Ирина помешивала борщ и поглядывала на часы. Олег вот-вот должен был вернуться с работы, а борщ всё никак не хотел загустевать. Может, ещё томатной пасты добавить? Или муки? Олег любил, чтобы погуще.
Хлопнула входная дверь. Ирина вздрогнула от неожиданности и тут же одёрнула себя — чего пугаться-то? Свой пришёл, не чужой.
— На кухне я! — крикнула, не оборачиваясь. — Руки помой, ужинать будем.
Олег появился в дверях кухни, и что-то в его лице заставило Ирину замереть с половником в руке. Не разулся даже. Стоит, смотрит исподлобья.
— Что случилось? — спросила она, чувствуя, как холодок пробегает между лопаток.
— Поговорить надо, — сказал он как-то глухо.
Ирина отставила кастрюлю, вытерла руки о фартук.
— Ну, говори, — она присела на краешек стула.
— Я хочу развода.
Эти слова повисли в воздухе, как дым от подгоревшей яичницы. Ирина моргнула раз, второй. Может, ослышалась?
— Что ты сказал?
— Я хочу развода, — повторил Олег, теперь уже твёрже. — Без скандалов. Но квартира остаётся мне.
Ирина сжала чашку с чаем так, что пальцы побелели. Руки дрожали.
— Почему? — только и смогла выдавить она.
— Какая разница? — пожал плечами Олег. — Люди встречаются, люди расстаются. Ничего не поделаешь.
«Люди расстаются» — звучало так просто, так буднично. Как будто речь не о двадцати годах вместе, а о неудачном походе в кино.
— У тебя кто-то есть? — в горле пересохло.
Олег промолчал, но и так всё было ясно.
— Как же я? — Ирина растерянно обвела взглядом кухню. — Куда я пойду?
— У тебя есть работа, — сказал он сухо. — Снимешь комнату. Не пропадёшь.
Комнату? В пятьдесят три? После двадцати лет брака?
Олег посмотрел на часы — старый жест, знакомый до боли. Сколько раз она видела его таким — торопящимся, вечно бегущим.
— Даю тебе неделю, — сказал он, направляясь к выходу. — Собирай вещи и уезжай.
Он ушёл, а Ирина осталась сидеть на кухне, оглушённая, с остывающим борщом и рухнувшей жизнью. За окном моросил дождь, стучал по карнизу, будто отсчитывал секунды её прежней жизни. Тик-так. Тик-так. Всё кончено.
Сомнения и слезы
Ночь обступала комнату, как чёрная вода. Ирина сидела на краю кровати, той самой, что они с Олегом выбирали вместе десять лет назад. Он тогда настаивал на более простой модели, а она убедила купить эту — с красивым резным изголовьем. Теперь это казалось таким далёким, словно было в другой жизни.
Тишина давила на уши. Олег ушёл — сказал, что переночует у друга. Врал, конечно. Какой друг в двенадцать ночи? Она знала, что он с ней, с той, другой. Имени Ирина не спрашивала — боялась услышать ответ, боялась узнать, что это кто-то знакомый. Коллега? Соседка? Подруга семьи?
Дрожащими руками она открыла старый фотоальбом в потёртой кожаной обложке. Первая фотография — их свадьба. Она в белом платье, счастливая, с букетом пионов. Он в строгом костюме, с серьёзным лицом. Мама тогда шепнула: «Смотри, какой серьёзный — хороший муж будет». Оказалось, ошиблась.
Ирина перевернула страницу. Их первая квартира — крохотная однушка, зато своя. Как они радовались! Как строили планы! А вот Марина, совсем маленькая, делает первые шаги. Олег держит её за ручки, улыбается так гордо.
«Он любил нас тогда, — думала Ирина, — по-настоящему любил. Когда всё изменилось? В какой момент я перестала быть ему нужной?»
Горячие слёзы капали на глянцевые фотографии. Ирина торопливо вытирала их, чтобы не испортить снимки. Зачем-то берегла, хотя казалось — какой смысл теперь?
Она дошла до фотографий с последнего отпуска. Три года назад, Крым, бархатный сезон. Они ещё были семьёй. По крайней мере, она так думала. А он? Что чувствовал он, позируя рядом с ней на фоне моря? Уже тогда планировал уйти? Уже тогда в его жизни была другая?
