«Лапотница»? — усмехнулся гестаповец. Он взял из папки фотографию невероятно красивой женщины в роскошном платье, подчеркивающем изумительные формы. Глаза немца подернула неприятно-маслянистая пленка, он снова посмотрел на Надежду и поинтересовался все с той же усмешкой:
— «Лапотница» — это крестьянка в той жуткой русской обуви… как ее… lapti?
Надежда, превозмогая боль во всем теле, выпрямилась, упрямо и строго посмотрела в глаза своего мучителя.
-Да, я лапотница. И горжусь этим.
Немец наклонил голову, положил фотографию в папку. Встал, потирая руки.
-Что ж, тогда поговорим серьезно…
17 сентября 1884 года в селе Винниково Курской губернии в семье крестьянина Василия Винникова родилась девочка, окрестили которую Надеждой.
Отец новорожденной был «николаевским солдатом» — забрали Василия в рекруты еще в последний год царствования Николая I. Двадцать пять лет предстояло тянуть Винникову солдатскую лямку, но он отслужил «всего лишь» восемнадцать — потерял здоровье и вернулся в родное село полуслепым инвалидом.
Несмотря на болезнь, немолодой уже Василий смог построить крепкое хозяйство, завести с женой двенадцать детей (из которых, правда, выжило только пятеро). В деревне Винникова называли просто — Солдат.
Надежда, или, по-домашнему, Дёжка, была двенадцатой, последней.
Родители — люди трудолюбивые, богобоязненные, — старались привить детям любовь к простому труду на земле, к добыванию куска хлеба в поте лица своего.
В образовании для детей отец и мать надобности не видели.
«Зачем тебе грамота? — говорила мать. — За лавочника что ли замуж выйти да в лавке сидеть?».
Лишь в возрасте 11 лет Дёжке удалось убедить мать отдать ее в церковно-приходскую школу.
В школе, на уроках церковного пения, у девочки прекрасный голосок прорезался — звонкий, чистый. Отучившись в школе около трех лет, 14-летняя Дёжка с рекомендательным письмом от своего учителя отправилась в Курский Свято-Троицкий женский монастырь, при котором находился прекрасный хор. Девочка стала послушницей.
Петь Дёжке нравилось, но вот жизнь в монастыре не пришлась ей по душе. Девочке исполнилось шестнадцать лет, ей хотелось в большой мир, хотелось жить полноценной жизнью. Много позднее в своих мемуарах Надежда написала:
«Тут, за высокой стеной, среди тихой молитвы копошится тёмный грех, укутанный, спрятанный».
В 1901 году 17-летняя послушница Надя случайно оказалась на цирковом представлении в Курске. Цирк увлек крестьянскую девочку до безумия. Пройдя за кулисы, Надя попросила принять ее «в акробатки». Молодая девушка, невероятно красивая и, как тогда говорили, «телесно одаренная», приглянулась директору цирка, и он взял ее в труппу.
К счастью, о поступке Нади узнала мать и, немедленно приехав в Курск из Винниково, забрала дочь из цирка.
Дорога обратно в монастырь для Нади была закрыта, но да она не сильно об этом переживала: времена поменялись, в обществе широко обсуждали раскрепощение женщин.
Чтобы не висеть на шее у престарелых родителей, Надя устроилась горничной в купеческую семью, и, поднакопив денег, переехала в Киев по приглашению Александры Липкиной, владелицы женского хора.
Поначалу Винникова была простой хористкой, но очень скоро Липкина начала ставить ее на сольные партии. Девушка из курской глубинки оказалась подлинным самородком — никогда не обучаясь музыке, не зная нотной грамоты, она справлялась со сложнейшими партиями благодаря исключительному музыкальному слуху и потрясающему, несравнимому голосу.
В Киеве Надя познакомилась с бывшим солистом балетной труппы Варшавского театра, 24-летним Эдмундом Плевицким. Это была любовь с первого взгляда, и в 1902 году Надя стала женой Эдмунда, взяв его фамилию — Плевицкая. Под этой фамилией ей и суждено было прославиться.
