90 лет назад 27 мая родился народный артист России Вячеслав Шалевич (1934-2016)
*
Ох, в свое время немало пылких женских сердец разбили его киногерои. Особенно злодей Швабрин в «Капитанской дочке», Дуганов в «Хоккеистах»… Хорош был Шалевич в молодости, чего говорить. Недаром в кино начинал дублером Олега Стриженова – первого красавца экрана 1950-60-х.
К тому же Шалевич обладал буквально гипнотизирующим тембром голоса, способным как питон Каа из «Маугли» увести целую армию романтических барышень куда угодно. Получал письма с признаниями в любви – мешками. Дома телефон раскалялся докрасна от назойливых звонков.
Впрочем, такова планида всех героев-любовников, коих в СССР было раз-два и обчелся. А Вячеслав Анатольевич был яркий представитель этой касты избранных. Поэтому о его романах и любовных треугольниках судачила вся театральная тусовка – там было кому и за что косточки перемыть. Страсти такие кипели – жаль Шекспир не там и не вовремя родился.
*
Предлагаю вспомнить замечательного актера яркими былями из его жизни, рассказанными им самим.
ОТЕЦ – БЕЛЫЙ ОФИЦЕР, ГЕНЕРАЛ НКВД
«Мама никогда ничего не рассказывала о моем отце. В доме не было ни одной его фотографии. Если я приставал с расспросами, сухо и коротко отвечала: «Он погиб на финской войне». Конечно, мне хотелось знать больше. Но я чувствовал, что тема эта запретная, покрытая тайной.
Помню, мама принесла ордер на бесплатную пару обуви — купить ребенку приличные ботинки было ей не по карману. Развернул бумажку и прочитал: «Шалевич Слава (отец убит на войне), настоящим предписываю выдать одну пару ботинок». И подпись. После этого стало окончательно понятно, что отец никогда к нам не вернется…
А потом, тридцативосьмилетним уже известным артистом я поехал на гастроли в Бийск. После выступления мне сказали: «Вас ищет отец. У всех спрашивает, где вас найти». Выхожу на улицу и вижу мужчину, который удаляется, догоняю его. «Вы кто?» «Шалевич Анатолий Иванович», — отвечает. «Вы что, мой отец, что ли?» «Как в кино тебя увидел, в «Красной площади», сразу подумал — сын!»
Мы с ним долго разговаривали, я спросил, почему же он не писал нам. Оказалось, отец – бывший генерал-майор НКВД, потом был репрессирован. Ему припомнили, что в прошлом был белым офицером, служил в царской армии. А то, что сам перешел на сторону красных, в 1930-е никого не интересовало…
Отсидев в сталинских лагерях и выйдя на свободу, отец остался жить по месту ссылки. Работал начальником таксомоторного парка. А не писал и не искал нас, потому что был уверен, что нас тоже репрессировали, поскольку семью врага народа почти всегда тоже сажали. Я ответил, что со мной и мамой этого не случилось. «Так значит, я был невинен!» — сказал он.
Тогда он мне рассказал их с мамой историю. Родители познакомились в Минске, расписались быстро, мама вскоре забеременела. И вдруг она случайно узнала от посторонних людей, что Анатолий женился на ней в отместку: его любимая девушка предпочла другого.
Когда маме это рассказали, она, будучи на восьмом месяце беременности, собрала чемоданчик и уехала из шикарной минской квартиры к сестре — в московскую коммуналку. Навсегда. Еще отец признался, что мама его тогда спасла от тюрьмы. Ведь он хотел прийти на свадьбу той девушки, и прямо на глазах у жениха ее застрелить. Но тут он познакомился с мамой, и это как-то помогло пережить предательство.
…Я вернулся в Москву, позвонила мама. «Как дела?» «Отца встретил». «Шалевича?» «Да». Она тут же приехала. Посмотрела на подаренную им фотографию и вдруг говорит: «Вот сейчас была бы наша золотая свадьба».