В ящике комода нашлись детские рисунки Марины. «Моя семья» — неровными буквами вывела пятилетняя дочь. Три фигурки: высокая — папа, поменьше — мама, совсем маленькая — сама Марина. Все держатся за руки, у всех улыбки до ушей. А сверху огромное красное сердце. Вот так, по-детски просто: семья — это любовь.
Ирина прижала рисунок к груди. Горло перехватило от рыданий, которые она пыталась сдержать. Не хотела плакать — это казалось признанием поражения. Но слёзы текли сами, неконтролируемо, будто прорвало плотину.
Встав с кровати, она подошла к зеркалу. Из зазеркалья на неё смотрела чужая женщина: осунувшееся лицо, покрасневшие глаза, морщинки, которых она раньше словно не замечала. Когда она успела так постареть? Когда жизнь проскользнула между пальцев, оставив лишь груз прожитых лет и пустоту внутри?
— Кто ты? — прошептала Ирина своему отражению. — Я тебя не знаю.
На полке у зеркала стояли духи — подарок Олега на прошлый день рождения. Дорогие, французские. Он всегда умел выбирать подарки. Сказал тогда: «Они напоминают мне тебя — нежные и тёплые». И она верила. Господи, как же она верила каждому его слову!
Порыв злости заставил её схватить флакон и замахнуться, чтобы разбить о стену. Но рука застыла в воздухе. Нет, она не даст ему повода считать её истеричкой. Не доставит этого удовольствия.
Вместо этого Ирина опустилась в кресло у окна и закрыла глаза. За двадцать лет брака она привыкла засыпать рядом с ним, чувствовать его тепло, слышать дыхание. Теперь этому конец.
— Что я буду делать? — спросила она у ночи. — Куда пойду?
Квартира. Их квартира. Они выбирали её вместе, обустраивали, превращали в дом. А теперь он просто выставляет её за дверь. «Собери вещи и уходи». Как будто она вещь, ненужный предмет мебели, от которого решили избавиться.
Телефон на тумбочке завибрировал. Сообщение от Марины: «Мама, всё в порядке? Папа не отвечает на звонки. Вы поссорились?»
Что ответить дочери? Как сказать, что её отец решил разрушить семью? Что он выбрал другую женщину? Что он выгоняет маму из дома?
«Всё хорошо, милая. Папа уехал к другу. Поговорим завтра», — написала Ирина, стараясь, чтобы буквы не расплывались от слёз.
Отправив сообщение, она снова открыла альбом. Нужно собраться с мыслями. Нужно понять, что делать дальше. Нужно найти в себе силы жить заново — без него, без прошлого, без дома.
Ночь обещала быть долгой.
Разговор с подругой
Кафе «Лакомка» всегда было их местом. Сколько раз за двадцать пять лет дружбы они с Леной сидели за этим угловым столиком, делясь радостями и горестями? Не сосчитать. Ирина помнила, как они праздновали здесь поступление в институт, как Лена рыдала тут после развода, как обсуждали рождение детей, новую работу, путешествия…
Сегодня всё было иначе. Ирина сидела, обхватив чашку с остывшим чаем, и никак не могла найти нужных слов. Как рассказать о том, что твоя жизнь рухнула? Что человек, с которым прожила двадцать лет, просто вычеркнул тебя из своей жизни? Как будто ничего и не было.
— Так, хватит тянуть, — Лена решительно отставила свою чашку. — Выкладывай. По телефону ты говорила что-то невнятное про Олега. Что стряслось?
Ирина подняла глаза. Лена смотрела испытующе, с той прямотой, которую некоторые считали бестактностью. Но именно за это Ирина и ценила подругу — за честность, за отсутствие ложной жалости.
— Он уходит от меня, — выдавила Ирина. Странно, но сказав это вслух впервые, она почувствовала какое-то облегчение. — Хочет развода.
Лена помолчала, словно переваривая услышанное.
— И давно это решил?
— Позавчера сказал. Наверное, думал давно… У него другая.
Лена покачала головой.
— Вот козёл! Прости, но… — она не закончила. — И что ты собираешься делать?
Ирина провела пальцем по ободку чашки.
— Не знаю… Он поставил условие — квартира остаётся ему.
— А ты что?
— А что я? — Ирина беспомощно пожала плечами. — Куда мне идти? У меня нет таких денег, чтобы снять нормальное жильё. Зарплата библиотекаря сама знаешь какая…
Лена резко наклонилась через стол:
— Погоди. Ты что, правда хочешь уйти с одной сумкой? После двадцати лет брака?
