…Ветхая изба на окраине Лондона выглядела так, будто в ней давно никто не жил. Ставни покосились, стекла в окнах потемнели от грязи. Но сегодня в одном окне мерцал тусклый огонек свечи.
Джорджиана плотнее закуталась в темный плащ и легонько постучала условным стуком. Дверь приоткрылась, и на пороге показалась сгорбленная старуха со сморщенным лицом и пронзительным взглядом.
«Входи, красавица,» — проскрипела гадалка, впуская герцогиню внутрь. В нос ударил спертый воздух и едкий аромат сушеных трав. Старуха уселась за колченогий стол и жестом пригласила гостью сесть напротив.
Джорджиана, пятая герцогиня Девонширская, первая красавица Лондона и скандальная особа, нервно теребила кружевной платочек. Она тайком сбежала из дворца, чтобы под покровом ночи посетить знахарку и погадать на свою судьбу. Ибо тяжкие думы одолевали герцогиню…
Замужество в семнадцать лет, устроенное честолюбивой мамашей. Холодный супруг, с которым не было душевной близости. Выкидыши, неспособность родить наследника. Тоска и одиночество в богатых покоях. Единственной отрадой стали балы, приемы, дружба с политиками-вигами, в кругу которых блистала своим умом и красноречием.
Но общество косо смотрело на даму, возомнившую себя политиком. А для мужа, Уильяма, герцога Девонширского, выходки жены стали постоянным источником раздражения. Зато он сам пропадал ночи напролет в обществе куртизанок и проигрывал в карты целые состояния.
«Вижу печаль твою великую и путы брачные, что тебя тяготят. На роду тебе написано в золотой клетке биться…» — шамкала гадалка, водя пальцем по испещренной линиями ладони Джорджианы.
В этот миг герцогиня вспомнила, как впервые увидела Чарльза Грея. Молодой политик робко представился ей на балу, но его речи были полны энтузиазма. В нем горел тот же огонь борьбы против несправедливости и ханжества, что снедал и саму Джорджиану.
Встречи и беседы с Чарльзом стали для нее глотком свежего воздуха. Она восторгалась его независимостью взглядов и мечтала о такой же свободе. Грей был моложе на семь лет, но уже подавал большие надежды на политическом поприще. Общие интересы и взаимное притяжение скоро переросли в запретный роман…
«А вот и любовь твоя тайная, страстная да мучительная,» — продолжала ворожея, разглядывая линии на руке герцогини. «Но от плода вашей любви не будет тебе счастья, а только боль принесет. Знатно опозоришься, коли дитя прижить вздумаешь!»
У Джорджианы похолодело внутри. Старуха будто мысли ее прочла. Ведь именно из-за этого она здесь — тайком, под покровом темноты. Задержка уже на второй месяц, значит вскоре она не сможет скрыть свое положение. Как отреагирует на это муж? Как скажется на репутации и карьере Чарльза огласка их связи? Отчаяние сдавило горло…
Внезапно дверь с шумом распахнулась и в комнату ворвались люди в темных одеждах. Джорджиана вскрикнула, вскочив на ноги. Это были люди ее мужа! Но как они ее нашли?
Герцог вышел вперед, лицо его было мрачно. «Довольно скандалов и своевольства, Джорджиана! Ты опозорила мое имя в последний раз.» Он грубо схватил жену за руку и поволок к выходу. Старуха безмолвно наблюдала за этим, и в ее глазах, казалось, застыло сочувствие.
По дороге в карете Джорджиана лихорадочно думала, что же ей делать дальше. Муж явно в ярости, он наверняка потребует сказать, кто отец будущего ребенка. Устроит уничижительный допрос, станет шантажировать разводом и лишением детей. А как поступит Чарльз, когда узнает? Хватит ли у него смелости открыто быть с ней? Или малодушно бросит, испугавшись за свою репутацию?
Экипаж остановился у мрачного особняка. «Выходи!» — процедил сквозь зубы герцог, едва сдерживая бешенство. Джорджиана, пошатываясь, вышла, страх сковал ее тело. Сегодняшняя ночь обещала стать одной из самых трудных в ее жизни…
..В холодном кабинете герцога было совсем неуютно. Джорджиана сидела ссутулившись в кресле, не поднимая глаз. Муж стоял у окна, отвернувшись. Наконец он произнес ледяным тоном:
«Итак, ты ждешь ребенка. И, полагаю, не от меня. От кого же? Уж не от ли этого молокососа Грея, с которым ты якшаешься?»
Герцогиня молчала, борясь с подступившими слезами. Да, глупо было надеяться на снисхождение. Муж и раньше попрекал ее разгульной жизнью, а теперь получил неоспоримое доказательство измены.
