В неполные двадцать она выглядела на сорок — располневшая усталая женщина

Троицкое, старое имение княгини Дашковой, медленно приходило в упадок. Старая княгиня, словно скупой рыцарь, ежедневно пересчитывала пухлые пачки ассигнаций в своей заветной шкатулке, боясь потратить лишний рубль на содержание огромной усадьбы.

Она разогнала всех слуг, называя их лентяями и бездельниками, не желая платить даже жалкие гроши.

Неважно, что ей приходилось неделями есть только гречневую кашу с молоком, самой мести двор и гонять кур с грядок. Екатерина Романовна с юности привыкла к скромной жизни и не гнушалась никакой работы, даже самой черной.

Труд всегда спасал ее. Раньше, когда ноги не так сильно болели, она постоянно сновала по дому, находя себе занятия. Но теперь, когда силы были на исходе, ей оставалось лишь часами сидеть в кабинете.

Княгиня, написавшая свой первый философский трактат в 12 лет и перечитавшая все мировые классические произведения к 14 годам, сейчас не могла осилить даже тоненькой книжки, не говоря уже о том, чтобы взять в руки перо. Через пять минут строчки сливались в сплошное буквенное месиво.

Сидя в дубовом кресле, закутавшись в старый овчинный полушубок и обернув ноги шерстяным пледом, Екатерина Романовна поежилась от пробирающего до костей промозглого холода. Был поздний вечер. Кухарка и горничная, единственные оставшиеся слуги, давно спали.

В особняке повисла гнетущая тишина, даже мышиная возня под половицами показалась бы сладчайшей музыкой. Хотелось бежать куда глаза глядят из этого темного нетопленого дома, напоминающего мрачный склеп. Но куда? Кто ее ждет? На всем белом свете у нее не осталось ни одной родной души…

Юная Екатерина Дашкова, урожденная Воронцова, сияла от счастья, когда впервые взяла на руки кружевной пищащий сверток, свою первую дочку Настеньку. Крошечные ручки и ножки, красное морщинистое личико.

Хоть малышка и помучила мать перед появлением на свет, но Екатерина, едва придя в себя после родов, уже мечтала через год подарить любимому мужу Михаилу сына. Он так обожал детей!

С Михаилом Дашковым, подпоручиком Преображенского полка, пятнадцатилетняя Катенька познакомилась случайно. Поздним вечером, возвращаясь с прогулки, она чуть не угодила под копыта коня огромного темноволосого великана. Незнакомец, как истинный джентльмен вызвался проводить юную девушку до дома.

В ее неискушенных глазах он предстал идеалом мужских качеств, ибо до сей поры ни один ухажер не одаривал ее вниманием. Катенька не могла отказаться от встреч с Михаилом, даже когда родной дядюшка, на попечении которого она находилась, категорически воспротивился этому.

Впрочем, как судачили в свете, Екатерина ловко положила конец семейной распре. На одном из приемов, подведя Михаила к старому князю Воронцову, она заявила: «Дядя, Михаил просит моей руки…» Ошарашенному напором тихони-племянницы канцлеру ничего не оставалось, как дать согласие.

В восемнадцать лет Екатерина, как и мечтала, готовилась произвести на свет второго ребенка. Лежа в отведенных ей покоях московского дома свекрови, с которой пришлось выучить русский практически с нуля, она с нетерпением ждала приезда мужа.

Разлука с ним ее пугала, постоянно казалось, что Михаилу угрожает опасность, от которой защитить любимого под силу только ей.

Схватки продолжались уже два часа, когда горничная шепнула, что муж вернулся в Москву, но остановился у тетки. Княгиня, едва не теряя сознание от боли, поднялась с кровати и потребовала у остолбеневшей прислуги платье.

Свекрови же велела передать, что у нее разыгрались желудочные колики и она ложится спать, прося не беспокоить.

Екатерина плохо помнила, как добралась до дома, где находился Михаил. Почему-то она была уверена, что муж не здоров.