А потом: «Ну, ты сказал ему, что я ни за кого не вышла замуж, не поменяла фамилию, что дала тебе высшее образование?» И тут у меня как подкатит комок к горлу…
Потом я приезжал в Бийск, мы с ним виделись. Вскоре он умер. Я еле нашел его могилу, на которой было написано «1237/А». На ней ни плиты, ни креста. Я надел свой парадный костюм, пошел в горком, мне пообещали связаться с таксомоторным парком, все исправить…
Оставили телефон, чтобы я мог позвонить и проверить. Но вскоре телефоны все сменились, и я до сих пор не знаю, изменилось ли что-нибудь на могиле отца. Мама пережила его всего на два года…»
ВСТРЕЧА СО СТАЛИНЫМ И РАЗБИТАЯ ФОРТОЧКА НИКОЛАЯ ГРИЦЕНКО
«Я родился и вырос на Арбате – прямо во дворе театра Вахтангова. Помню, что когда разбомбили театр в самом начале войны, мы с матерью прятались в бомбоубежище, которое было расположено под театром. Выходим, а там – сплошные развалины. Потом мы, ребятишки, бегали по его руинам… А потом была эвакуация и детдом в Саратовской области.
Тогда детей насильно забирали у родителей и вывозили из города. В результате мама три с половиной года работала на уральском заводе, а я все это время находился в детдоме – за тысячи километров, при живой-то матери. Не буду рассказывать всего пережитого, один раз, в 1944-ом, даже совершил побег.
Скажу только, что получил там суровую жизненную закалку. Только в конце войны маме позволили меня забрать и вернуться домой, в нашу арбатскую коммуналку.
Еще одно из ярких воспоминаний детства как однажды на демонстрации в честь Дня Победы мы с ней шли в первой колонне. Проходя мимо мавзолея, я засмотрелся на Сталина и вышел из строя на пустую площадку, а он толкнул Рокоссовского и, смеясь, на меня рукой показал. Мама сгребла меня в охапку и унесла от греха подальше. Перепугалась не на шутку.
Помню, как театр ремонтировали после войны. Так, фактически вместе с театром я и рос. Да и большинство артистов Вахтанговского театра жили в нашем доме. Когда кто-то выселялся из коммуналок, туда поселяли артистов. Сергей Лукьянов, Николай Гриценко, Ляля Пашкова, Михаил Ульянов…
Мальчишкой я за ними подсматривал. Однажды я разбил форточку у Гриценко, играя в футбол. И он пришел к моей маме, сказал: «С вас, мадам, 3 рубля 38 копеек — столько стоит моя форточка, разбитая вашим сыном». В другой раз я вывесил над Николаем Олимпиевичем на веревке дохлую кошку: он шел, задумавшись, и вдруг увидел ее. Какой ор стоял!
Но когда я после окончания училища поступил в театр, Николай Олимпиевич только и сказал, встретив меня в коридоре: «А-а, и ты здесь?» И мы с ним потом дружили. Гриценко, на мой взгляд, — гений, Богом данный артист.
А еще во дворе однажды я обидел Таню, дочку Лукьянова, народного артиста РСФСР, лауреата двух Сталинских премий. Она плачет, и вдруг в воротах появляется эта глыба, роскошный человек, который в «Поединке» снялся. «Ну все, — думаю, — сейчас бить будет».
Он подошел ко мне, взял на руки и в лужу окунул. Потом, когда я уже работал в театре, сказал ему: «А вы помните, что меня когда-то в купель положили? Крестным отцом стали. Правда, посреди лужи оставили». Он жутко хохотал.
Сказались годы, проведенные в детдоме – рос я хулиганистым, в школе учился из рук вон плохо. Помню, после двух приводов в милицию мама серьезно предупредила меня: «На третий привод ты попадешь в тюрьму». Правда, я не дрался, не воровал.
