поглядывая на нового знакомого: «В Париже не могу найти подходящую работу…»
За бокалом шампанского решилось ее будущее. Александр Васильевич с пылкостью пообещал: «Уверен, в России вы бы ее нашли, а я со своей стороны обещаю всяческую помощь, поддержку и лучшие рекомендации!»
Луиза посмотрела на него недоверчиво: много вас таких, желающих воспользоваться наивностью и красотой молоденькой девушки. Словно читая ее мысли, Сухово-Кобылин тут же подтвердил свои слова действиями: Луиза получила тысячу франков на дорожные расходы, связанные с переездом в Россию.
Это было в 1841 году, а через девять лет случится страшное.
Модистка переехала в Москву и стала именоваться Луизой Ивановной. Сухово-Кобылин денег для молодой красавицы не жалел: девушка въехала в просторную, обставленную с роскошью, пятикомнатную квартиру на углу Тверской улицы в Москве и заняла весь первый этаж.
У Луизы была прислуга: повар, кучер и горничные из числа крепостных людей Александра Васильевича. Так же Луизе были выделены деньги на все расходы и для открытия винной лавки и бакалейной лавки.
Он снабдил девушку капиталом в 60 000 рублей серебром. Луиза наивно надеялась, что ослепленный страстью Сухово-Кобылин женится на ней.
Но страсти полыхали лишь за закрытыми дверями квартиры на Тверской. Александр Васильевич никогда не появлялся открыто с любовницей и не представлял ее друзьям. Луиза привязалась к нему и искренне полюбила.
Александр Васильевич был очень хорош собой: смуглолиц, независим, самоуверен, подтянут, физически очень крепок. Он в любую погоду обливался холодной водой, занимался спортом, был прекрасным наездником.
Да и умом не обделен: выпускник Московского университета продолжил образование в одном из старейших и престижнейших учебных заведений Германии.
Сухово-Кобылин имел огромное состояние, владел чугуноплавильными заводами в Выксе, имениями в пяти губерниях (Тульской, Нижегородской, Владимирской, Московской и Тверской) с тысячами крепостных.
Будучи натурой страстной, Александр Васильевич увлекался лошадьми («На Щеголе скакал в 1843 году на приз охотников А. Сухово-Кобылин, почему он считается первым джентльменом, выигравшим приз в Москве…»), картами (выигрывал целые имения, поскольку был умен и удачлив), ну и женщинами…
Друживший с Герценом и Огаревым, входивший в кружок Николая Станкевича, Сухово-Кобылин был желанным гостем в любом обществе.
К любовнице он приезжал ненадолго. Луиза скучала, посылала ему записки, часто милые и грустные, порой пронзительные, временами — требовательные.
С годами надежда на то, что любовник станет супругом, таяла. Содержанка начала ему надоедать. Торговлю она разорила, что вовлекло Сухово-Кобылина в неожиданные траты.
За восемь прожитых в Москве лет Луиза так и не выучила русского языка, но была скора на расправу и била почем зря прислугу.
Мадемуазель устраивала сцены ревности с многочисленными упреками и заламыванием рук. Александр Васильевич попал в тупик: бросить Луизу было бесчестно, а оставаться с ней — тягостно. Вот бы отправить ее во Францию…
Но иногда в нем просыпалась сентиментальность: «Это было в 1848-1849 гг., мы были с Луизой в Воскресенском, — записал Сухово-Кобылин в своем дневнике. — Был летний день, и начался покос в Пулькове, в Мокром овраге… Я ходил по покосу, она пошла за грибами…
Я начал искать и невдалеке между двух простых березовых кустов нашел ее на ковре у самовара в хлопотах, чтобы приготовить мне чай и добыть отличных сливок… Я сел, поцеловал ее за милые хлопоты и за мысль устроить мне чай… Вот оно где мелькает и вьется, как вечерний туман, это счастье, которое иной едет искать в Москву, другой — в Петербург, третий — в Калифорнию».
Оказалось, что ехать в Калифорнию совсем не обязательно. Сухово-Кобылин нашел новую возлюбленную в 1850 году. Ею оказалась светская львица Надежда Нарышкина, женщина обаятельная и грациозная, урожденная баронесса Кнорринг, и была она замужем за князем Александром Григорьевичем Нарышкиным, но ответила Александру Васильевичу взаимностью и собиралась уйти от мужа.
