С визгом крестьянки бросились врассыпную: кого поймает барин — жди беды! Оно бы и перетерпеть можно, но ведь ребеночек-то, случись грех, в родителя пойдет. От людей такую стыдобу не скроешь! И мать с отцом заругают, и соседи недобро коситься станут…
Ведь барин-то, сластолюбец, невиданного цвету. И не было прежде такого в тихой деревеньке.
В Кореневщино, что в Липецком уезде, господский дом стоял большой и крепкий, да флигель к нему, да каретный сарай, амбары, баня, избы для дворовых…Хорошо жил отставной капитан Алексей Федорович, справно.
А потому и в столицу уезжать не спешил: в деревне на приволье все лучше. Летом — время урожай собирать и запасы делать, зимой — неспешно с соседями чаи распивать, обсуждая хозяйские хлопоты.
Мирно и хлебосольно текла жизнь в Кореневщино. Тихо, кругом все свои. «Вот то-то и плохо, что все свои, — частенько пеняла Алексею Федоровичу жена, — сам знаешь, дочка уж в пору вошла, а жениха все нет».
И правда, свою Машеньку Пушкины развлечениями не баловали. В девичьей — сплошь девки дворовые, а заботы — только хозяйственные. «Ни к чему ей иное, — судил отец, — дом для женщины дело главное, она, чай, не вертихвостка столичная, которым балы да наряды подавай».
Конечно, Машу никто не спрашивал, отчего нет-нет, а мелькает всё ж таки в ее глазах грустинка. Пока была юна грезила она о женихах-красавцах, в расшитых золотом мундирах, о том, как сияла бы на балах при матушке-царице…
А после отболело все. И Маша смирилась: не будет в ее жизни ни дворцов, и блеска. Только деревенский покой да досужие разговоры — о ценах на зерно и вареньях-соленьях.
Возраст Марьи походил к 28 годам, когда случилось вдруг дело странное и необычное. В Кореневщино заглянул отставной капитан Осип Абрамович Ганнибал, бывший в то время в Липецке.
Хлебосольные хозяева пригласили его погостить, хотя меж собою и дивились: не было прежде в округе такого человека. А крестьяне так и вовсе обходили стороной: барин-то темный, с черными бесстыжими глазами.
Не напрасно опасались дворовые: заезжий-то хоть и приглядывался к барской дочери, но и крестьянских девушек в покое не оставлял. Кого в уголке зажмет и щипать примется, кого в баньку затащит…Ходили слухи, что к тому времени, как Осип Абрамович собрался вести Машу к алтарю, одна из крепостных уже была «в тягости», а после родила на свет настоящего «арапчонка».
Но то ли слухи и досадные истории не беспокоили Машу, то ли в свои почитай 30 лет она боялась на всю жизнь остаться при родителях, но свое согласие на брак она дала. А ведь знала, наверное, что ее необычный жених не только сластолюбием порочен. Привык он жить на широкую ногу — деньги сквозь пальцы летят, и в долгах как в шелках.
Однако в 1773 года состоялось венчание, а приданое Маши ушло на покрытие долгов мужа.
Семейная жизнь оказалась не так сладка, как ожидалось. Муж не оставил своих разгульных замашек, и Маша с этим смириться не могла. Тем более, что в 1775 году она родила дочь, названную Наденькой. Какой пример сможет подать такой отец подрастающему ребенку?
Рождение малышки, вокруг которой сосредоточились теперь все хлопоты Маши, не вызвало у Осипа Ганнибала теплых чувств. Вскоре он оставил жену и уехал в село Михайловское. Марья не настаивала на возвращении:
«Я решилась более вам своею особою тяготы не делать, а расстаться навек […] только с тем чтобы дочь наша мне отдана была», — написала она ему…
И «расстаться на век» Осип Абрамович воспринял слишком буквально. Через несколько лет до Маши долетели слухи: законный муж ее объявил себя вдовцом и женился на Устинье Ермолаевне Толстой, рассчитывая поправить свои совсем расстроившиеся дела.
После разъезда увлечениями мужа Маша не интересовалась, но новый брак! Жалко было и Устинью, поверившую Ганнибалу и не наведшую справки об истинном состоянии дел.
В начале 1780-х к государыне-императрице в Петербург полетели жалобы: Мария Ганнибал обвиняла мужа в двоеженстве, что против людских и божеских законов, а Устинья Ганнибал в том, что супруг ее растратил все полученные от нее капиталы — 27 тысяч рублей!
В 1784 году Осипа Ганнибала приговорили к семилетнему покаянию в монастыре, но у него нашлись покровители — замолвили словечко. И срок был заменен военной службой. Отбыв положенное, Осип Абрамович вернулся в Михайловское, где и доживал свои годы, не оставив, по слухам, прежних привычек.
А вот Марья Алексеевна, получившая развод, посвятила всю себя воспитанию маленькой Нади, которую растила уже по-столичному, в Петербурге.
Надежда блистала в светском обществе и появлялась на балах — на единственную дочь Марья Алексеевна не скупилась. Все, чего у нее самой не было в юности, она стремилась дать обожаемой Надюшке.
И брак обеспечила ей достойный, по любви, выдав за своего дальнего родственника Сергея Львовича Пушкина.
С семьей дочери Марья Алексеевна оставалась до конца: заботилась о доме, воспитывала многочисленных внуков, которым рассказывала сказки об арапе царя Петра Абраме Ганнибале. Она прожила долгую жизнь и ушла в 1818 году в очень почтенные по тем временам 73 года.