Просто хулиганил: срывал уроки, доводил учителей до слез, безбожно прогуливал, причем не в одиночку, а подговорив целую компанию. За это меня оставили на второй год. Да и вообще я 10 классов так и не окончил. Среднее образование получал в школе рабочей молодежи «Метростроя № 4».
Но все это время, поскольку театр был так близко, я пересмотрел все спектакли, ставшие легендарными: и «Мадемуазель Нитуш», и «Егор Булычев», и «Сирано де Бержерак». Туда я поначалу проникал днем: отсиживался в туалете, а вечером смотрел спектакль.
Но вскоре билетерши меня приметили, стали потихоньку просто так пропускать. Восемь раз видел Михаила Астангова в роли Сирано де Бержерака! Восторг от его игры даже сподвиг меня записаться в школьный кружок художественной самодеятельности. А в десятом классе меня приняли в драмкружок при районном доме пионеров.
В голодные сороковые годы, когда мы все бегали кое-как одетые, посещение театра — как путешествие в сказку. Музыка, сцена, свет, все блистательно одеты! В результате я поступил в Щукинское училище.
Счастливейшее наступило время: вместе с однокурсниками — Васей Ливановым, Лилей Алешниковой, Кюнной Игнатовой, Васей Лановым — готовили отрывки, репетировали с утра до ночи. Потом меня приняли в труппу театра Вахтангова, который стал моим вторым домом на всю жизнь».
*
НЕ ЖАДНЫЙ УЛЬЯНОВ И ЛЮБИМАЯ БОРИСОВА
«В Вахтанговском царили строгие порядки. Однажды Васю Ливанова страшно пропесочили на собрании и даже чуть не выгнали за то, что он не поздоровался с костюмершей. «Но я с ней даже не знаком», — оправдывался Вася. «Неважно, у нас как в деревне: идете мимо, будьте любезны здороваться со всеми».
Молодым актерам не полагалось отказываться от участия в массовке. Если кто-то позволял себе такое, немедленно получал втык на сборе труппы: «Не зазнавайся!»
Мне сразу повезло — пришел в театр и был утвержден на роль в спектакле про целину «Неписаный закон», играл молодого казаха. А потом в один прекрасный день Рубен Николаевич Симонов собрал вахтанговских стариков и объявил: «С сегодняшнего дня все вы уходите во второй эшелон, главные роли будут играть Борисова, Яковлев и Ульянов».
А через короткое время к ним присоединились я, Лановой и Людмила Максакова. Спектакли продолжали греметь, ведь в эпизодических ролях по-прежнему блистали Плотников, Гриценко и другие великие мастера.
Когда меня спрашивают, не жалею ли, что вся моя жизнь прошла в одном театре, отвечаю: это я считаю счастьем. Хотя бы потому, что я застал великих артистов и играл с великими партнерами.
*
Рубен Николаевич Симонов был блестящий партнер, непредсказуемый. Помню, играли пьесу Арбузова «Потерянный сын». Я боялся играть с ним, осторожничал, все время торопился сказать текст. Один спектакль, другой, а потом вдруг я успокоился и осмелел. И однажды такую паузу выдал, что Симонов от удивления даже забыл слова и понес что-то из второго акта.
В антракте меня пригласили к нему в гримуборную. Я на дрожащих ногах вошел, думаю — сейчас даст. А Рубен Николаевич говорит: «Слава, дорогой, вы сегодня так играли, что я даже забыл слова». Себя поругал, а не меня, выскочку.
Когда я пришел в Вахтанговский, Ульянов уже был Ульяновым. И потом мы с ним не раз играли одних и тех же персонажей в разных составах. Когда в репертуаре появился острый и неожиданный спектакль «Дион» по замечательной пьесе Зорина, я выучил главную роль, но на нее был назначен только Ульянов. Прихожу к нему: «Михаил Александрович, я очень хочу сыграть Диона.
Но не дают. Я и текст знаю, готов на все сто». Он не раздумывая: «Давай. Только ты сначала сыграй в «Виренее» вместо меня — мне ведь надо сниматься. А когда сыграешь, подойди и скажи, что готов». Я сыграл в «Виренее» вместо него, подошел: «Михаил Александрович, я готов».