Когда дверь открылась, и в комнату вошла смертельно бледная жена с растрепанными волосами, поддерживая руками огромный живот, Михаил сидел на кровати. «Слава Богу, живой», — успела вымолвить Екатерина и лишилась чувств.

Молодую княгиню перенесли обратно в дом свекрови, где она и произвела на свет очаровательного мальчика Мишеньку, названного в честь отца. Дашков же, опасаясь заразить жену сильным кашлем и болями в груди, мучившими его уже две недели, вернулся в дом матери, чтобы быть поближе к супруге и больше ее не волновать.

Через год у Екатерины и Михаила родился еще один сын Павлик. Его крестной согласилась стать сама императрица Екатерина II, не забывшая, как ее тезка поддержала ее во время июньского переворота 1762 года.

Юная княгиня, хоть и не была посвящена во все тонкости плана, днем заботилась о детях, а вечером собирала светские рауты, где не только блистала игрой на фортепиано, но и вербовала сторонников императрице.

Торжественные крестины сына Дашковой были омрачены печальным известием. Княгиня предстала перед гостями с заплаканным лицом и покрасневшими от слез глазами. Как это часто бывает, правду о неверности мужа женщина узнает последней.

Оказывается, пока Екатерина Романовна готовилась произвести на свет младенца, ее венценосная подруга и обожаемый супруг не теряли времени даром, утоляя любовный голод в объятиях друг друга. Скандальный роман императрицы был у всех на устах, однако до княгини сплетни дошли лишь сейчас.

А она-то, наивная, искренне радовалась, что государыня согласилась стать крестной матерью ее Павлуши! Подавляя желание закатить мужу и царственной сопернице безобразную сцену прямо в церкви, Дашкова с достоинством выдержала церемонию. Но сразу после нее приказала предать огню всю одежду и пеленки сына, которых касались руки вероломной крестной.

Екатерина Романовна, ещё год назад перенесшая потрясение в связи с утратой первенца, этот сокрушительный удар вынести не смогла. Убитая горем Дашкова потеряла всякий вкус к светским развлечениям и сделалась отшельницей в родных стенах.

В неполные двадцать она выглядела на все сорок — располневшая усталая женщина. Никогда не отличавшаяся особой красотой, но обладавшая живостью характера, теперь княгиня напоминала застывшую маску скорби.

Она по-прежнему много читала, писала научные труды, муштровала детей и терпеливо ждала возвращения мужа с армейских учений. Но все это уже не приносило радости. Впервые в дневнике появится запись: «Я все чаще думаю о том, чтобы наложить на себя руки…»

В тот роковой вечер Екатерина поставила на столик у кровати два пузырька со снотворным. От приготовления смертельного напитка ее удержало лишь появление в спальне испуганной Насти, не желавшей засыпать одна после смерти отца. Впрочем, и сама Дашкова потеряла сон, узнав о кончине мужа.

Когда у нее отнялась правая половина тела, доктор посоветовал родственникам обсудить вопрос опеки над осиротевшими детьми. Но княгиня выкарабкалась, еще больше уверившись, что семью преследует рок. Иначе как объяснить, что молодой здоровый Михаил за несколько дней сгорел от лихорадки в далекой Польше, куда уехал по служебным делам?

Уход Дашкова поставил семью на грань разорения. Заядлый гуляка и картежник, он умудрился спустить на ветер не только немалое наследство, но и все сбережения жены.

Двое детей и груда долговых расписок — вот и все, что осталось Екатерине Романовне после семи лет замужества. Не желая быть приживалкой у родни, она забирает детей и уезжает в деревню.

Потомственной аристократке пришлось быстро забыть о своем происхождении. Дашкова вставала с петухами, умывалась ледяной водой и, повязав голову ситцевым платком, как простая крестьянка, шла в огород.

За пять лет она научилась сажать картошку, ощипывать кур и до блеска натирать деревянные полы. Единственное, что гнетет княгиню в деревне это свиньи, вид которых вызывает отвращение. До столицы даже дойдет слух, что она приказала зарезать двух соседских боровов, помявших ее цветы, и сама присутствовала при этом.

