9 июня 1893 года в семье военного Владимира Скоблина родился сын Николай. Скоблины имели дворянское происхождение и жили в городе Нежине Черниговской губернии.
По семейной традиции Коля Скоблин выбрал профессию военного и поступил в знаменитое Чугуевское пехотное юнкерское училище, давшее Российской империи наибольшее число георгиевских кавалеров. В 1914 году, в связи с началом Первой мировой войны, прапорщик Скоблин, досрочно окончивший училище, отправился на фронт.
Чудом уцелев в наиболее кровопролитных боях Первой мировой, он в 1918 году участвовал в знаменитом Ледяном походе генерала Корнилова. Скоблин был офицером отчаянной храбрости и одним из самых молодых георгиевских кавалеров за всю историю Русской Императорской армии.
Он всегда лично водил свой полк в атаку, был ранен шесть раз и считался одним из самых талантливых командиров Белой армии.
Димитрий Лехович, участник белого движения, писал спустя годы:
«Небольшого роста, худой, хорошо сложенный, с правильными, даже красивыми чертами лица, с черными, коротко подстриженными усами, он производил бы вполне приятное впечатление, если бы не маленькая, но характерная подробность: Скоблин не смотрел в глаза своему собеседнику, взгляд его всегда скользил по сторонам.
Человек большой личной храбрости, Скоблин имел военные заслуги и в то же время значительные недостатки.
Он отличался холодной жестокостью в обращении с пленными и населением. Но в суровые дни и однополчанам, и начальству приходилось прежде всего считаться с воинской смекалкой Скоблина, закрывая глаза на его недостатки».
При этом мирной жизни с балами, театрами, прогулками, концертами и красивыми женщинами у Скоблина не было вовсе. Из гимназического детства — в юнкера, из юнкеров — в герои.
Для Николая Скоблина той самой яркой частицей довоенной жизни, о которой он когда-то мечтал в стенах казармы, но которую ему так и не удалось изведать, стала легендарная певица Надежда Плевицкая.
Собственно говоря, Надежда стала его настоящей первой любовью. Нет, конечно, женщины у него были, но вот любви-то не случалось, а Надюша не просто украсила, а озарила своим явлением его жизнь. Плевицкая была старше на девять лет, но какое это имело значение!
Красавец Николай Скоблин, при всех своих достоинствах, в мирное время вряд ли сумел приблизиться к знаменитой певице, которую обожал сам император Николай II.
Их роман начался, когда Плевицкая пережила крушение своего брака, похоронив мужа. В девятнадцать лет Надя вышла замуж за балетного танцора Эдмунда Плевицкого и под его фамилией прославилась как певица.
Вскоре Надежда познакомилась с поручиком кирасирского полка Василием Шаньгиным, усившимся в Николаевской академии Генерального штаба. В нем воплотилось представление Нади об идеальном мужчине: герой Русско-японской войны, храбрый офицер, и при этом аристократ, человек образованный и достаточно решительный, чтобы отстаивать свою любовь перед светом.
Они собирались пожениться как только Надежда получит развод, но началась Первая мировая.
И Надя поехала за любимым сестрой милосердия, исполняя самую тяжелую работу в прифронтовом госпитале лишь бы хоть изредка видеть Шаньгина.
Василий Шаньгин погиб в январе 1915 года. Плевицкая вернулась в Петербург и потеряла на время голос. Ей казалось, что счастье в ее жизни уже невозможно. Она развелась с Плевицким.
Николай Скоблин стал для Надежды защитником, утешителем, опорой, а Надежда — любовью, драгоценным призом, за который стоило сражаться. Они хотели пожениться еще в Крыму, но времени не хватило. Невенчанными они ступили на борт одного из кораблей, увозивших побежденную армию к турецкому берегу, где всех ждала неизвестность.
В 1921 году, уже в изгнании, в местечке Галлиполи, где год прожили бежавшие из Крыма русские войска, в походной церквушке, великая певица и героический генерал наконец-то обвенчались.
В Галлиполи изгнанники ютились в бараках и палатках. Офицерские жены вынуждены были сами стирать и готовить. Для Нади Плевицкой, с детства привыкшей к тяжелому физическому труду, ничего зазорного в такой работе не было. Труд никогда ей не казался ни унизительным, ни тяжелым.
Надежда находила особое удовольствие в том, чтобы готовить еду для любимого и содержать его одежду в порядке. Заботясь о нуждах «ненаглядного Коленьки», Плевицкая по вечерам пела для беженцев из России, оказавшихся самой благодарной публикой.
Как большинство русских эмигрантов, Скоблин и Плевицкая оказались нищими. Их богатство составляли боевые ордена Николая Владимировича и волшебный голос Надежды Васильевны. По правде сказать, один лишь голос Плевицкой был настоящим богатством.
Если бы не голос Наденьки — работал бы Скоблин как большинство водителем такси, ютился бы в убогом съемном жилище. Но слушать Плевицкую шли как встарь, как в России, не столько даже послушать, как просто поплакать и поностальгировать.
