Её почитают и православные, и иудеи. Не как святую — как человека. Невероятно, как много сохранялось добра в женщине, которая видела в своей жизни столько зла и горя. Судьба принцессы Алисы: трагическая жизнь забытой праведницы, которая спасала евреев в годы фашизма.
Переплавленная тиара
Когда в 1946 году принц Филипп встал на колено перед принцессой Елизаветой, делая ей предложение, в его протянутой руке сверкало дорогое кольцо. Филипп никогда не был достаточно богат для колец такого рода, так что Елизавета наверняка предположила, что Филиппу оно досталось по наследству. И да, и нет…
Это была переплавленная драгоценная тиара его матери, невестки греческого короля, которую некогда подарила на её свадьбу тётя — последняя русская императрица. И вся жизнь принцессы Алисы была так же затейлива и часто печальна, как и история этого кольца.
Она одевалась, как монахиня, хотя никогда не принимала постриг; её лечил от шизофрении сам Зигмунд Фрейд — методами, от которых с ума сойти можно; она бродяжничала по всей Европе при живых дочерях, обзаведшихся домом; она всегда была христианкой, но её почитают евреи, и её могила расположена в Израиле. О ней можно сказать много добрых слов — а вот о её жизни, увы, нет.
Принцесса из рода Виктории: жизнь номер один
По матери будущая жена принца Греческого и Датского была внучкой принцессы Алисы, дочери королевы Виктории — и получила имя в честь обеих. Виктория было первым и Алиса — вторым. Было ещё несколько имён, но все звали сначала девочку, а потом женщину просто Алисой (точнее, Её высочеством принцессой Алисой).
На родах присутствовала сама королева Виктория, чтобы поддержать внучку и среди первых увидеть правнучку.
Росла девочка Алиса тоже под присмотром прабабушки — первые годы жизни она провела в Англии. Очень быстро врачи и родные заметили, что у девочки серьёзные проблемы со слухом. В то время было трудно определить степень глухоты человека — полная она или просто очень сильная, так что Алису стали считать абсолютно глухой.
Тем не менее, её не растили где-то отдельно от семьи, как порой бывало с «неправильными» детьми из английской королевской семьи. Мать учила девочку понимать речь по губам, а потом — и говорить. И научила.
Алиса свободно говорила по-английски, по-немецки (этот язык был родным для её отца) и по-французски. И читала, конечно, тоже. Как позже выяснилось, всё же глухота её была неполной, и это помогало принцессе.
Алиса мелькала на глазах у публики с малых лет. В восемь лет её позвали подружкой невесты на свадьбу наследного принца Георга с Марией Текской, и публика обсуждала, как очаровательна маленькая Алиса в пышном платьице и с завитыми локонами. Когда она в пятнадцать со слезами на глазах провожала в последний путь королеву Викторию, все снова обсуждали, как мила принцесса Алиса в трауре.
Но вот с молодыми людьми она общалась при этом не очень много, и чуть ли не первый принц, с которым она познакомилась на коронации своего двоюродного деда Эдуарда, конечно же, стал и её первой любовью. Это был один из сыновей греческого короля, принц Андрей.
Молодой — всего тремя годами старше семнадцатилетней принцессы, в ладно сидящей на стройной фигуре форме, интеллигентный и с замечательными манерами… Тогда она верила, что он станет счастьем всей её жизни. Тогда, быть может, и он в этом верил. Через год после знакомства они поженились.
Греческая принцесса: жизнь номер два
В 1903 году уехать из Британии в Европу уже было не так похоже на перемещение в параллельный мир, как раньше. Письмо ходили регулярно, работали телеграф и телефон, и добраться в гости на поездах и пароходах было быстрее, чем — за сто лет до того — на лошадях и парусниках. И всё же Алиса в некотором роде попала в параллельный мир. Греция очень сильно отличалась от Британии.
Британия пользовалась латинским алфавитом — и почти везде, где могла путешествовать в Европе принцесса, она видела знакомые буквы. Но не в Греции. Здесь буквы были чужие, и таких странных очертаний, словно их вырезали острыми палочками по восковой дощечке или по глине.
Британия была полна дождей и тумана — Греция была залита солнцем, и от жары тут страдали чаще, чем от холода. Куда чаще. Говор, мелодии, кухня — всё было другое, ко всему надо было привыкать, не находя, на что опереться. Только мода была, конечно, общеевропейская.
Алиса прилежно и спешно учила греческий, перешла (ещё перед свадьбой) в православие. Она полюбила вкус местных плодов, нашла своё очарование в летних жаре и истоме, привыкла к сверкающему морю и горным вершинам.
Очень скоро в Европу — например, на свадьбу Великой княжны Марии Павловны с принцем Вильгельмом — она стала выбираться как в чужую сторону, с удовольствием возвращаясь в родную теперь Грецию. В Греции она принимала любовь мужа, носила его детей под сердцем и рожала их — сразу маленькими греками.