Бережно откладывая каждый сэкономленный рубль, через пять лет Екатерина Романовна смогла рассчитаться со всеми долгами мужа. А получив щедрую сумму от императрицы на образование крестника, увезла детей учиться за границу.

Для Павла, зачисленного в Эдинбургский университет, княгиня даже составила специальную программу занятий, повергнув в изумление ученых мужей: пять часов в неделю — на литературу, десять — на математику, к которой у мальчика больше способностей.

Но Дашковой прощали маленькие странности, ведь ее образованность была притчей во языцех в Европе. Княгиня встречалась с Вольтером, Дидро, Папой Римским и прусским королем, который, очарованный двухчасовой беседой с некрасивой маленькой женщиной, пригласил ее погостить в своем роскошном дворце.

«Этикет — это глупость, если мешает принять Дашкову», — заявил Его Величество.

Анастасия, точная копия матери, чуралась светского общества и терялась, услышав редкий комплимент. Но в отличие от Екатерины Романовны, относившейся к своей внешности с полным пренебрежением, дочь глубоко переживала из-за собственного уродства.

С тринадцати лет она носила только пышные платья, пряча все сильнее проступающий горб.

Дашкова все больше отдалялась от дочери. Чтобы успокоить совесть, она решила выдать шестнадцатилетнюю Анастасию замуж за меланхоличного кроткого алкоголика Андрея Щербинина, согласившегося за некоторое вознаграждение жениться на незнакомой барышне.

Спустя несколько лет Анастасия напишет матери, чтобы та забыла о ее существовании — «твоя дочь для тебя умерла». Читая полицейские рапорты об очередном пьяном дебоше госпожи Щербининой в петербургском кабаке, княгиня лишь пожимала плечами, пусть живет как хочет.

В 1782 году Павел закончил университет, и Дашкова смогла вернуться в Россию. Екатерина II приняла ее радушно, подарила огромный особняк на Английской набережной, поместье в Могилевской губернии с двумя тысячами душ и предложила пост президента Академии наук, которую княгиня возглавляла двенадцать лет.

Но Екатерину Романовну очень волновал сын. Вопреки материнским ожиданиям, он не захотел делать научную карьеру, проводя время в кутежах и предаваясь неумеренным возлияниям. «Простак и пьяница», — скажет о крестнике императрица.

Узнав же, что Павел тайно женился на киевской мещаночке Анне Алферовой, Дашкову второй раз разобьет паралич. Она испросит в академии двухгодичный отпуск, уедет в Троицкое и будет доживать свой век в одиночестве, став персоной нон-грата при дворе нового императора Павла I, ссылавшего всех пособников ненавистной матушки.

Заехавшая погостить дочь английской подруги Мэри Вильмот на время скрасит одиночество старухи. Дашкова щедро отблагодарит ее, отдав полные сундуки старинного серебра, картин и мехов. С радостью отписала бы ей все наследство, в котором отказала собственным детям, но «английская дочь» в один вечер собрала вещички — и была такова.

Известие о кончине сорокалетнего Павла княгиня восприняла спокойно — она давно похоронила его в своем сердце. Мало трогало ее и то, что у него остались трое детей. Сирот, терпящих крайнюю нужду, возьмет на воспитание их тетка Анастасия, зарабатывая на жизнь частными уроками.

Говорят, незадолго до кончины Дашкова приказала насыпать недалеко от усадьбы небольшой курган и подолгу смотрела с него на дорогу, словно кого-то ждала. Но у постели умирающей княгини не было ни одного родного человека. «Дочь к гробу не подпускать», — велела она горничной за несколько минут до смерти.

Оцените статью
В неполные двадцать она выглядела на сорок — располневшая усталая женщина
«Сводил с ума женщин, любил свою страну, свой народ, но больше всего он любил самого себя»: роскошная жизнь диктатора Индонезии