Рассказ основан на реальных событиях. 1916 год. Купеческая семья, восток современной Белоруссии.
Семён нервно вышагивал из угла в угол, а его супруга Августина испуганно смотрела на хозяина дома.
— Так любовь ведь это, Семён Макарович.
— Августина Савельевна, это как же может быть так? Как можно такого-то в сердце запустить? Вот Федор Игнатьевич, чем он ей не мил? Вскорости отец его приедет свататься, а что я ему скажу? Что моя дочка ума-разуму лишилась и влюбилась в проходимца?
Так он с ней как с куклой поиграет, да бросит. Позору нам с тобой, Августина Савельевна, выпадет по самое горло. Ах, за что мне это? Сколько сил в девчонку было вложено, сколько средств потрачено на образование, на гувернанток…- он подошел к столу и взял в руки стопочку, лихо опрокинув её в себя. — А для чего? Для чего? Для того, чтобы она влюбилась в этого Михаила?
— Может, несправедливы мы к нему, Семён Макарович?- Августина смотрела на мужа, держа спину прямо. — Человек он рукастый, жизни повидавший…
— Жизни повидавший, говоришь? — Семён Макарович насмешливо посмотрел на жену. — А может трус он обыкновенный? Смелые в полон не сдаются.
— Разные бывают случаи. Вот он рассказывал врачу Епифану, что ранили его, упал он без чувств, а как очухался, так уже немчура по-своему вокруг говаривала, и таких, как он, пинками подгоняла.
— А может, врёт он? — Семён Макарович прищурился. — А может сам сдался? А шрамы.. А чего те шрамы? Их в любое время можно было получить.
— Я поговорю с ней, поговорю, а ты, сокол мой, отдохни немного, вон как взволновался, кровь к лицу прилила.
Встав, Августина пошла к выходу из гостиной, шурша своими накрахмаленными юбками. Она прошла в комнату к дочери и постучала.
— Оставьте меня!- послышался голос Ганны.
— Дочка, я одна. Позволь войти. Прошу тебя, душа моя.
Повисла тишина, затем с другой стороны двери послышались шаги и звук открываемого запора. Заплаканная Ганна впустила мать и тут же вернула на место задвижку.
— Дочка, скажи, ты и правда его любишь?
— Люблю, матушка, люблю…
— Но ведь он старше тебя на десять лет!
— А Федор Игнатьевич на сколько? На семь? Велика ли разница?
— При таком муже, как Федор Игнатьевич, ты будешь будто за каменной стеной. Ты нуждаться не будешь…
— Отдайте за него Валентину, я за Федора замуж не пойду. Я Михаила люблю! — упрямо отвечала дочь.
Августина Савельевна тяжело вздохнула. Она знала нрав своей дочери и понимала, что она не отступит и сломится. В отца она вся пошла, нравом крутая…Будь проклят тот день, когда она пошла в кондитерскую и встретила там этого Михаила Васильченко. Он тогда из плена вернулся, шла Первая Мировая.
Мужчина вскружил молодой девушке голову, а отец, когда узнал о том, что его дочь тайно бегает на встречи с этим нищим воякой, начал метать молнии и чуть с приступом не слёг. Три дня он держал дочь взаперти, а потом она убежала. Её поймал брат Василий, приволок домой, отец крепко с дочерью повздорил и она сама заперлась в своей комнате.
— Матушка, он уезжает, — плача, тихо произнесла Ганна. — Он уезжает к своей родне под Витебск, в деревню. И я хочу за ним. Помните, матушка, как вы рассказывали про свою любовь с отцом? Он тоже был бедным, едва сводящим концы с концами купцом, но ты вышла за него замуж.. А потом у отца дело пошло быстро в гору, разбогател. Может, и у Михаила так же будет.
Он любит меня, а я люблю его. Мы венчаться хотим.
— Отец не позволит… — побледнела Августина Савельевна. — И я тоже была из бедной семьи, мы ровня были друг другу. А Михаил тебе не ровня.
— Я не выйду замуж ни за кого другого. В монастырь уйду, коли не позволите замуж за Михаила выйти.
Августина Савельевна встала и вышла из комнаты дочери.
Через два дня Семён Макарович уехал за товаром в соседний уезд, старшие сыновья отправились за ним, с Августиной Савельевной остались лишь две дочери — Ганна и Валентина. Валентина была самой младшей, разница с сестрой у неё была три года. Тихая и задумчивая девушка, никогда не перечащая отцу и матери. Не то, что Ганна…
Ночью, услышав шорох, Августина Савельевна зажгла свечу и вышла коридор. Она увидела, как в дальнем его углу, где приставлена лестница к стене, стоит её дочь. Она сразу поняла — Ганна решила бежать через крышу.