«Ты вконец опозорила мое имя!» — продолжал герцог, распаляясь. «Стоило мне отвернуться, как ты тут же развратничаешь с проходимцем! Клянусь, Грей еще поплатится за то, что совратил мою жену!»
«Не смей так говорить о Чарльзе!» — не выдержала Джорджиана. «Да, я полюбила его, потому что несчастна с тобой! Ты никогда меня не понимал, унижал, изменял с куртизанками! А он… он единственный, кто меня по-настоящему ценит!»
Договорить она не успела — муж в гневе ударил ее по лицу. Голова мотнулась, во рту появился привкус крови. Слезы брызнули из глаз помимо воли.
«Ценит? Ха! Да он первый же откажется от тебя, чтобы спасти собственную шкуру!» — процедил герцог. «Ну так вот что, дорогая женушка. Выбирай — или ты избавляешься от дитя и забываешь про своего хахаля, тогда, так уж и быть, я закрою глаза на твою оплошность.
Или я подаю на развод, и тогда можешь попрощаться со своими детьми, титулом и положением в обществе. Решай, даю тебе сутки.»
С этими словами он вышел, оставив Джорджиану рыдать в одиночестве. Сердце ее разрывалось от боли и страха. Герцог не шутил, ей придется выбрать между любовью и долгом. Что же делать?
Следующие несколько недель для Джорджианы слились в один мучительный день. В обществе уже вовсю шептались о ее «интересном положении», строили догадки, кто отец. Герцогиня почти не выходила из своих покоев, мучимая обидой и сомнениями.
За все это время Чарльз ни разу не навестил ее и даже не прислал весточки. От друзей Джорджиана узнала, что он уехал из города. Ужасная догадка закралась в ее сердце — неужели герцог был прав?
Тем временем Уильям, видя страдания жены, сменил гнев на милость. Он окружил Джорджиану вниманием, дарил подарки, даже пригласил погостить в их дом ее любимую подругу Бесс. Он будто бы хотел показать, мол, я великодушен и готов простить, только сделай правильный выбор.
Наконец, измученная неопределенностью, Джорджиана решилась. «Я поеду рожать в Париж, подальше от сплетен и пересудов,» — заявила она мужу. «А после.. вернусь одна. Без ребенка.»
Герцог ликовал — жена все-таки образумилась, предпочла сохранить семью. Пусть и такой страшной ценой. Он торжественно простил ей «минутную слабость» и пообещал больше не попрекать изменой.
Но Джорджиана лукавила. В Париж она поехала не одна, а вместе с Бесс. Подруги провели там полгода, скрывая беременность герцогини под предлогом лечения на водах.
Там, вдали от лондонских сплетен, Джорджиана смогла обрести хоть какое-то подобие душевного покоя. А главное — выносить и родить в срок здоровую малышку, названную Элайзой.
Что до Чарльза Грея, то он прислал лишь короткое письмо с извинениями. Дескать, не хотел еще больше компрометировать герцогиню. А ребенка обещал тайно признать, обеспечить ему достойное содержание в доме своих родителей. Видимо, открыто быть с возлюбленной духу не хватило…
С тяжелым сердцем вернулась Джорджиана в Лондон, оставив крохотную дочку на попечение родни Грея.
Так Элайза, плод ее тайной страсти, стала еще одной жертвой на алтарь приличий и долга. Джорджиана смирилась с судьбой, предпочтя сохранить положение в обществе и не бросить своих старших детей. Но надежда когда-нибудь соединиться с дочерью не покидала ее.
С тех пор герцогиня изредка навещала Элайзу тайком, преподнося подарки под видом щедрой благодетельницы. Сердце кровью обливалось, когда дочка называла мамой чужую женщину.
Но по-другому было нельзя. Скандальный развод, потеря титулов и состояния — Джорджиана не вынесла бы этого. Да и Чарльз вряд ли решился бы жениться на опозоренной герцогине с незаконнорожденным ребенком…
Тайна рождения Элайзы так и осталась достоянием узкого круга — лишь самые близкие Джорджианы знали правду. А в свете по-прежнему шептались за спиной о новых любовных похождениях экстравагантной герцогини.
Но для нее после пережитого предательства все романы отошли на второй план. Джорджиана с головой ушла в политику, поддерживая партию вигов, играла на огромные суммы, поражая всех своим везением и расточительностью.
Лишь в редкие минуты уединения позволяла себе грустить о несбывшихся надеждах. О дочери, растущей вдали от нее. О загубленной в угоду приличиям любви. Но на людях неизменно сияла своей знаменитой лучезарной улыбкой — маской, скрывающей боль.
Такова была плата за скандальную славу, за право быть собой в обществе, где женщине отводилась роль безмолвной тени мужа. Плата за попытку хоть ненадолго вырваться из золотой клетки…
