— Зверь лютый! — ахнула 17-летняя Устинья, когда впервые увидела жениха. Не верилось, что этот бородач с хитрыми черными глазами — сам император.
Когда жених прислал в дом Устиньи своих людей, красавица спряталась в подполе. Забилась в уголок, дрожала всем телом: только б не нашли. Нашли! Какой-то казак спустился в подпол:
-Чаво это ты, девка, от анпиратора прячешься? От счастия своего?
Кричащую, брыкающуюся, рыдающую, на плечо забросил, из подпола вытащил.
Устинья от горя присмирела: поняла, что нету у нее теперь иного пути, чем в кибитку к «анпиратору».
В станице Есауловской знали: нет девки краше, чем Софьюшка, дочь казака Дмитрия Недюжева. Высокая, статная, румяная. Кровь с молоком.
Отец крепко доченькой гордился, да вот беда, не довелось казаку увидеть, как дочка к венцу-то пойдет! В 1758 году Дмитрий Недюжев скончался, оставив на руках у супруги своей Аксиньи четверых детей. Софье, правда, уже шестнадцать годков исполнилось, помогала матери и по хозяйству, и с братьями-сестрами.
Но мать понимала: нельзя дочку в бесплатных батрачках-то держать. У нее свой дом, своя семья должны быть. Бабий век короткий, не успеет оглянуться, а уже в старые девки записана.
Как сыскался добрый казак, так мать и выдала Софью замуж. Добрым казаком тем оказался 18-летний житель соседней станицы Зимовейской, 18-летний Емельян Пугачёв.
Парнишка ладный, красивый, на коне скачет лихо. С хитрецой малый, что на Дону ценится — палец в рот ему не клади.
В 1760 году с Божьей помощью сыграли свадебку. Казалось бы: живи, поживай, да детишек рожай. Но не тут-то было.
Не успели Софья и Емельян вдосталь намиловаться друг другом, как постучали в дверь куреня казаки — собирайся, брат, в русскую армию на войну с пруссаками. Всего неделю побыл Емельян с молодой женой.
Софья снова увидела супруга лишь спустя два года. Повзрослел Емельян, заматерел, а хитринка в темных красивых очах еще гуще стала.
В 1764 году Софья родила Емельяну первенца — сына Трофима. Пока жила с мужем, рожала еще несколько раз, но выжили лишь две девочки — Аграфена и Христина. Первая родилась в 1768-ом году, вторая — двумя годами позже.
Емельян часто отлучался из дома. Казак — человек военный, его завсегда могут и в войска позвать, и отправить куда-то с поручением. Так, Пугачёву часто приказывали искать на Дону беглых преступников. Искали Емельян и другие казаки в охотку: за беглого можно было получить недурные деньги.
В 1768 году Пугачёв отправился на русско-турецкую войну в составе полка походного атамана Войска Донского Ефима Кутейникова. После взятия Бендер Емельян подхватил неведомую хворь, и его отправили домой для лечения.
Лечение, по всей видимости, не помогло: в 1771 году Пугачёв поехал в Черкасск, чтобы попросить у начальства полную отставку в силу слабого здоровья.
Проверка показала, что дать Емельяну немедленную отставку возможности не представляется, однако, ему следует продолжать лечение: либо в лазарете в Черкасске, либо на дому. Пугачёв не захотел лежать в лазарете, и отправился в родную станицу Зимовейскую, где ждала его Софья.
Приехав домой, Емельян сообщил Софье, что тянуть солдатскую лямку на войне с турком он больше не желает и подумывает сбежать на Терек к тамошним донским казакам. Софья Дмитриевна кинулась мужу в ноги, умоляла не бросать одну с детьми.
Пугачёв поначалу сжалился, но уже вскоре приказал собирать ему дорожный мешок. Устроившись на Тереке, Емельян пообещал забрать жену к себе.
На Тереке казаку удалось вступить в Терское семейное войско. Емельян подумывал было послать за Софьей и детьми, но после того как стало известно о его дезертирстве, оказался под арестом.
Присмотр за Емельяном был не шибко строгим, и он сумел сбежать.