«Когда спектакль?» — спросил он. «Завтра». «Ну, тогда я – «заболел», — сказал Ульянов и объявил администрации, что он взял больничный. Спектакль прошел на ура. И я стал играть «Диона» в очередь с Михаилом Александровичем. Не жадный он был актер.
С Юрием Яковлевым мы часто делили одно купе, отправляясь на гастроли. Могли проговорить ночь напролет, хотя человеком он был закрытым, держал дистанцию. Окружающие считали Яковлева душкой — обаятельным, очаровательным, улыбчивым, мне же Юрий Васильевич открывался другой стороной: ранимым и очень одиноким.
С Лановым отношения у нас поначалу были, скажем так, прохладными, поскольку мы претендовали на одни и те же роли. «Доброжелатели», которых хватает в любой труппе, доносили: «Вася сказал «Как можно доверить столь тонкий образ мужлану Шалевичу?
Он же не способен донести это до зрителя!» Я на это не обращал внимания, знал себе цену. Когда нас в очередной раз обоих назначили на одну роль — Калафа в «Принцессе Турандот», у меня были съемки и я уступил дорогу Василию Семеновичу. Так пришел его звездный час.
Позже, когда я ставил в Вахтанговском театре «Тринадцатого председателя», вдруг понял, что главного героя может сыграть только он. По глазам Ланового видно было, что он очень раним: детство в оккупации сказалось. Однажды фашист выстрелил из автомата, и пули просвистели прямо над Васиной головой. Он стал после этого заикаться, излечиться смог только через много лет.
И вот, приступая к работе над «Тринадцатым председателем», я пришел к нему: «Вася, давай попробуем, очень тебя прошу». Лановой удивился, не ожидал, что позову в свой спектакль, но согласился и играл замечательно. Постановка стала очень популярной, попасть на нее было просто невозможно. На этой работе мы подружились.
А самым моим любимым партнером в театре была Юлия Борисова. Именно с ней мы играли казаха и казашку в моем первом спектакле «Неписаный закон». Она на репетиции сразу меня поразила тем, что репетировала в полную силу, не позволяя себе обычной пробы. А у меня не получалось.
И вот как-то я пришел на репетицию, надел сапоги внатяжку, и вдруг что-то случилось: почувствовал походку героя, его настрой, меня «понесло» в буквальном смысле слова. Неожиданно Борисова, не отличавшаяся замашками примы, останавливает репетицию: «Слава, пока я не произнесу букву «ять», не сметь говорить свой текст одновременно со мной!»
Это был единственный наш конфликт, если его вообще можно так назвать, мы потом переиграли вместе множество спектаклей. Вообще, она такая артистка, что влюбляется в своего партнера и тем самым поднимает его до уровня своего мастерства. С ней соврать невозможно. И при этом с ней так легко, так удивительно».
УРОКИ ОЛЕГА СТРИЖЕНОВА
«Грех жаловаться, и в кино везло мне на роли, режиссеров, партнеров.
Моя первая роль в кино – Швабрин в «Капитанской дочке», я еще учился на четвертом курсе «Щуки». Когда меня уже утвердили, в павильон вошел Олег Стриженов, глянул на меня и удивленно сказал: «Он на меня похож». Режиссер Каплуновский задумался: Гринев и Швабрин — антиподы, они любят одну женщину, но любви добиваются по-разному.
В конце концов, он решил, что это даже неплохо, что мы похожи — ярче будет заметна разница характеров. Тогда первое утверждение на серьезную роль — это же был праздник. И играть с такими артистами, как Лукьянов, Стриженов, — такая честь!
Но вообще-то мой первый приход в кино случился раньше — я работал дублером у того же Стриженова, который к тому времени был настоящей звездой, на картинах «Овод» и «Мексиканец».