Входная дверь закрыта на ключ, ставни в окнах тоже закрыты снаружи, а ключи в спальне Августины. Вот её непослушная дочь и решила бежать через крышу, там как раз с другой стороны дома пристройка, а к пристройке лестница приставлена, Захар, их работник, на крыше ремни сушил.
— Ганна!
— Матушка! — встрепенулась девушка и прижала к себе кожаный чемодан, который в прошлом году отец купил ей на ярмарке.
— Ты все-таки решилась сбежать.. — обреченно покачала головой мать.
— Он ждет меня в саду…- прошептала девушка.
Ганна ничего не сказала, а лишь опустила голову.
— Идем со мной, — Августина Савельевна взяла дочь за руку и завела в свою комнату.
Затем она подошла к углу, где стояли иконы, взяла образ с полки, пройдя к комоду открыла шкафчик, отсчитала несколько бумажных купюр и, приложив палец к губам, велела дочери тихо следовать за ней. Открыв дверь на улицу, Августина Савельевна взяла за руку дочь и тихо вывела из дома.
Они прокрадывались в сад, боясь, что залает пес Бублик и проснется работник Захар. В саду и правда стоял Михаил, Августине Савельевне пришлось признать, что он и правда любит её дочь, это было видно по его взгляду — взволнованному, испуганному и обреченному. Как будто он боялся, что его сейчас прогонят.
— Михаил.. Как вас по батюшке? — спросила женщина.
— Михаил Иванович. Но прошу вас без отчества.
— Не приучены мы… Михаил Иванович, вы действительно любите мою дочь?
— Да, больше жизни люблю. Ради неё я готов на все.
— Тогда благословляю вас, — она протянула молодым икону Божьей Матери. — Пусть это будет ваша семейная икона, которая сохранит вас от всех невзгод.
— Благодарю вас, Августина Савельевна.
— Будет ли венчание?
— Завтра. Завтра нас обвенчает отец Григорий в Троицкой церкви. — ответил Михаил.
— Через аптекаря Кирилла передайте мне записку, что у вас все сложилось. Сохрани вас Господь, — Августина Савельевна перекрестила молодых и, так же тихо, как с дочерью прокрадывалась в сад, она вернулась домой.
Взявшись за руки, Ганна и Михаил ушли в свою новую жизнь…
Она никогда не пожалела о своем решении, несмотря на то, что в семье Михаила Ганна была будто белая ворона. Мать Михаила полюбила свою невестку и по всей округе хвалилась, какая образованная жена у её старшего сына.
— Знает язык немчуры, французский! Русский такой, что хоть сейчас в Петербург ехать можно. А как спину держит? Будто палку в неё вставили! — Прасковья восхищенно рассказывала о невестке своим подружкам на мельнице.
— А правду говорят, что Мишка твой смастерил ей нож и вилку, и она ими ест? — спросила Агафья.
— Правду,- хихикнула Прасковья. — Берет курятину, вилкой подцепит, отрежет чуть-чуть ножичком, в рот покладет еду, да жует, жует, жует…
— Будто графиня, — усмехнулась Зинаида.
— Купца дочь она, не нуждались родители ейные, выучили дочку и науке и манерам.
— А чего она тогда за Мишку твоего, голодранца пошла? Неужто согрешили? — Агафья, нахмурившись, спросила Прасковью.
— Упаси Господь, — Прасковья перекрестилась. — Девушкой была она, первую ночь в доме нашем провели, после венчания приехали. Любовь у них случилась.
— А как же купец позволил? Чего-то не верю я тебе, Паша, — заметила Зина.
— Сбёгли они! Мать иконой благословила, а отец, узнав о том, что дочка сбежала, наследства лишил. Во! Видали, какой мой Мишка, ради него дивчина с родителем поссорилася.
— Мишка… Дивлюсь я, как он кого-то полюбил. До таких годков дожить и ни одну бабу под венец не повел!
— Знать судьбу свою ждал, вот и нашел, — улыбнулась Прасковья.
Она была права, рассказывая деревенским женщинам о том, что Семён Макарович дочь наследства лишил. Ганна узнала об этом из переписки с матерью. Заявил, что не дочь она ему больше, что позором семью покрыла. А за Федора Ивановича Валентину отдал.
А через год Ганна поняла, что правильно она сделала, сбежав с Михаилом — после революции её семья и семья Федора Ивановича в Европу бежали, последняя весточка от матери пришла с этой новостью.
Печалило только Ганну, что не простилась она с ними. Но ей нечего было бояться, она теперь не носила фамилию купца, была Васильченко по мужу, а супруг её плотник с золотыми руками, что позволило им пережить многие трудные годы, ожидающие их впереди.