Скоблин и Плевицкая купили дом в городке Озуар-ла-Феррьер, в сорока километрах от Парижа, где обитало несколько русских семей. Жили они в достатке — гораздо лучше, чем подавляющее большинство эмигрантов.
Надя давала концерты по всей Европе, выезжала в США, муж сопровождал ее. Песня «Занесло тебя снегом, Россия», которую исполняла Надежда Васильевна, стала гимном русской эмиграции. Личное благополучие Плевицкой воспринималось как нечто заслуженное, а вот Скоблину завидовали.
Николаю не нужно было беспокоиться о хлебе насущном — денег, заработанных Плевицкой было достаточно. Скоблин арендовал виноградник неподалеку от Ниццы и занялся фермерством.
Многие помнили его военные подвиги и он по-прежнему был яркой звездой, но светская публика сплетничала:
— Генерал-то под каблуком у своей супруги. Хорошо устроился.
Те, кто хотел уколоть побольнее и вовсе называли его «генералом Плевицким».
Алесандр Вертинский вспоминал:
«В русском ресторане «Большой Московский Эрмитаж» в Париже пела и Надежда Плевицкая. Каждый вечер ее привозил и увозил на маленькой машине тоже маленький генерал Скоблин.
Ничем особенным он не отличался. Довольно скромный и даже застенчивый, он скорее выглядел забитым мужем у такой энергичной и волевой женщины, как Плевицкая».
Но на самом деле Вертинский был неправ: правил в семье Скоблин. Надежда любила его отчаянно, даже безумно. Для нее был главным Коленька, а не ее творчество. В своей последней исповеди Плевицкая скажет: «Я любила генерала Скоблина. Он моя самая большая любовь. Жизнь бы отдала за него…»
Своими заработками Плевицкая обеспечила Скоблину возможность заниматься политикой. Разумеется, лишь в том масштабе, в каком ему это было доступно в Париже. Скоблин вступил в Русский Обще-Воинский Союз (РОВС).
Целью русских офицеров, состоящих в этой организации, было сохранение в изгнании традиций и целей Белой армии, формирование кадров для борьбы с большевиками.
Скоблин поверил в неизбежную эволюцию коммунистического режима — от «красного террора» к свободному конституционному государству и горячо мечтал вернуться на родину.
Тот факт, что они живут на деньги Надежды, угнетал самолюбие Николая Владимировича. Николая Скоблина и его жену завербовал агент советской разведки Петр Георгиевич Ковальский, знакомый с Николаем Владимировичем со времен Гражданской войны.
В 1930 году Ковальский прибыл в Париж по официальным данным как представитель советского торгрпредства, а на самом деле — вербовать эмигрантов для сотрудничества с разведкой. Петр Георгиевич основательно подготовился. Он выяснил, кто занимает в РОВС ведущие посты и есть ли у них родственники в СССР.
Родственников убедили написать эмигрантам как замечательно живется в Советской России и начинать уговаривать вернуться на родину. Эти письма Ковальский передал адресатам, среди которых был Скоблин: он получил письмо от брата.
Скоблин мечтал служить родине, пусть даже русская армия называлась теперь Советской. Именно это ему и посулили. Ах, как обрадовался Скоблин, ведь на родине ему предложили и работу, и звание!
Надежда пошла бы за мужем куда угодно. Она была уверена, что ее с восторгом примут везде, где говорят по-русски и любят ее песни. Она мечтала увидеть родные места — курскую землю. Лубянки и лагерей Надежда не боялась:
— Я — артистка. Меня не расстреляют.
Однако главной причиной, по которой она согласилась сотрудничать с ОГПУ, была ее любовь и преданность Николаю. Ковальский получил шифровку из Москвы:
«Вербовку генерала считаем ценным достижением в нашей работе. В дальнейшем будем называть его «Фермер», жену — «Фермерша». Однако прежде, чем мы свяжем «Фермера» с кем-либо из наших людей, нужно получить от него полный обзор его связей и возможностей в работе.
Пусть даст детальные указания о людях, коих он считает возможным вербовать, и составит о них подробную ориентировку. Возьмите у него обзор о положении в РОВС в настоящее время и поставьте перед ним задачу проникновения в верхушку РОВС и принятия активного участия в его работе.
Теперь в отношении «Фермерши». В докладе упоминается о том, что она также дала согласие. Однако мы считаем, что она может дать нам гораздо больше, чем одно согласие. Она может работать самостоятельно.
Запросите, каковы ее связи и знакомства, где она вращается, кого и что может освещать. Результаты сообщите. В зависимости от них будет решен вопрос о способах ее дальнейшего использования».
В Озуар-ла-Феррьер, в доме Надежды Васильевны и Николая Владимировича, часто бывал глава РОВС генерал Евгений Карлович Миллер. В среде русской эмиграции он был значительной фигурой и осуществлял планы диверсий на территории СССР. Им очень интересовалась советская разведка.