После того, как хор Липкиной развалился, Надя перешла в так называемый «Хор лапотников» некоего Манкевича. Этот музыкальный коллектив путешествовал по городам и весям России, исполняя в основном цыганские романсы.
Лапотниками певцом Манкевича называли за обязательное использование русского костюма, в том числе, лаптей. Надежду, впрочем, Манкевич не заставлял надевать лапти, ведь ей, крестьянской дочери, так шло красивое сценическое платье!
Впрочем, это не спасло Надежду от прозвища «Лапотница», которым ее наградили завистницы.
Благодаря хору Манкевича Надежда и ее супруг Эдмунд оказались в блистательном Санкт-Петербурге. Здесь Плевицкая выступала в загородном ресторане на Крестовском острове.
Через пять лет, оставив «Хор лапотников», Плевицкие перебрались в Москву. В Белокаменной Надежде нашлось местечко в знаменитом ресторане «Яръ», владел которым бывший официант, выходец из крестьян Ярославской губернии Алексей Акимович Судаков.
Именно в «Яру» начала коваться настоящая, всенародная слава Плевицкой. О великолепной исполнительнице народных песен и романсов стали говорить повсеместно. Особенно популярна Надежда стала в мужских компаниях, отмечавших ее великолепную внешность и уровень свободы, поразительный для вчерашней крестьянской дочери, послушницы, «лапотницы».
Надежда, и правда, вела себя и на сцене, и вне ее, как французская или американская «звезда», что потрясало воображение.
Конечно, легкие платья Надежды, ее свободное поведение на сцене и жгучие фотографии не могли не зародить в мужчинах далеко не невинных мыслей. Тем более, речь шла о певице ресторана «Яръ», о котором по Москве ходили мрачные слухи.
Говорили, что после выступления на сцене «Яра», молодые и красивые «ресторанные певички» следовали прямиком в покои знатных и богатых господ. Однако, согласно воспоминаниям Надежды Плевицкой, ничего такого с нею не случилось благодаря постоянному заступничеству хозяина заведения.
Алексей Акимович Судаков, бывший официант, выходец из крестьян Ярославской губернии, покровительствовал «лапотнице», считал ее своей сестрой.
В 1909 году «ресторанная певичка» Плевицкая шагнула на большую сцену. Это произошло благодаря великому русскому оперному певцу Леониду Собинову. Леонид Витальевич увидал 25-летнюю Надежду в ресторане Наумова в Нижнем Новгороде в дни проведения Нижегородской ярмарки.
Собинов был поражен народным самородком и помог молодой женщине выступить на сцене Московской консерватории. Вскоре Надежда выступала в театрах по всей России, была знакома со многими знаменитостями той поры, в том числе, с Федором Шаляпиным.
Новым этапом в жизни Надежды Плевицкой стало выступление при Императорском дворе по личному приглашению царицы Александры Федоровны. Государыня была в восторге от пения крестьянской певицы и даже подарила ей бриллиантовую брошь. Однако впечатление, которое Надежда произвела на царицу было ничем по сравнению с тем ошеломляющим воздействием, что оказало ее искусство на царя.
Николай Александрович слушал, низко опустив голову, и украдкой вытирал слезы. Позднее Надежда вспоминала:
«А песни-то про горюшко горькое, про долю мужицкую, кому же и петь-рассказывать, как не Царю своему Батюшке? Он слушал меня, и я видела в царских глазах свет печальный. Пела я и про радости, шутила в песнях, и Царь смеялся. Он шутку понимал простую, крестьянскую, незатейную».
После концерта при дворе Государь сказал той, кого в свете издевательски называли «лапотницей»:
«Спасибо вам, Надежда Васильевна. Я слушал вас сегодня с большим удовольствием. Мне говорили, что вы никогда не учились петь. И не учитесь. Оставайтесь такою, какая вы есть. Я много слышал учёных соловьев, но они пели для уха, а вы поёте для сердца. Самая простая песня в вашей передаче становится значительной и проникает вот сюда».
