«Каждые два часа по две столовые ложки кипяченой воды и ни крошки еды! Иначе ребята погибнут», — распорядился Макаренко, впервые увидев около 800 истощенных голодом и жаждой детей в Салтовском поселке.
Сахар, сухари, кашу — все это в рацион детей вводили постепенно и, к всеобщей радости, всех детей удалось спасти, никто из них не погиб. Макаренко точно знал, что делать и всех детей спасли. Но были в его жизни и промахи.
Педагогическая поэма Макаренко началась в 1920 году, когда колония для несовершеннолетних приняла первых 6 воспитанников. Попались они на воровстве исключительно для того, чтобы пересидеть зимнее время в доме и не бегать от милиционеров.
На увещевания и просьбы педагогов они чихать хотели. Приказы игнорировали. А когда колония пополнилась несовершеннолетними убийцами, Макаренко остро ощутил, что у него на попечении 2 женщины-учительницы и есть только один револьвер.
Предыстория
Сам Макаренко, судя по воспоминаниям его семьи и сверстников, несомненно, относился к «трудным» детям. Он демонстрировал полное безразличие по отношению к младшим братьям и сестрам, отцу и матери.
Практически так же вел себя в школе. А так как здоровьем был слаб с детства, угрюм, не раз был битым, и в детский коллектив, которому позднее уделял столько внимания в своей работе, принят не был.
На первом месте у будущего педагога были книги. Он читал запоем, все что попадалось под руку, а книги только что не воровал. Но в кредит брал, если не могу расплатиться.
Преподавать он начал очень рано: как только закончил училище в Кременчуге, еще в 1905 году. Позднее – в 1914 году поступил в Полтавский учительский университет и закончил с красным дипломом.
Колония для беспризорников
После революции на 1920 год в России приблизительно насчитывалось около 7 млн беспризорников, то есть детей, оставшихся без дома, родителей, опекунов. Несколько лет эти дети разных возрастов добывали себе еду и одежду воровством, так как никакой другой способ им был недоступен.
Нередко попавшихся детей забивали на месте, потому что голод царил везде, и еда была дороже жизни. Дети постарше и покрепче объединялись в банды – грабили, нападали, убивали. Жестокость их была чудовищной. Нередко от расстрела на месте их спасал только возраст.
Для них и были созданы колонии для воспитания морально дефективных детей. Совсем уж опытных уголовников, а тем более воевавших у Махно или Петлюры, собирали в учреждения для «социально опасных».
Начальником одной из таких и стал Антон Макаренко.
Победа не за сильным, а за тем, кому нужнее
Первые «ученики» ели, спали, играли в карты, где-то шлялись по ночам и в лучшем случае не слушали своих педагогов. Парни были вполне взрослыми, самостоятельными, битыми жизнью, но по счастью, в основном, ворами.
Тем не менее, любой из преподавателей понимал: им ничего не стоило передавить учительский коллектив, надругаться над женщинами и разбежаться по лесам. И их даже искать не будут. В колонии дети оставались только потому, что в теплом доме и на казенных харчах пережить зиму было проще.
Заготовкой дров в итоге занимались сами педагоги. И когда однажды Макаренко снова обратился с требованием к воспитаннику нарубить дров, в ответ получил:
– Иди сам наруби, много вас тут!
Обращение на «ты» стало последней капелей. Макаренко – довольно тщедушный, невысокий мужчина в очках, типичный ботаник, закатил здоровенному парню такую оплеуху, что тот упал. В отчаянии и гневе Макаренко поднял его за шиворот и ударил еще дважды.
Это было состояние чистого аффекта. В руках учителя появилась железная кочерга. Воспитанники смирно выстроились возле кроватей, а перепуганный до белизны грубиян прошептал:
– Простите, Антон Семенович.
Макаренко впервые в жизни ударил человека.
Спустя полчаса вся группа получила на руки пилы и топоры и отправились в лес – рубить дрова. И рубила дрова до самого вечера, хотя, как как позднее писал педагог, мысль о том, чтобы давать в руки воспитанникам топоры неразумно, его посещала.
Именно эта история переломила отношение недавних уголовников к своему учителю. И Задорнов, и все остальные воспитанники были физически сильнее Макаренко, тем более все вместе.
И в поступке они увидели то, что там на самом деле было: отчаяние и гнев, вызванные их отношением к общему, как выяснилось, делу – колонии.
«Дефективных детей нет – есть дефективное отношение к детям»
Сам педагог после этого случая решил, что старые книги ему не помогут и действовать надо по обстоятельствам.
А обстоятельства были таковы, что выжить в это чудовищное время можно только совместно, а, значит, на первом месте должна быть не абстрактная личность ребенка и его творческие способности, а рабочий коллектив из конкретных Петь, Раис, Митрофанов, где все эти личности могут выжить и прийти к мысли о социальном равенстве.
Разговаривать о детском стремлении к творчеству хорошо, сидя за чашкой чая в натопленном кабинете. А вот делать из детей человеков, когда в колонии нет мебели, воспитанники одеты хуже, чем прибывающие беспризорные, потому что они уже приучились не воровать, совсем другое дело.
Особенно когда прибывших сначала нужно отмыть и вылечить от чесотки, вшей, глистов и прочих «радостей жизни». Какая там грамота: некоторые прибывшие и говорили едва-едва.
Возвращаясь к заголовку статьи скажу, что Макаренко вовсе не был против материальной поддержки детей, оставшихся с матерью после развода. Но в принципе был против развода.