Писательница Евгения Тур, — сестра А. В. Сухово-Кобылина, — писала брату: «Я знаю, что, предавшись другой любви, которая, по-моему, не имеет будущности, ты разорвешь сердца этих женщин, обе они будут несчастны. Не знаю, которая из них будет несчастней. … Лучше заглушить эту страсть в зародыше».
Луиза узнала о сопернице и стала тайно следить за своим любовником. Она слонялась вокруг особняка Нарышкиных и заглядывала в окна. Надин тоже заметила Луизу.
«Проходя мимо окна, хозяйка дома увидела при свете костров, которые горели по тогдашнему обыкновению для кучеров, на противоположном тротуаре кутавшуюся в богатую шубу женщину, пристально смотревшую в окна. Женщина узнала в ней Симон-Деманш, сплетни о безумной ревности которой ходили тогда по Москве.
Ей пришла в голову женская злая мысль. Она подозвала Сухово-Кобылина, сказала, что ушла сюда, в нишу окна, потому что ей жарко, отворила огромную форточку и поцеловала ничего не подозревавшего ухаживателя на глазах у несчастной Симон-Деманш…»
7 ноября 1850 года из съемной квартиры дома в десятом часу вечера вышла Луиза Симон-Деманш. Уходя, она приказала слугам свечей не гасить: «Я скоро вернусь…»
Через два дня ее телo за Пресненской заставой нашел случайный прохожий Андрей Петряков. Согласно полицейскому отчету у дороги на Ходынское поле, обнаружили тpyп молодой женщины:
«…пoгибшaя была среднего роста и была одета в зеленое клетчатое платье, белые шелковые чулки и черное бархатное полупальто и сапожки. У женщины были золотые и бриллиантовые серьги в ушах и кольца на руках. Ее заплетенные в косу каштановые волосы были скреплены «черепаховым гребнем без зубца».
В кармане жepтвы был набор «внутренних ключей разного размера». Не менее подробным был отчет доктopа Тихомирова, который во время осмoтpa установил, что вокруг гopла, на передней части шеи, была «поперечная рaнa с рвaными кpaями…»
Рядом с тeлoм были следы саней; судя по следам лошадей, экипаж сначала свернул с дороги, а затем направился в сторону Москвы.
Все это время Сухово-Кобылин разыскивал по всей Москве Луизу. Не обнаружив ее дома утром 8 ноября, он послал извозчика к ее приятельнице, но там Луизы не казалось. Слуги утверждали, что их хозяин «никогда раньше не был так встревожен отсутствием Деманш».
Днем 9 ноября Сухово-Кобылин прибыл на заседание Купеческого собрания, нашел там московского обер-полицмейстера Ивана Лужина и сообщил ему о пропаже Луизы. Тот отдал распоряжение об опросе извозчиков, однако ни один из них не смог вспомнить пассажирку «в меховом салопе и шляпе».
Подозрение сразу же пало на Сухово-Кобылина. Возле его особняка на Страстном бульваре собиралась толпа любопытных и все ждали: когда же из дома выйдет yбийцa?! В особняке у Александра Васильевича прошел тщательный обыск, были изъяты бумаги и письма Луизы Деманш.
В ее последней записке к нему были такие слова: «Заезжайте ко мне сегодня вечером, хоть на четверть часа… Я, может быть, беспокою Вас в последний раз… Вероятно, Вы уже скоро не услышите обо мне в Москве».
Вскоре обер-полицмейстер Лужин получил документ о том, что вызванные на опознание крепостные крестьяне Сухово-Кобылина — кучер Галактион Козьмин и повар Ефим Егоров — узнали в погибшей «иностранку Луизу Ивановну, живущую в доме Гудовича».
Спустя несколько дней к особняку Сухово-Кобылина подкатила черная карета. Двое полицейских и четверо вооруженных солдат вошли в дом и вскоре вывели оттуда хозяина, связанного, без шапки, с заломленными руками.
Сухово-Кобылин отрицал любовную связь с француженкой и говорил о том, что их отношения были основаны на дружбе. Однако, дневники его говорили обратное: «Зима. Первое сладостное свидание с Луизой. Я ее посадил в сани и… какая досадная эта зима — эта шуба… «
По свидетельству Сухово-Кобылина, последний раз он виделся с Луизой 6 ноября, а вечер 7 ноября провел в доме губернского секретаря Александра Нарышкина, чему было пятнадцать свидетелей. Угрозами, обещаниями вытащить из беды в последующем и денежными посулами Сухово-Кобылин еще до ареста уговорил кучера и повара признаться в том, что они лишили жизни Луизу.
Что, собственно, было нетрудно — крепостные его боялись.