Андрей занимался тем, чем занимались большинство младших принцев Европы — военной службой. Алиса открыла школу изящной вышивки. В ней благородные уроженки Англии традиционно, со Средних ещё Веков, были большими мастерицами.
Одна за другой родились две дочери, Маргарита и Феодора. Поскольку муж ожидал сына, Алиса готовилась рожать дальше. Но в мирное течение семейной жизни ворвался военный переворот 1909 года. С этого момента жизнь уже никогда не была спокойной.
Начались бесконечные сражения — сначала конфликты на Балканах, потом Первая мировая. Алиса рожала следующих дочерей — а потом уходила от игр в детской в госпитали, ухаживать за ранеными. Она, естественно, обучилась сестринскому делу. В 1917 году греческий король отрёкся от престола в пользу старшего сына Александра, и Андрей с семьёй на всякий случай уехали в Швейцарию.
В 1918 году Алиса узнала о расстреле двух любимых тётушек в России — одна из них была императрицей, другая великой княжной. В 1920 году она с семьёй вернулась в свою благословенную Грецию, чтобы родить там на кухонном столе дворца на Корфу долгожданного сына — и вскоре бежать с ним на руках.
Бездомная: жизнь третья
В 1922 году, после очередного переворота, принца Андрея приговорили к казни, милостиво заменив её изгнанием. Семья с довольно скудным багажом взошла на борт английского корабля. Андрей, Алиса, четыре дочери: семнадцатилетняя Маргарита, её погодка Феодора, одиннадцатилетняя Сесилия, восьмилетняя София. И маленький принц Филипп, ещё не научившийся даже ходить.
Им предстояло скитаться по Европе, пока не найдётся постоянный приют. София надолго запомнила картину из детства: маленький Филипп ползает по грязному полу очередного поезда. Её раннее детство проходило совершенно не так, и вид крохотного мальчика на затоптанном ковре стал для неё почти что концентрированным образом бесприютности.
Хотя родственники в Европе и помогали изгнанному принцу и его семье, жизнь больше не налаживалась. Андрей остыл к жене. Алиса молилась целыми днями, увлеклась мистикой (как и многие в двадцатых) и в какой-то момент (как, опять же, многие тогда) начала уверять, что слышит божественные голоса.
Поскольку, помимо голосов, она надоедала мужу упрёками по поводу его любовниц, игр в казино и прочих мелочей, которые отчего-то страшно её волновали, муж, заручившись согласием пары родственников, поместил её в психиатрическую клинику.
К тому моменту у них давно был постоянный дом: Мария Бонапарт, бывшая замужем за братом принца Андрея, выделила им свой дом в Париже. Возле него Алиса открыла благотворительный магазин. Выручка из магазина шла в помощь греческим беженцам. Чтобы не тратиться на переводчиков, она бесплатно перевела для публикации записки мужа о боях с турками на английский.
И ещё — посещала дам своего круга, любивших обсудить кого-то вроде Жанны д’Арк и, возможно, поговорить с её духом с помощью специального медиумного стола. Какими бы ни были её развлечения, они стоили её семье совсем немного денег, а её дети регулярно видели мать.
Принц Андрей считал себя выше подобных прозаических соображений. Его загулы, его обращение с женой, перенесённые ею мучения и страхи — вместе с необходимостью защищать от них детей — всё это привело к нервному срыву. Нервный срыв привёл к клинике, клиника привела к Фрейду.
Дело в том, что лечащим врачом Алисы был один из учеников Фрейда, и он оказался немного в затруднении. Он был убеждён, что Алиса больна, но не мог понять чем. Конечно, ей поставили шизофрению, как многим тогда ставили, но поведение её было не совсем обычно, не таким, как у остальных больных.
Фрейд моментально раскусил эту задачку. Он объяснил ученику, что у принцессы не абы какая шизофрения, а от патологических излишков сексуальной энергии. И рекомендовал облучать ей яичники рентгеном, чтобы поскорее прекратить их деятельность — тогда, мол, и болезнь уйдёт.
И действительно, Алиса, по представлениям времени, была ходячей патологией. К сорока пяти годам она была крепка, здорова и без признаков надвигающейся менопаузы. В то время, как ей пора была отречься уже от своей телесности и готовиться к роли бабушки…
Алису лечили всеми передовыми методами. И радиацией лечили. И обливаниями холодными. И «спокойной обстановкой» — то есть, максимально скудной, практически сенсорной депривацией. Всё это время мать, узнавшая о судьбе дочери, билась за неё, пытаясь вызволить из клиники, а дети потеряли друг друга. Им надо было как-то выживать, пока отец наслаждается жизнью далеко от дома.
Шестнадцатилетняя Софи стремительно вышла замуж за первого попавшегося немецкого аристократа. Срочно вышла замуж за двоюродного брата-немца и её старшая сестра Сесилия. Тогда же вышли замуж, не слишком долго разбирая, и Маргарита с Феодорой.