Ненастной февральской ночью 1772 года в дверь куреня семейства Пугачевых в Зимовейской постучали. «Кого там нелегкая принесла?» — подумала Софья Дмитриевна, слезая с печки. Зажгла свечу.
«Кто там?».
«Я это, Софушка!».
Обомлела, узнав голос мужа. Открыла дверь.
Если раньше Емельян возвращался домой приличным с виду казаком, то теперь воротился сущим каторжником. Шуба грязная, рваная, в бороде репьи, глаза бегают.
Приодев Емельяна, напоив-накормив, Софья Дмитриевна приступила к расспросам. Дикие вещи рассказывал муж: о службе на Тереке, об аресте, о бегстве.
Софья Дмитриевна испугалась и на следующий день донесла властям о возвращении Емельяна: иначе ведь ее саму в острог бросят, а кто о детях тогда позаботится.
На следующий день Пугачёва схватили и отправили в Черкасск под конвоем. Но удалой казак снова умудрился сбежать!
Емельян не осуждал супругу за предательство, но больше в Зимовейскую возвращаться не собирался. К тому моменту у Пугачёва уже возник в голове «антиресный» план.
Софье Дмитриевне, оставшейся без средств к существованию, пришлось продать дом в Зимовейской и переехать к матери. Деньги за дом закончились осенью 1773 года, после чего женщине с детьми пришлось жить подаянием.
10 января 1774 года в курень Софьи Дмитриевны пришли солдаты. Казачка была арестована и с сыном Трофимом доставлена в Казань под конвоем. Дочки остались в Есауловской под присмотром бабушки.
Так жена Емельяна Пугачёва узнала, что ее муж, оказывается, не беглый дезертир, а император всероссийский Петр Федорович, безвинно и вероломно убиенный своею женой, немкой, и ея полюбовниками. Под женой-немкой подразумевалась государыня Екатерина II.
В Казани к Софье Дмитриевне был приставлен вооруженный караул. Женщине было поручено ходить по площадям и рынкам и повсюду разоблачать своего мужа-самозванца.
Софья Дмитриевна безропотно выполняла приказ:
«Какой там он анпиратор, муж это мой, Емелька Пугачёв».
Софья Дмитриевна не знала, что ее муж к тому моменту уже имел вторую жену. «Анператрицей», как называли ее сам Емельян и другие казаки, стала яицкая казачка Устинья Кузнецова.
Устинья родилась в 1757 году, она была на пятнадцать лет младше Емельяна.
После того, как Пугачёв захватил Яицкий городок, к нему пришли местные старейшины чтобы убедить Емельяна взять в жены представительницу яицкого казачества:
«Ты как женисся, так войско Яицкое всё к тебе прилежно будет!».
В качестве невесты старейшины предложили 17-летнюю Устинью Кузнецову, дочь казака Петра Кузнецова, участника восстания.
Старейшины, помимо прочего, надеялись, что после свадьбы «император» Емельян прекратит безобразничать по части женского пола:
«А как перед сим Пугачёв трёх девок из Яицкого городка в Берду уже взял и с ними в одной кибитке жил, то старики рассудили, чтоб впредь такого похищения не мог делать, и при том видя его в том совершенную наклонность, сказали ему напоследок, когда де есть в том, государь, ваша польза, то женитесь».
Устинья не хотела замуж за Емельяна, ее отец также просил не делать дочь «заложницей» Пугачева как те три девки из кибитки.
Красавица пыталась спрятаться от посланников «императора» в подполе, отец умолял: «Еще молодехонька и принуждена идти замуж неволею, хоть и за государя».
Казаки Емельяна скрутили Петра Кузнецова, вытащили Устинью из подпола и доставили под светлы очи «государя». Вскоре юная казачка и самозванец сыграли пышную свадьбу. Таким образом, Емельян стал двоеженцем.
Пока Емельян упивался властью, деньгами и женщинами, сражался насмерть с войсками «вероломной жены-немки», Софья с сыном жили в Казани, пользуясь относительной свободой и получая «порядочное пропитание».
В июле 1774 года, после ряда жестоких поражений, Емельян набрал новую армию и направился покорять Казань. После этого семью самозванца сразу же перевели с квартиры в доходном доме в тюрьму.
