Красивая элегантная молодая дама вышла из экипажа, придерживая юбку, и направилась в кондитерскую. Она прошла настолько близко, что под сердцем у него взмыла волна и он почувствовал аромат ее деликатных духов.
Молодой человек побледнел, закусил губы и с закрытыми глазами привалился к стене дома. Никто из прохожих не обратил внимание на худощавого юношу в форме телеграфиста, все спешили по своим делам. Когда барышня с подругой вышли из кондитерской, он незаметно, любуясь издалека стройным силуэтом незнакомки, проводил ее до величественного дома на набережной.
Через несколько дней Анна Станиславовна Туган-Барановская, мать Людмилы, разбирая корреспонденцию, увидела небольшой коричневый конверт без обратного адреса, на котором выло аккуратно выведено: «госпоже Людмиле Ивановне Туган-Барановской» и передала его дочери.
Мила достала письмо, написанное аккуратным старательным почерком. Это было робкое признание. Автор писем, не называя себя и подчеркивая, что разница в социальном положении не позволяет ему рассчитывать на взаимность, изъяснялся в любви к ней.
Вначале эти письма всех забавляли, но потом (они приходили чуть ли не каждый день в течение двух-трех лет) Людмила даже перестала их читать, и лишь Анна Станиславовна долго смеялась, открывая по утрам очередное послание влюбленного телеграфиста. Эти события происходят в Петербурге в 1900-1902 годах.
Людмила Ивановна Туган-Барановская, для близких — Мила, была девушкой красивой, образованной и происходила из знатной петербургской семьи. Ее предки были из древнего дворянского рода литовских татар, принявших православие и носили фамилию Туган-Мирза-Барановские.
В их семье всегда кипели нешуточные страсти. Отец Людмилы, кутила и бретер, офицер лейб-гвардии, храбрый участник войны на Кавказе, Иван Яковлевич, женился «увозом» на матери Людмилы — Анне Станиславовне, дочери дворянина, так как ее родители были против этого брака.
После отставки Иван Яковлевич остался страстным игроком, он то проигрывал, то выигрывал большие деньги, и даже промотал два имения. В семье было четверо детей: Михаил, Николай, Елена и Мила.
Очаровательная Мила была совсем молоденькой выдана замуж. Свой брак Людмила считала несчастным. Муж устраивал кутежи, пропадал в ресторанах и увеселительных заведениях.
В замужнюю Милу влюбился Дмитрий Николаевич Любимов, выпускник Петербургского университета, человек достойный и порядочный, будущий камергер двора его императорского величества и будущий губернатор города Вильно. Людмила ответила ему взаимностью. Но развод с первым мужем никак не удавался.
Дмитрий Николаевич Любимов рассказывал, что ему пришлось обойти закон для того, чтобы развод Милы состоялся:
«Трудно представить себе, каких хлопот стоило мне добиться развода Милочки с ее первым мужем.
Накануне судоговорения «лжесвидетели» — без них нельзя было обойтись — накинули каждый по нескольку тысяч рублей на свой гонорар, а их было четверо. Они заявили, что слишком многим рискуют и что не приняты во внимание их затраты, когда они выслеживали бывшего мужа Милочки, кутившего с дамами в ресторанах.
За время этого наблюдения им пришлось на десять тысяч выпить одного только шампанского в различных ресторанах, и они предъявили мне такое количество счетов на вино, что его с успехом хватило бы напоить целый полк.
Свидетели грозили, что, если их требования не будут удовлетворены, они заявят о добродетельной и безукоризненной жизни мужа и о том, что их хотели подкупить и склонить на лжесвидетельство…»
В судебном порядке брак был расторгнут. Второй брак Людмилы с Дмитрием Николаевичем Любимовым был счастливым. В 1902 году 23-летняя Мила родила сына Льва, а тремя годами позже — Николая.
Любовь к Миле незнакомого телеграфиста стала семейным анекдотом и преподносилась гостям и друзьям дома главой семьи, обрастая все новыми юмористическими подробностями.
Домашний альбом в темно-зеленом коленкоровом переплете с красной розой, вытисненной на обложке, хранился у Милочки еще с гимназических времен. Тогда в нем писали «на память» ее подруги.