Меня ставили под свет вместо него, проверяли освещение, а потом говорили: «Пошел вон!» Только потом Стриженов входил в кадр под поставленный на мне свет. Уже тогда у него был западный подход к профессии.
Олег очень тепло ко мне отнесся, он меня учил, как «лечить» киногруппу. Однажды за ним вовремя машина не пришла. Стриженов говорит: «Не ждем, идем в кафе». И мы сидим там долго, а в это время группа нервничает. Олег расспрашивал о Щукинском училище, которое тоже когда-то окончил, о преподавателях. Приезжаем на съемки часа через три. «Где вы были?» — кричат ассистенты.
А Стриженов так спокойно: «Это в вашем фильме, господа, я играю семнадцатилетнего мальчика, а мне — двадцать девять. Вы хотите, чтобы я ездил на троллейбусе?» Все, с тех пор машина больше не опаздывала.
*
*
А на озвучании «Капитанской дочки» что было? Я без опыта, два часа маюсь у микрофона, но не попадаю в собственную артикуляцию. И уже слышу за спиной шепот режиссера: «Его надо менять». И тут же Стриженов отозвал меня в сторону: «Слава, спокойно! Не пытайся попасть в движения губ. Смотри на экран и просто еще раз сыграй свою роль». Сразу все получилось.
Мой любимый кинорежиссер — Татьяна Лиознова. Познакомились мы на картине «Три тополя на Плющихе». Когда я прочел сценарий «Трех тополей», сразу заявил: «Нет, я это играть не буду». Роль мужа героини Татьяны Дорониной мне не понравилась, показалось, что все это я уже играл.
Но Татьяна Лиознова, когда я стал отказываться, сказала: «Слава, не валяйте дурака, я видела все, что вы делали в театре и кино. Такой роли вы еще не играли». А когда я увидел, как она работает, понял, с режиссером какого дарования сотрудничаю. Был такой случай. Лежим мы с Татьяной Дорониной на телеге. Ждем сигнала ракеты, чтобы поехать, — это был момент, когда мы репетировали сцену свадьбы.
И до-о-лго не дают этот сигнал. Жара жуткая, устали все. И Татьяна Васильевна, притворяясь неопытной, стала спрашивать: «Слава, а в кино что, всегда так?» Раз спросила, два, три… И я, начиная уже злиться, пытаюсь ей что-то объяснить.
Вдруг ракета, и мы, счастливые, поехали. Отсняли сцену, а Лиознова потом спрашивает: «Это тебя Таня так достала?» «Откуда вы знаете?» «Материал проявили. Ты там улыбаешься, а глаза злые».
*
Лиознова очень хотела, чтобы в картине звучала музыка Пахмутовой, однако та сперва отказалась писать музыку. Лиознова же пригласила ее посмотреть отснятый материал, и Александра Николаевна, увидев лицо Ефремова в кадре, когда он кладет руки на руль, ахнула и согласилась!
Через несколько лет Татьяна Михайловна пригласила меня в «Семнадцать мгновений весны». Все ходила вокруг, ходила: «Нет, ты этого немца сыграть не сможешь. И этого не сможешь…»
И вдруг в один прекрасный день говорит: «В нашем распоряжении единственная фотография шестидесятилетнего Аллена Даллеса, завтра приходи на студию, гримируйся и — в кадр». Так я стал главой разведки США. Но я согласился бы играть у нее любую роль, даже часового у ворот. Режиссеров, подобных Лиозновой, я не встречал».
«ПОДАРИЛ» ЛЮБИМУЮ ЖЕНЩИНУ БАСОВУ
«Я не «гулял» в привычном понимании этого слова. Потому что вырос в такое время, когда влюбленность, как правило, заканчивалась браком. Мать с детства внушала: «Уважай женскую честь и достоинство», «взялся за руку, женись». Может, поэтому я и женился четыре раза. Это после второго брака пошло-поехало…
С моей будущей первой женой Леной мы дружили с восьмого класса, школу закончили, а все за ручку ходили. Родственники думали, что мы уже живем давным-давно, а мы соблюдали целомудрие и так, за ручку и пришли в ЗАГС. Если честно, я уже и сам не понимал, зачем на ней женился — юношеская влюбленность к тому времени угасла, осталось чувство приличия: морочил девушке голову — женись.