Казань не смогла сопротивляться Пугачёву. 12 июля 1774 года город пал. Софья и Трофим едва не погибли в охватившем казематы пожаре.
В Казани Софье Дмитриевне снова довелось увидеть своего мужа. Сынок, 11-летний Трофим, крикнул, указывая пальчиком:
— Матушка! Смотри-тка, батюшка ездит!
Казачка, подняв глаза, увидала мужа гарцующим на добром коне посреди казанской площади. Красив был Пугачёв! Но Софья Дмитриевна любоваться супругом не стала:
— Екай собака! Неверный супостат!
Вскоре Софью и Трофима доставили к шатру Пугачёва. Говорить с женой Емельян отказался, но повелел поставить рядом со своим шатром шатер для казачки и ее сына. На вопросы соратников, кто такая, отвечал, жена верного казака, насмерть засеченного по приказу «Катеринки».
Сына Емельян приказывал ежедневно приводить к нему. Так Софья Дмитриевна увидала, какую жизнь теперь ведет ее муж-«анпиратор»:
«Едва Емельян входил в палатку, как девки подскочили к нему, приняли у него шапку, сняли с него саблю и раздели. А он, раздевшись, лег на перины. И покуда лежал, то между тем девки приготовляли обедать.
А как было все готово, то он, вставши, сел на подушки и обедал один, а девки и некоторые казаки перед ним стояли. Во время обеда, да и после оного, Пугачев все, что ему ни потребно было, приказывал девкам так: «девки, подай то, девки, одень». А они поспешно то исполняли. Девки были хорошия так, как написаны».
Свою прекрасную преемницу Софья Дмитриевна, правда, не увидела: «анпиратрица» Устинья Петровна осталась в Яицком городке, где была арестована еще до разгрома пугачевского бунта.
На допросе красавица пересказала по памяти свои разговоры с Емельян Ивановичем:
— Подлинно ли ты государь, и я сумневаюсь в том, потому что ты женился на казачке. И как я вижу, что ты меня обманул и заел мою молодость, ибо ты — человек старой, а я — молодёхонька.
— Я со временем бороду-ту сбрею и буду моложе.
— Так казаки любить не будут!
— Потому-то я и сам оной веры не люблю, что бороду брить, а сделаю угодность разве тебе одной.
После окончательного разгрома пугачевцев 25 августа 1774 года правительственными войсками, Емельян с женой Софьей Дмитриевной, сыном Трофимом и несколькими яицкими атаманами сбежал в степь.
Там атаманы предали «анпиратора» и повязали его. Иван Творогов, который стоял во главе заговорщиков, на допросе рассказывал:
«Мы его вязали, а они ( т.е., Софья и Трофим — В.Г.), хотя ничего не говорили, однако ж, очень плакали».
Софью Дмитриевну, Трофима и самого Емельяна заговорщики передали отряду правительственных казаков, которые повезли арестованных в Яицкий городок.
Тем временем в Москву из станицы Есауловской везли маленьких дочерей Софьи и Емельяна — Аграфену и Христину.
Русский бунт — бессмысленный и беспощадный — был подавлен. Началось следствие по делу.
В мае в Оренбург привезли Устинью Кузнецову, где ее допрашивал лично граф Петр Сергеевич Потемкин. Красавица заявила, что самозванец взял ее замуж силой. Потемкину приглянулась очаровательная казачка и на период следственных действий граф, подобно Емельяну, сделал Устинью своей наложницей.
В октябре «анпиратрицу» доставили в Казань для нового допроса, затем повезли в Москву для проведения «Большого следствия», курировать которое Екатерина II намеревалась самолично.
В Белокаменной произошла знаменательная встреча — законная супруга Пугачева впервые увидела свою преемницу. Софья Дмитриевна была невероятно ласкова к молодой казачке: для нее девушка была жертвой, заложницей мужа. Такой же, как она сама.
Следствие пришло к выводу, что Софья Пугачева, урожденная Недюжева, к преступлениям самозванца никоим образом не причастна. Равно как и Устинья Кузнецова.
Невиновность женщин была доказана, но вот отпустить их суд отказался. «Отдалить без наказания» — таков был приговор.