Именно Николай II дал Надежде Васильевне прозвище, которым вскоре ее называла вся Россия, под которым она вошла в историю — «Курский соловей».
Вскоре Надежда Плевицкая стала обеспеченным человеком. Гонорары, доходившие до 50 тыс. рублей в год, позволили не только позаботиться о всей своей родне, но и заняться благотворительностью. Надежда покупала для крестьянских детей одежду, еду и книги, активно выступала с бесплатными концертами.
С мужем Надежде пришлось расстаться: Эдмунд Плевицкий не выдержал обрушившейся на жену славы, начал ревновать, а затем потребовал развода и уехал в Варшаву.
Перед началом Первой мировой войны Надежда вышла за лейтенанта кирасирского полка Шангина, с которым в 1914 году отправилась на фронт, работала сиделкой в полевом госпитале. Современники писали, что солдаты, даже тяжелораненые, просили у Надежды одного: «Пой, Надюша, пой». И она пела. Пела, даже когда горе комком стояло в горле.
В 1915 году во время боя погиб лейтенант Шангин. Певица тяжело переживала утрату супруга.
Октябрьскую революцию 1917 года Надежда Плевицкая встретила восторженно. По другому и быть не могло, ведь, несмотря на свою «буржуйскую» работу, на немалые деньги, певица оставалась крестьянской дочерью, всеми фибрами души ощущала вековые страдания русского крестьянства и мечтала, чтобы народ стал жить лучше.
Во время Гражданской войны Надежда ездила по фронтам, выступая перед бойцами Красной Армии. Принимали певицу на ура. Красноармейцы, большинство из которых были крестьянами, считали артистку своей.
В конце 1919 года в ходе наступления Корниловской дивизии Белой армии, командовал которой 27-летний генерал Николай Скоблин, Надежда Плевицкая попала в плен.
Вскоре Скоблин по уши влюбился в 35-летнюю, все еще невероятно красивую певицу. Надежда ответила молодому красавцу-военному взаимностью.
В ноябре 1920 года армия барона Врангеля потерпела поражение. Генералу Скоблину пришлось спешно эвакуироваться в Турцию. Надежда последовала вместе с возлюбленным хотя, конечно, вполне могла остаться в Советской России.
Из Турции пара перебралась в Болгарию, где Надежда стала законной супругой Николая Владимировича.
Из Болгарии Скоблины выехали в Германию, затем — во Францию, в Париж.
В отличие от многих других русских эмигранток, представительниц творческих профессий, Надежда Плевицкая с легкостью нашла свою нишу в Париже.
На фоне большого интереса к отечественной культуре, исполнение Надеждой Васильевной русских народных и цыганских песен пользовалось большой популярностью как среди эмигрантов, так и среди французов. В эмигрантской прессе писали, что Париж охватила «плевицкомания».
2 сентября 1930 года в Париж прибыл Петр Ковальский, бывший однополчанин генерала Скоблина, ставший агентом иностранного отдела ОГПУ под псевдонимом «Сильверстов». Целью Ковальского было переманить Скоблина, являвшегося членом организации белоэмигрантов «Русский общевойсковой союз» (РОВС).
Николай Владимирович был рад видеть человека, с которым воевали плечом к плечу. Привел домой, познакомил с красавицей-женой. «Сильверстов» сразу понял, что в этой семье многое решает Надежда Плевицкая, и решил действовать, в первую очередь, через нее. Тем более, что певица была крестьянского происхождения, то есть, не была чуждым элементом.
Агент зачитал постановление ЦИК СССР о полной амнистии Скоблина и Плевицкой. Эффект был велик. «Сильверстов» понял, что попал в цель: эмигранты мечтали вернуться на родину, но боялись, что там их ждет наказание.
Развивая успех, «Сильверстов» сообщил Надежде, что зрители помнят ее, ждут и встретят с распростертыми объятиями. Скоблину агент ОГПУ пообещал должность в Генштабе Красной Армии.
Кроме того, за сотрудничество «Сильверстов» пообещал супругам «гонорар» в размере 200 долларов в месяц.