Наш брак просуществовал пятнадцать дней. Лена не понимала, почему муж допоздна задерживается в училище. Какие еще репетиции по ночам? Все это так не вписывалось в мою насыщенную, интересную студенческую жизнь, что через две недели мы так же, за ручку пошли разводиться.
*
После второго курса я уехал с бригадой на целину, работали и жили мы там в нечеловеческих условиях. Изголодавшись по нормальной жизни, в первый же день после возвращения домой я увидел в Щукинском первокурсницу, красавицу Наташу Упеник, и влюбился без памяти.
Она стала второй женщиной в моей жизни. Мы поженились, у нас родился сын Володя. Наташа очень хотела быть актрисой, а не только сидеть дома с ребенком. У меня все складывалось просто отлично, а у нее ролей не было совсем. Мы были молоды и не умели сглаживать углы, договариваться. Стали возникать скандалы на пустом месте, совершенно беспочвенные.
А потом я опять влюбился.
С Валентиной Титовой мы познакомились в Свердловске во время гастролей. Вышел с ребятами побросать мяч на волейбольной площадке, а там она — студентка театральной студии при питерском БДТ, приехала домой на каникулы.
Когда со мной случилась эта сумасшедшая любовь, я не мог без нее и дня прожить, даже стихи писать начал. Я совершал невероятные поступки. Вечером после спектакля садился в «Красную стрелу», утром преподносил ей розу и — в аэропорт, чтобы не опоздать на репетицию.
Однажды я опоздал. Меня должны были отчислить из театра, но Рубен Николаевич Симонов, наш руководитель взял меня на поруки. Он сказал: «Ты мужчина, возьми себя в руки, когда любовь закончится — с тобой останется твоя профессия». Но тогда-то я и мысли не допускал, что такое божественное чувство может когда-нибудь угаснуть. Валя была невероятно красива!
Когда она училась в студии Товстоногова, он специально для нее придумал мизансцену в спектакле «Горе от ума»: девушки на балу получают записки от кавалеров, и героиня Валентины выбегает на авансцену читать свою записку. В этот момент в зрительном зале раздавалось восторженное «Ах!». Вот такой ослепительной красоты она была.
Но я сам виноват — собственноручно «подарил» ее Владимиру Басову. Меня утвердили на главную роль в фильм «Хоккеисты», который курировал Басов, параллельно он начинал снимать «Метель», но никак не мог найти главную героиню. Я по доброте душевной посоветовал ему попробовать Валю. Знал, как для нее важно сниматься.
Сразу же, на кинопробах Басов ей заявил: «Вы выйдете за меня замуж, и все у вас будет в порядке. Это я вам обещаю». Валентина попыталась возразить, что любит меня, но Басов резко добавил: «Хорошенько подумайте, что для вас лучше: любовь женатого актера или брак с режиссером, который будет вас снимать?»
Однажды я приехал в Питер, стал искать ее — не нашел. Позвонил Басову в гостиницу, к телефону подошла Валя. Я сразу все понял… В тот же вечер мы с ней встретились на Невском мосту, был тяжелый разговор – мы проплакали допоздна.
Нет, это не предательство, Валя не из тех женщин, чтобы ради корысти изменить. Она ничего от меня не скрывала, просто к ней пришла новая любовь, а старая еще не ушла.
Конечно, я очень страдал. Это расставание наш брак не спасло, мы с Наташей развелись. Через несколько лет, узнав, что Валентине тяжело живется с Басовым, я пригласил ее в театр на модный спектакль «Варшавская мелодия»- трогательную историю о несостоявшейся любви.