Правительствующий Сенат постановил, что «отдалить» Софью, Устинью и детей Емельяна следует в крепость Кексгольм неподалеку от Петербурга, под постоянный надзор и содержание в 15 копеек на человека.
10 января 1775 года Емельян Пугачев был казнен, а его родственников под конвоем отправили на подводе в Кексгольм.
Софье, Устинье и девочкам выделили отдельный каземат в Круглой башне. Трофим содержался на гауптвахте в одиночной камере.
Имена и фамилии заключенных коменданту крепости Доможирову было разглашать строго-настрого запрещено.
Жилось двум казачкам тяжело. Особенно страдала Софья, выросшая в жарких донских степях.
На пятнадцать копеек не разгуляешься: давали заключенным в основном хлеб, квас, картошку. Изредка полагалась квашеная капуста — чтобы цинги не было.
В 1787 году государыня Екатерина II объявила большую амнистию, однако родственников бунтовщика Пугачева амнистия не коснулась. В ответ на запрос коменданта крепости майора Гофмана пришел официальный ответ:
«Сии секретные арестанты не подходят под изъявленные в помянутом манифесте над прегрешившими милости, а для того тем арестантам остаться на прежнем положении».
Павел I, придя к власти, начал пересмотр законов и уложений нелюбимой матушки. В Кексгольм был отправлен обер-секретарь с приказом сделать доклад о жизни «секретных арестантов». Чиновник нарушений в содержании заключенных не нашел, и ничего в жизни Софьи и Устиньи не изменилось.
В 1797 году был назначен новый комендант Кексгольма — им стал граф де Мендоза Ботелло. Его сиятельство был возмущен условиями содержания арестантов, но больше всего его поразило следующее обстоятельство:
«Девка Аграфена имеет рождённого у себя сына, которого прижила через насилие от бывшего коменданта полковника Гофмана».
Получается, Софья, Устинья, Аграфена и Христина стали заложницами не только своего отца, но и своих надзирателей в Кексгольме!
Было инициировано расследование. Младенец Андрей, сынок Аграфены и внук Пугачева, был очень слабеньким и скончался еще до завершения всех следственных мероприятий.
В январе 1798 года дело было закрыто: полковник Гофман не понес никакого наказания.
В 1803 года Кексгольм посетил с инспекционной поездкой государь Александр I.
Жены Пугачева были представлены императору. Его Величество был потрясен: его глазам предстали несчастные, замученные женщины, несущие наказание за преступления, к которым они никоим образом не были причастны. Напротив, они были жертвами. Заложницами Пугачева. Пугачева, и, как выяснилось в дальнейшем, заложницами государства.
Александр приказал освободить арестантов из крепости. Теперь родственникам Пугачева было разрешено свободно жить в городском посаде неподалеку от Кексгольма. Караул был снят, однако посад поселенцам было запрещено покидать.
Устинья Кузнецова скончалась 18 ноября 1808 года. Ей был 51 год: больше 30 лет она провела в заключении.
Когда умерла Софья Дмитриевна, неизвестно.
В 1811 году чиновник и мемуарист Ф.Ф. Вигель, прибывший в Кексгольм по рабочим делам, познакомился с дочерьми и сыном Пугачева. Вигеля удивило, что несчастное семейство снова содержалось в крепости под стражей:
«Я ходил смотреть крепость и в ней показывали мне семейство Пугачёва, не знаю зачем всё ещё содержащееся под стражею, хотя и не весьма строгою. Оно состояло из престарелого сына и двух дочерей. Простой мужик и крестьянки, которые показались мне смирными и робкими».
В 1826-ом году в Кексгольм привезли новых узников — декабристов. К тому времени здесь уже находилась лишь одна узница — Аграфена. Христина и Трофим к тому времени уже умерли.
В апреле 1833 года не стало и Аграфены Емельяновны. На момент смерти ей было 65 лет. Финский генерал-губернатор А.С. Меншиков доложил об этом событии начальнику Третьего отделения А.Х. Бенкендорфу:
«Жившая под надзором полиции в г. Кексгольме дочь казака Емельки Пугачёва Аграфена 5-го числа того месяца от болезни и старости умерла, и тело её по обряду христианскому предано земле».