Скоблин и Плевицкая согласились стать агентами ИНО ОГПУ СССР под псевдонимами «Фермер» и «Фермерша».
Первым заданием семейной четы шпионов было установить прослушку в кабинете главы РОВС генерала Миллера. «Фермер» и «Фермерша» справились с этим поручением. Важнейшая информация о деятельности белогвардейцев начала поступать в СССР.
Благодаря сведениям, добытым Надеждой и ее мужем, удалось предотвратить 17 терактов в Союзе, арестовать множество шпионов, предотвратить покушение на наркома иностранных дел Литвинова.
Генерал Миллер, за которым шпионили «Фермер» и «Фермерша», был поклонником Гитлера. Вот что глава РОВС писал в 1937 году:
«РОВС должен обратить всё свое внимание на Германию, — заявлял он, — это единственная страна, объявившая борьбу с коммунизмом не на жизнь, а на смерть».
20 тысяч белоэмигрантов, входивших в РОВС, готовились выступить на стороне Гитлера против своего собственного народа. СССР всячески старался это предотвратить. И главным оружием Советов стали Надежда и Николай.
В Москве решили похитить генерала Миллера и вывезти в СССР для суда. Если бы похищение прошло гладко, то Скоблин имел все шансы стать руководителем организации, не позволив русским людям начать «крестовый поход против Советов».
22 сентября 1937 года генерала Миллера ожидали в штабе РОВС, но он туда так и не явился.
Осторожный и хитрый Миллер оставил в столе записку, которая была найдена адмиралом Кедровым, заместителем главы РОВСа:
«У меня сегодня в 12.30 свидание с ген. Скоблиным на углу ул. Жасмен и Раффе. Он должен отвезти меня на встречу с германским офицером, военным атташе в балканских странах Штроманом и с Вернером, чиновником здешнего германского посольства.
Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, что это ловушка, а поэтому на всякий случай оставляю эту записку. 22 сентября 1937 года. Ген.-лейт. Миллер»
Чутье не подвело Миллера — на «свидании» его ждали агенты ОГПУ.
У Скоблина, присутствовавшего при вскрытии конверта, стали требовать объяснений. Генерал спокойно сказал Кедрову:
«Господин адмирал, у меня в кабинете доказательства моей непричастности к пропаже Евгения Карловича, я их сейчас принесу!»
Но вместо своего кабинета Николай Владимирович шмыгнул к двери, ведущей к черному ходу…
Кедров не догнал более молодого Скоблина и отправился в полицию. К тому времени «Фермер» затерялся на улицах Парижа, и жандармы взялись за его супругу. При обыске у Надежды Плевицкой был найден шифр-таблица.
Эта находка стала основным доказательством на суде. Французская Фемида была беспощадна к русской певице — Надежде дали 20 лет каторжных работ.
А вот Николая Скоблина советская резидентура смогла переправить в Барселону. Увы, генерал отправился навстречу своей смерти: в конце 1937 года гитлеровская авиагруппировка «Кондор» осуществила зверскую бомбардировку Барселоны, одна из бомб угодила в дом, где жил Николай Владимирович.
Надежду Плевицкую содержали в Центральной тюрьме города Ренн. В июне 1940 года Франция была оккупирована немецкими войсками.
Гестапо, изучив дело Плевицкой, начало собственное «расследование» в ходе которого Надежду пытали.
5 октября 1940 года великой русской певицы Надежды Васильевны Плевицкой не стало. Она умерла от пыток и издевательств в застенках гестапо. Ей было 56 лет.
Подавляющее большинство эмигрантов назвали Надежду Плевицкую и ее мужа предателями, однако, благодаря их усилиям Гитлер так и не смог использовать РОВС в своих целях: 20 тысяч русских по крови людей не приняли участие в войне против своей Родины.
Так сложилась судьба женщины, которая из крестьянской девочки, «лапотницы», стала знаменитой певицей, «Курским соловьем», и, в конечном итоге, отдала свою жизнь за нашу великую Победу.
