— Хоть в речку, хоть в монастырь, — прохрипел отец, — а замуж не пойдешь!
Ненависть, которую он прочёл во взгляде дочери, нисколько не заботила Акима Семёновича. Пусть ненавидит, главное, что при нём останутся его тысяча триста крепостных душ, да земельные угодья.
Делиться с дочерью действительный статский советник не собирался. А то, что останется Прасковья старой девой – не его забота. Этот папенька не знал жалости. Но и дочери своей он тоже не знал.
Прасковья была сиротой при живом отце. С самого её рождения, как не стало жены, Аким Сулима предпочел отдать девочку своим родственникам.
— Забот у меня больно много, — бурчал он.
Граф Чернышев, его давний приятель и покровитель, любезно похлопотал, чтобы назначить Сулиму губернатором новых русских земель – захваченных у Польши в 1773 году (сейчас это территория Белоруссии).
По ходатайству того же графа получил он и генеральский чин. А выйдя в отставку, поселился в Малороссии, где у него имелись угодья и крепостные души.
Говоря по правде, богатство Акима Сулимы во многом строилось на достатке его покойной жены. Тихая и болезненная Мария Павловна принесла ему хорошее приданое, прежде чем угаснуть в возрасте тридцати лет.
Надо отдать должное Акиму Семеновичу, что полученное он не пустил по ветру. А приумножил. Поэтому выходило, что у дочери, у Прасковьи, в перспективе имелось отменное приданое. На зависть многим!
С этой девочкой Сулима почти не был знаком, так что отцовских чувств к постороннему существу не питал. Да и как проникнуться отцовской любовью, если они виделись, в лучшем случае, пару раз в год? И Прасковья не тянулась к папеньке.
Он был для нее чужим человеком. Впрочем, до определенного момента это не играло никакой роли. Девушка содержалась в глуховском пансионе Анны Лэянс, что в Новгород-Северском наместничестве.
Как дворянке и генеральской дочери, ей дали замечательное образование и лучшее воспитание. Ожидалось, что миловидная и сообразительная девушка вскоре сделает выгодную партию и станет достойной женой и доброй матерью своим детям.
А если выйдет замуж за вдовца – в восемнадцатом веке совсем не редкое явление – то окажется справедливой мачехой. По крайней мере, Прасковье мечталось именно так. Какая же юная особа в ее возрасте не мечтает влюбиться и обзавестись семьей!
«Я знаю, вы смеетесь над уездными дамами, и Пушкин над ними смеялся. И подлинно, есть много в них смешного, но, может быть… много и грустного», — писал Владимир Соллогуб.
Однако будем справедливы: Прасковья не была смешной. Она считала свое будущее определенным. И она имела на это право – имелись деньги, земли, что остались от матери… Когда она окончила пансион, то поселилась в доме тетушки, Екатерины Михайловны Лобысевич.
В этом гостеприимном семействе к Прасковье относились, как к родной. И она отвечала родне взаимностью – обожала своих двоюродных братьев и сестер.
Именно в тетушкином доме судьба свела Прасковью с Иваном Войцеховичем. Он был в ту пору статским советником, на тринадцать лет ее старше (идеальная разница для XVIII века), и с самой первой встречи проявил себя как учтивый кавалер и пылкий влюбленный.
А вскорости Прасковья отписала папеньке о своих планах. Она мечтает выйти замуж за господина Войцеховича! У них полное взаимопонимание!
«По долгом, по долгом, тщательном, и зрелом разсуждении, и соображении всех домашних обстоятельств, не предвидя далее ни чего для себя полезнаго и прочнаго… нашла партию сходную и равную». (орфография сохранена)
И папенька ответил – нет! Не бывать этому браку! Он категорически против!
Согласно «Уставу благочиния» от 8 апреля 1782 года, родители были «властелинами над своими детьми»… То есть, папенька, действительно, мог испортить дочери жизнь.
Ошеломленная Прасковья решила поговорить с родителем лично, и отправилась ради этой цели в его поместье. Ее встретил неопрятный старик в стеганом халате, который, раздувая щеки, заявил, что не позволит дочери выходить замуж.
— Папенька, — срывающимся голосом говорила дочь, — вы не знаете жалости!
А затем на Акима Семеновича посыпались прошения! Ему писала родственница, за Войцеховича вступился гражданский губернатор Миклашевский, местный архиепископ, архимандрит и вице-губернатор. Все, в один голос, умоляли строптивого отца: дайте разрешение на брак!
Никто из них даже не подумал, отчего Аким Семенович так противится союзу дочери. Считали, что он находит партию недостойной. Как бы не так! Сулима просто не хотел делиться с законной наследницей состоянием жены…
Он жил в полном достатке и благополучии. У него имелся прекрасный дом, сад, прислуга… И всем этим делиться с посторонней для него девушкой? Увольте!
Ситуация была отчаянной. Девушка могла навсегда остаться старой девой, потому что отец не давал разрешения на брак. И тогда жених Прасковьи уговорил ее… обратиться в суд! Это было совершенно немыслимое дело, но молодая особа согласилась.
На заседаниях Прасковья Сулима лично не присутствовала, всё за неё делал адвокат. Он же заявил, что отец препятствует браку дочери, не предъявляя для этого никаких особенных причин.
— Исключительно по самодурству, — хмыкнул адвокат.
Прасковье исполнилось двадцать четыре года. Она имела право вступать в брак, причем будущий муж не был ни иноверцем, ни человеком другого сословия. Иначе говоря – нечего было вставлять палки в колеса!
Так что 24 мая 1800 года земский суд Черниговского повета выдал Прасковье Сулиме свидетельство – она имеет право вступать в брак! Именно это счастливая девушка и сделала. И приданое ей было велено выплатить.
Аким Семёнович хотел подать протест, но вовремя остановился. Знакомые и друзья отговорили его от этого шага – нехорошо, дескать. В 1818 году он скончался, так и не пожелав посмотреть на дочь, зятя и внуков. Папенька без жалости!
А зять оказался не промах. Иван Андреевич Войцехович стал пензенским вице-губернатором, сумел обеспечить жену, которая ни разу не пожалела о своем решении.