Ждал около театра, волновался как при первом свидании. Она появилась, и я, глядя, как Валя идет ко мне, вдруг почувствовал, что все кончилось: передо мной другой человек, совсем не тот, которого я любил все эти годы. Так и закончилась эта любовь.
Со своей третьей женой Галиной я познакомился совершенно случайно. Мы с товарищем сидели в кафе на Арбате. Распахивается дверь, и входит с подругой фантастически красивая девочка, глаз не оторвать. Когда она собралась уходить, приятель говорит: «Сейчас уйдет, и ты ее больше никогда не увидишь».
Дальше очень смешно получилось. В этот день Галя посмотрела фильм «Хоккеисты» и ей очень понравился артист Шалевич. И вдруг возникаю я и прошу у нее номер телефона!
Когда мы познакомились, Галя работала художником-модельером, а до этого очень увлекалась фигурным катанием, была мастером спорта. Она оказалась легким, веселым человеком, нравилась всем моим друзьям. Ей было двадцать лет, мне — уже тридцать два.
Мы прожили вместе тридцать один год — время прошло, как один день. А потом врачи поставили ей страшный диагноз. Галя уходила тяжело, я был рядом до последней минуты, поддерживал, как мог. Но…
«ТАНЯ СПАСЛА МЕНЯ ОТ ОДИНОЧЕСТВА»
Для меня это было трудное время. Наш сын тогда только окончил школу, смерть матери стала для него ударом. У Ивана начались проблемы, и даже не с алкоголем… Уверен, в одиночку не вытянул бы сына из пропасти, но тут судьба вмешалась: помогла любовь, встретить которую я уже и не надеялся.
На дне рождения у товарища, рядом со мной за столом оказалась очаровательная женщина по имени Татьяна. А я когда вижу красивую женщину, обычно в шутку говорю: «Я на вас женюсь». Пошутил и в этот раз. А товарищ говорит: «Слава, ты осторожнее! У Татьяны двое детей».
«Такую историю не вытяну», — подумал я и ударил по тормозам. Но Татьяна запала мне в душу. Правда, выяснилась еще одна маленькая подробность: она на тридцать пять лет моложе. Но, как потом выяснилось, она тоже запомнила ту мимолетную встречу.
Были какие-то праздники, встречи, на которых мы пересекались. Таня приходила в театр. И мне передали, что она интересуется, почему я с ней больше не общаюсь. Ну я и подумал: судьба тебе улыбнулась, может, это последний твой шанс стать счастливым? Познакомился с ее детьми, мамой и был просто очарован этой семьей.
А потом наш театр поехал на фестиваль в Авиньон. Мои коллеги сговорились и сделали нам с Таней подарок – поездку в Париж. Мы побывали вдвоем в Париже, гуляли по Монмартру, поднимались на Эйфелеву башню. Глядя на город влюбленных с высоты птичьего полета, я сделал ей предложение. Мы не только расписались, но и обвенчались. Для Тани это было очень важно.
*
Таня спасла меня от одиночества. Она считала, что нам просто необходим общий ребенок. Анечка появилась на свет, когда мне стукнуло шестьдесят семь. Когда она родилась, честно скажу, сначала был страх. Но потом — это непередаваемо…
Помню, в сентябре на сборе труппы в Вахтанговском объявил коллегам: «Ребята, я стал отцом». Все так и ахнули! Когда мне вручали орден Почета, наш тогдашний худрук Михаил Ульянов сказал: «Слава, это тебе не только за роли, но в первую очередь за то, что родил ребенка».
Сейчас в Вахтанговском театре я играю спектакль с символическим названием «Пристань». Наша семья, которой исполнилось уже шестнадцать лет, стала для меня той самой пристанью, которую человек иногда ищет всю свою жизнь.
Счастливый ли я человек? Несомненно. Я выбрал профессию, о которой не подозревала мама. До сегодняшнего дня востребован — играю в театре, снимаюсь. Мой дом – моя крепость, где можно отсидеться, подлечиться, поскольку жена -врач. В общем, живем дружно и это самое главное».
*