Иногда Миллер приезжал с супругой Натальей Николаевной, приходившейся внучкой Натальи Николаевны Пушкиной-Ланской. Чаще он бывал в гостях один. Поговаривали, что Миллер будто бы влюблен в Надежду Васильевну. Открыто говорить об этом не смели: Евгения Карловича уважали, да и не соперник он был молодому и бравому Скоблину.
Плевицкая была образцовой и гостеприимной хозяйкой. По русской традиции угощала щедро и для каждого находила доброе слово. Велись долгие разговоры за столом — вспоминали былое, обсуждали текущие дела.
Скоблину пообещали: если он сможет организовать похищение Миллера, то его и Плевицкую переправят в СССР. Это был трудный шаг не столько технически, сколько морально: Миллер был близким знакомым Скоблина и Плевицкой.
Одно дело — вытягивать из Миллера информацию, и совсем другое — похитить и отправить на верную смерть. Супруги сомневались и не могли решиться. Но Миллер активно искал связей с немцами. Скоблин же не мог допустить, чтобы русские офицеры воевали на стороне немцев.
22 сентября 1937 года Скоблин и Плевицкая тщательно подготовили свое алиби: посетили большое количество магазинов, зашли в кафе, посидели со знакомыми. Их должно было видеть большое количество людей.
Скоблин отлучился всего на полтора часа. У него была назначена встреча с Миллером. Евгений Карлович считал, что его сведут с с германским офицером Шторманом, военным атташе в Балканских странах, и с Вернером, чиновником германского посольства.
Вместо немцев его встретили представители советской разведки. Миллера одурманили хлороформом, затолкали в ящик, в котором якобы перевозилась дипломатическая почта, и на судне «Мария Ульянова» отправили в Ленинград.
Миллер проведет во внутренней тюрьме Лубянки почти два года, вплоть до расстрела, состоявшегося 11 мая 1939 года.
Что касается похищения — все было проделано безупречно. Но у Миллера были основания не доверять Скоблину. Он оставил любопытную записку на случай провала. К вечеру адъютант вскрыл пакет.
«У меня сегодня в 12.30 часов дня свидание с генералом Скоблиным на углу улиц Жасмэн и Раффэ. Он должен отвезти меня на свидание с германским офицером, военным атташе при лимитрофных государствах, Штроманом и с Вернером, прикомандированным к здешнему германскому посольству.
Оба хорошо говорят по-русски. Свидание устраивается по инициативе Скоблина. Возможно, это ловушка, а потому на всякий случай оставляю эту записку…» — 22 сентября 1937 года, генерал-лейтенант Е. Миллер.
Начальство РОВС засуетилось: стали разыскивать Скоблина. Николай Владимирович сам явился в штаб РОВС и высказал горячую готовность помогать в поисках.
Скоблину удалось немедленно бежать прямо из штаба, воспользовавшись замешательством. Он проделал это дерзко и хладнокровно. Вряд ли Николай Владимирович собирался скрыться из Франции, бросив жену на произвол судьбы. Наверняка он просто хотел затаиться на некоторое время и проследить, как будут развиваться события.
К тому же он надеялся, что Надежду Васильевну не тронут — непосредственного ее участия в похищении Миллера не было. Но Скоблин ошибся: 24 сентября Плевицкую арестовали.
Ей предъявили обвинения «в соучастии в похищении генерала Миллера и насилия над ним». Процесс по делу знаменитой певицы, обвиняемой в шпионаже, привлек много внимания. Надежда Васильевна оказалась одна под перекрестным огнем ненавидящих взглядов.
Ее чуть не растерзали, так велика была ненависть русской эмиграции к вчерашней любимице публики. Она утверждала, что ничего не знала о похищении:
— Богом клянусь, не виновата! А если и в чем виновата — то только в любви моей к мужу.
Надежда Плевицкая получила двадцать лет каторги с последующим запретом жить на территорий Франции. Николай Скоблин о приговоре, скорее всего, так и не узнал. Разведчики пытались переправить его в Испанию, охваченную огнем гражданской войны, и он погиб в 1938 году, по одной из версий, во время обстрела. По другой версии — Скоблин был выброшен из самолета.
Последние годы Плевицкой прошли в женской каторжной тюрьме в городке Ренни. Она была тиха, много молилась и почти ничего не ела. Окончательно ослабев, уже в тюремной больнице, Надежда Васильевна неожиданно вызвала к себе полицейского комиссара Белена и говорила с ним о муже:
— Три года без него. Умираю от тоски о нем. Его нет и это убивает меня. Не знаю, где он находится, как поклявшись, сказала вашим судьям.
Надежда Плевицкая умерла 5 октября 1940 года в возрасте 56 лет. Она была яркой и неоднозначной женщиной, способной на поступки. Если любила — то отчаянно и безоглядно. За одним любимым пошла на фронт. Ради другого стала сообщницей и пожертвовала в итоге жизнью.