«Этот человек, превосходно говоривший по-французски, усвоивший джентельменские манеры, был… дикарем, — описывал в своих воспоминаниях журналист XIX века Евгений Феоктистов, — дворня его трепетала».
Вскоре под подозрение попала и Надежда Ивановна Нарышкина: по Москве ходили слухи, что Луиза застала Надин в доме своего любовника и напала на нее, отвесив пощечину. Защищая Нарышкину, Александр Васильевич ударил мадемуазель Деманш тяжелым канделябром. По другой версии, именно Нарышкина наняла слуг, чтобы избавиться от соперницы.
Надежда Нарышкина, опасаясь вызова на допрос, спешно покинула Россию вместе с малолетней дочерью Ольгой и отправилась во Францию. К тому моменту она была беременна от Сухово-Кобылина. Во Франции в июне 1851 года она родила дочь, которую назвала… Луизой.
Получается,что как раз в ноябре 1850 года Нарышкина узнала о своей беременности. Дочь в последующем Александр Васильевич Сухово-Кобылин признал своей и оставил ее своей наследницей.
Следствие и часть великосветского сообщества не верили в невиновность Сухово-Кобылина и Нарышкиной. Лев Толстой в письме своей родственнице Татьяне Ергольской сообщил о слухе, который вызвал волнение в Москве: «Когда Кобылина арестовали, они обнаружили письма от Нарышкиной, в которых она упрекала его за то, что он ее бросил, и угрожала госпоже Симон… Они считают, что yбийцы были подосланы Нарышкиной».
Семь долгих лет длилось расследование. Сухово-Кобылина за это время арестовывали дважды, но отпускали за отсутствием прямых улик. Крепостных оправдали, так как признательные показания от них были получены в результате пытoк. В конце концов по приказу Александра II Сухово-Кобылина приговорили к «церковному покаянию за любовную связь», а дело было прекращено…
В тюрьме он от нечего делать написал пьесу «Свадьба Кречинского» и прославился как драматург. За «Свадьбой Кречинского» последовали пьесы «Дело» и «Смерть Тарелкина». Кто был виновен в смерти Луизы так и осталось загадкой.
«Не будь у меня связей да денег, давно бы я гнил где-нибудь в Сибири», — уже по закрытии дела говорил Сухово-Кобылин.
Что касается Надежды Нарышкиной, то во Франции она стала хозяйкой великосветского салона и познакомилась с Александром Дюма-сыном, который увлекся ею.
«Больше всего я люблю в ней то, что она целиком и полностью женщина, от кончиков ногтей до глубины души… Это существо физически очень обольстительное — она пленяет меня изяществом линий и совершенством форм. Все нравится мне в ней: ее душистая кожа, тигриные когти, длинные рыжеватые волосы и глаза цвета морской волны…», — писала о Надин Жорж Санд.
От Дюма Надин родила внебрачную дочь, которая росла в ее доме на правах воспитанницы. Дочь от Сухово-Кобылина под именем Луиза Вебер тоже числилась воспитанницей. После смерти мужа Нарышкиной Дюма женился на Надин. Бракосочетание состоялось 3 февраля 1865 года, а в 1867 году родилась их вторая общая дочь.
Одержимая продолжить династию Дюма и родить непременно сына, Нарышкина забеременев, лежала месяцами в постели. Но все ее последующие беременности оканчивались неудачно. Она изводила мужа ревностью, приступами черной меланхолии и терзала подозрениями, превратив его жизнь в ад. В конце концов они расстались. Врачи диaгнocтировали у Нарышкиной неизлечимую дyшевнyю бoлeзнь.
Дальнейшая судьба Сухово-Кобылина — просто череда трагических обстоятельств. Александр Васильевич женился в августе 1859 года в Париже на француженке Мари де Буглон из старинного французского рода. Весной 1860 года Мари заболела туберкулезом. Она скончалась 26 октября 1860 года по дороге во Францию на ямской станции в Вилькомире.
Второй женой его стала англичанка Эмилия Смит, венчание состоялось в 1867 году. В середине января 1868 года Эмилия, находясь в России, простудилась и 27 января скончалась. Больше Сухово-Кобылин не женился.
1900 году Александр Васильевич Сухово-Кобылин переехал во Францию и поселился вместе со своей дочерью от Нарышкиной — Луизой в Больё-сюр-Мер, недалеко от Ниццы, где и скончался 24 марта 1903 года от воспаления легких в возрасте 85 лет. Был похоронен на местном кладбище.