После обеда подали кофе и приглашенные перешли из столовой в гостиную. Дмитрий Николаевич, не сводя влюбленных глаз с жены, сел на своего конька и взял альбом в руки: «Пропустим первые трогательные излияния прекрасных юных дев, и перейдем к более интересным поэтическим сюжетам…»
Гости, разомлевшие от закусок и вина, сдержано улыбались, полагая, что их ждет занимательный и веселый сюжет. Любимов продолжил: «Когда на ее пути встретился таинственный незнакомец, он решил, оставаясь неизвестным, завоевать внимание Милочки своим поэтическим дарованием.
В течение долгого времени он еженедельно посвящал ей цветы своей музы. Вот, посмотрите, первое письмо. На мой взгляд, оно главным образом касается Анны Станиславовны.
И вот волшебная минута —
На свет является дитя,
Моя божественная Лима,
Это она, это она.
Ввиду выдающегося интереса, которое представляет это стихотворение, я решил его иллюстрировать. Как видите, после отрывка из письма следует рисунок: кровать с лежащей на ней под покрывалом фигурой.
На следующем листке опять стихотворение:
Ее Людмилой нарекли,
Но для меня осталась Лимой.
Сбоку нарисована люлька. А вот еще выдержка из письма:
Взирала радостно мамаша,
Как расцветала дочь ея.
И, наконец, заключительные строки письма:
Великолепная нога,
Явленье страсти неземной.
Конечно, к сему имеется соответствующий рисунок ноги.
Этот маньяк с неотступным упорством преследовал Милочку письмами. В них заключались не только стихотворные послания, но и прозаический текст с малограмотным объяснением в любви. Подписывал он письмо своими инициалами — П. П. Ж. Представьте себе, ему удалось несколько раз проникнуть в ее квартиру.
Как мы впоследствии выяснили, он вошел для этого в соглашение с полотерами. Многие письма его посвящены описанию обстановки всех комнат и, конечно, главным образом Милочкиной. Часто он следовал за ней во время прогулок или когда она посещала своих знакомых.
Об этом он также немедленно осведомлял ее в письмах. Когда Милочка второй раз вышла замуж, поток писем временно прекратился. Но уже через несколько месяцев П. П. Ж. вернулся к своему прежнему занятию.
В то же время Людмила начинает получать письма от незнакомого человека. Некто, придумав для Людмилы необычное уменьшительное имя «Лима», в одном из писем горько укорял:
«О, гордая и беспощадная Лима! Идешь ты сегодня по Литейному, а я тебе навстречу. Ты видишь меня, но даже бровью не поведешь! Смотришь на меня и не догадываешься, что это тот, письма которого ты каждое утро читаешь за кофеем со сливками… Как ты коварна и бесчеловечна!»
В прошлом году, в первый день пасхи, рано утром горничная принесла Миле письмо и небольшой пакет. В нем оказалась коробочка, в которой на розовой вате лежал аляповатый браслет — толстая позолоченная дутая цепочка, и к ней подвешено было маленькое красное эмалевое яичко с выгравированными словами: «Христос воскресе, дорогая Лима. П. П. Ж.»
Это выходило уже за рамки приличия. Брат Людмилы — Николай страшно возмутился и потребовал принятия по отношению к П. П. Ж. самых крайних мер.
Установить личность П. П. Ж. было для меня, конечно, очень легко. Он оказался мелким почтовым чиновником Петром Петровичем Жолтиковым. Жил он в начале старого Невского в громадном доме барона Фридерикса, в котором сдавались дешевые комнаты и квартиры.
В ближайшее воскресенье мы с Колей отправились к нему. По грязной черной лестнице поднялись на пятый этаж. Открыла нам хозяйка квартиры, неопрятная, растрепанная женщина, и указала комнату Жолтикова. Убогая обстановка, сам он — невзрачный, небольшого роста, страшно растерявшийся, испуганно смотревший на нас, — все это произвело на меня тяжелое впечатление.
Я положил на стол коробочку с браслетом и вежливо попросил его впредь не только не посылать моей жене подарков, но и перестать писать ей письма. Тут Коля перебил меня, очень резко сказав, что мы примем меры… Я не дал ему договорить, — убитый вид Жолтикова меня обезоруживал…»
И на этом история завершилась. Без трагических последствий: Жолтикова впоследствии перевели из Петербурга по неким служебным надобностям.
Он угрюмо принял возвращенный подарок и обещал не писать больше Людмиле, поскольку понял, как его послания компрометируют замужнюю женщину.. Во всяком случае, о дальнейшей судьбе его ничего не известно.