Девятилетний Филипп замуж выйти не мог. Ему повезло, что его сумела забрать к себе в Лондон бабушка по матери. Сестёр и мать он потом не видел ещё семь лет. Дом его бабушки был домом тех, кто потерял всё. Сама бабушка была вдовой уже почти десять лет. Её личной ассистенткой была бывшая фрейлина российской императрицы, София Карловна Буксгевден.
Ей повезло стремительно пересечь Россию, сесть во Владивостоке на пароход до Америки, так же стремительно пересечь Америку и добраться до Англии — и особенно повезло в Англии найти место у принцессы Виктории, матери принцессы Алисы. Возле них и рос принц Филипп, мальчик, который потерял родину и чей отец засадил мать в больницу, чтобы уехать с любовницей прочь от детей.
Бабушка Виктория добилась того, чтобы из клиники Алису перевели в санаторий для душевнобольных, со значительно более мягкими условиями. Через два года Алису выпустили из санатория. Она вышла за ворота, едва ли понимая, как теперь жить и куда идти. Её третья жизнь давно закончилась, а четвёртая как будто так и не смогла начаться.
Алиса сама по себе: жизнь четвёртая
Некоторая время принцесса Алиса скиталась из страны в страну, из гостиницы в гостиницу, найдя себе компаньонку, такую же бедную и знатную. Счета оплачивали родственники. Алиса не смела приехать жить ни к дочерям, ни к матери.
Она болезненно переживала своё новое состояние — нищенки, бездомной; она готова была жить милостыней родных, но не готова была мозолить им глаза своей бесприютностью, неудачливостью, своим горестным видом.
Европа снаружи стен учреждений для душевнобольных стала куда… душевнобольнее. В Италии давно уже был фашистский режим. В Германии пришли ко власти нацисты. Следом и в Испании страшно, на крови, взошёл ко власти Франко. Сесилия, одна из дочерей Алисы, вступила в партию нацистов вместе с мужем. И… Почти сразу умерла в авиакатастрофе. Вместе с мужем. И детьми.
На её похороны Алиса приехала. Почти все кругом были в нацистской форме, к которой Алиса испытывала безотчётную неприязнь. Взгляд метался от формы к форме — и натолкнулся на юное лицо. Мальчик шестнадцати лет, золотоволосый, в штатском. Филипп. Они не видели друг друга столько лет — и так ужасен был повод их долгожданной встречи…
После похорон Алиса уехала в Грецию. Она снимала двухкомнатную квартиру в Афинах и на добровольных началах помогала бедным, хотя сама вряд ли могла считаться богатой. Дать ей вроде бы было нечего, так что она помогала Красному Кресту организовывать горячее питание для голодных.
За этим её и застала Вторая Мировая. Её сын сражался в ней с мужьями дочерей — или, точнее, сражались их страны. Алиса ни с кем не сражалась, она стала думать, что может сделать для жизни, когда кругом всё больше власти набирает смерть.
Недалеко от её квартиры занял здание штаб гестапо. Алиса молилась. Она молилась о многом. В том числе о том, чтобы нацисты из штаба гестапо, который расположен так близко, не увидели случайно, не пронюхали, не узнали, что она прячет у себя в доме семью евреев. Больше она ничего не могла сделать для жизни. Только вырвать жизнь из лап смерти.
Денег не было. Алиса сделала то, что не смела долгие годы: начала продавать драгоценности своей семьи (своими она их не ощущала — только выданными ей во временное пользование). Она каждый день покупала хлеб и оливковое масло. Она молилась, чтобы никто не спросил, куда она носит столько хлеба и масла. Это был её общий паёк с еврейкой Рахель Коэн и её детьми.
Она могла бы питаться и лучше, прими предложение немцев о сотрудничестве… Она не приняла, конечно. Она не предавала Грецию, свою родную Грецию, свою милую Грецию, и малых её детей — православных или иудеев.
После Победы она на все оставшиеся драгоценности открыла два приюта для осиротевших и один монастырь. Она и сама начала носить монашеские одежды, хотя монахиней не была. Она пыталась спасти сына — отговорить его от свадьбы с Елизаветой.
Ведь он ещё мог вернуться в Грецию, мог претендовать на престол… Ей так казалось. Он предавал Грецию этой свадьбой. Ей и так казалось. Но она приехала на свадьбу, и увидела, как счастлив Филипп, и благословила его.
Алиса оставалась в Греции ещё долго, пока в 1967 году — ей было уже за восемьдесят — там не случился очередной переворот. Оставаться было небезопасно. Её снова вывез британский корабль. Следующие два года — свои последние — она прожила в Букингемском дворце, у сына и невестки. Радовалась внукам. Благословляла их мать и их отца. Умерла, оставив только слова любви и немного одежды.
Ей было больше нечего оставлять. Она всё раздала за свою жизнь. Даже, кажется, больше, чем у неё вообще было. Вместе со старой одеждой она оставила завещание — похоронить её на Святой Земле, в Израиле. Так и вышло.