История эта стала доступна широким массам лишь потому, что у Любимовых в тот вечер был в гостях был писатель Александр Куприн с первой женой Марией (Мусей) Карловной Давыдовой. Куприн и Михаил Иванович Туган-Барановский (один из родных братьев прототипа княгини Веры Шеиной — Милы) были женаты на сестрах Давыдовых.
В тот день Куприн и Муся довольно долго пробыли в гостях у Любимовых. Распрощавшись с хозяевами и поблагодарив за прекрасный вечер, они решили пройтись пешком по тихим малолюдным улицам, примыкавшим к Таврическому саду.
Александр Иванович был удивлен, что благовоспитанные господа потешались над человеком, единственной виной которого было то, что он безнадежно влюбился в женщину высшего круга.
Куприн, которому эта история запала в душу, задумчиво сказал жене: «Когда я курил в кабинете у Любимова, он почему-то опять вспомнил о Жолтикове и сказал мне: «Он ведь, так же как я, любит Милочку, и я не могу за это сердиться на него — я счастливый соперник, и мне его жаль. Ведь если бы он был крупным чиновником, а я бедным служащим, может быть, Милочка и полюбила бы его, а не меня, кто знает».
Помолчав, он добавил: «Я представляю себе П. П. Ж. Я представляю себе, как мучительно напрягает он свои душевные силы, стараясь преодолеть малограмотность и отсутствие необходимых слов, чтобы выразить охватившее его большое чувство, и как стремится он уйти от своей убогой жизни в мечты о недосягаемом счастье…
В юности, когда я был еще юнкером, нечто подобное испытал и я, когда долго хранил у себя случайно оброненный при выходе из театра носовой платок незнакомой мне женщины…»
Иванович Куприн написал «Гранатовый браслет» в 1910 году. Повесть была опубликована годом позже в альманахе «Земля».
5 октября 1910 года Куприн писал Федору Батюшкову:
«…Сегодня занят тем, что полирую рассказ «Гранатовый браслет». Это — помнишь? — печальная история маленького телеграфного чиновника П. П. Жолтикова, который был так безнадежно, трогательно и самоотверженно влюблен в жену Любимова (Д. Н. — теперь губернатор в Вильне).
Пока только придумал эпиграф: «Van-Beethoven, op. 2, №2 Largo Apassionato». Лицо у него, застрелившегося (она ему велела даже не пробовать ее видеть) — важное, глубокое, озаренное той таинственной мудростью, которую постигают только мертвые… Но трудно… и почему-то в охотку не пишется…»
В повести Куприна генерал Аносов говорит про Желткова княгине Вере: «Может быть, это просто ненормальный малый, маньяк, а почем знать, может быть твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины».
У Куприна лишь после встречи мужа и брата Веры с Желтковым разыгрываются решающие события. Наступает кульминация сюжета. После возвращения браслета Желтков совершает самоубийство.
Пошлый, как это казалось аристократическому семейству, фарс обернулся трагедией. Куприн изменяет ход событий не только для большего драматического и эмоционального напряжения.
Трагический финал, придуманный Куприным, несет с собой мысль о потрясающем душевном превосходстве нищего мелкого служащего над представителями элиты общества. По замыслу Куприна, влюбленный телеграфист, «герой» анекдотов, банальный носитель пошлости и безвкусицы, обнаруживает такую высоту души, такой чистоты чувство, такую благоговейную любовь, перед которой всем им следовало преклониться.
Кстати, когда Дмитрий Николаевич стал виленским губернатором, а затем камергером и помощником статс-секретаря Государственного совета, вспоминать в доме Любимовых историю с телеграфистом стало неприлично.
P.S. Несколько слов о том, как сложилась дальнейшая жизнь Людмилы Ивановны.
Во время Первой мировой войны Людмила Ивановна отправилась на фронт в качестве сестры милосердия, организовала и возглавила санитарный поезд и отряд Красного Креста и была награждена (что было большой редкостью для женщины) Георгиевскими крестами всех четырех степеней.
После октябрьской революции семья Любимовых эмигрировала. С 1919 года они проживали Польше. Вскоре переехали в Берлин, а затем обосновались в Париже.
В 1934 году Людмила Ивановна стала учредителем и председателем Русского комитета помощи, содержавшего бесплатную и дешевую столовые для эмигрантов, а также общежитие для стариков. В 1943 году, при поддержке Управления по делам русской эмиграции, способствовала открытию Дома для престарелых в парижском пригороде Гаренн-Коломб. Умерла в 1960 году в возрасте 80 лет.