Ирина молчала. В голове был туман. Все эти два дня она жила, как в страшном сне, механически выполняя привычные действия — готовила еду, ходила на работу, разговаривала с людьми. Олег ночевал дома, но демонстративно стелил себе в гостиной. На её робкие попытки поговорить только отмахивался: «Всё решено. Не выматывай мне нервы».
— Ты прожила с ним всю жизнь, Ира, — Лена говорила тихо, но твёрдо. — Вы нажили эту квартиру вместе. Твоя зарплата тоже шла в семейный бюджет. Ты растила дочь, вела хозяйство. Это всё имеет цену.
— Квартира записана на него. Я даже не созаёмщик.
— И что? — фыркнула Лена. — У нас есть семейный кодекс. Всё, что нажито в браке — делится пополам. Неважно, на кого записано.
Ирина никогда не думала об этом. Да и зачем? Они были семьёй. Олег зарабатывал больше, но она всегда считала, что вносит свой вклад — заботой, работой по дому, воспитанием дочери.
— Но он говорит…
— Плевать, что он говорит! — Лена стукнула ладонью по столу, так что посетители за соседним столиком обернулись. — Он тебя запугивает. Пользуется тем, что ты сейчас в шоке. Хочет по-быстрому тебя выставить, пока ты не опомнилась.
Ирина опустила глаза. Лена всегда была боевой, готовой сражаться за справедливость. Наверное, потому её брак и распался — муж не выдержал такого напора.
— Я не хочу войны, Лен. Мне просто больно. И страшно.
— Конечно страшно, — Лена смягчилась. — И больно. Но ты не должна позволять использовать себя. Двадцать лет вместе — и вдруг «собирай вещи»? Нет, так не пойдёт.
Ирина чувствовала, как внутри что-то происходит. Словно тоненький росток пробивался сквозь слой пепла. Не злость, нет. Что-то другое — смутное чувство несправедливости, нарушенного равновесия.
— Но как…
Лена наклонилась ещё ближе:
— Сходи к юристу. Узнай свои права. Не принимай никаких решений сейчас. А главное — не подписывай никаких бумаг, что бы он ни говорил. Обещаешь?
Ирина кивнула. Впервые за эти дни она почувствовала, что не одна. Что есть кто-то, кто её поддерживает, кто верит в неё.
— У тебя ещё и дочь, — продолжала Лена. — Что она думает обо всём этом?
— Она не знает пока, — Ирина прикусила губу. — Я не могу… Не знаю, как ей сказать.
— Скажешь. Она взрослая. Поймёт. И, думаю, поддержит тебя.
На улице уже смеркалось. Они просидели в кафе почти три часа. Непривычное чувство крепло в душе Ирины с каждой минутой. Может быть, это была решимость? Не ярость, не жажда мести — просто тихая решимость отстоять то, что принадлежит ей по праву.
— Спасибо, — сказала она, когда они с Леной стояли у выхода из кафе. — Ты всегда умела меня встряхнуть.
— Для того и нужны друзья, — Лена крепко обняла её. — Держись. И помни: ты сильнее, чем думаешь.
Дочь делает выбор
На кухне было тихо. Ирина сидела за столом, перебирая в уме слова, которыми расскажет дочери о разводе. Каждый вариант звучал хуже предыдущего. Как объяснить, что семья, в которой Марина выросла, перестала существовать?
Дверной звонок разрезал тишину. Ирина вздрогнула, глубоко вдохнула и пошла открывать.
Марина стояла на пороге — румяная с мороза, с шарфом, небрежно обмотанным вокруг шеи.
— Привет, мам! — она чмокнула Ирину в щёку и прошла в прихожую, на ходу снимая пальто. — Звучало срочно. Что случилось?
Ирина смотрела на дочь — такую взрослую и в то же время такую похожую на маленькую девочку с косичками, которая когда-то бегала по этой квартире.
— Давай сначала чаю, — сказала она, оттягивая неизбежное.
Они сели за кухонный стол. Ирина достала вазочку с конфетами — вишня в шоколаде, любимые Маринины.
— Мам, — Марина нетерпеливо постукивала пальцами по столу. — Ты меня пугаешь. Что стряслось?
Ирина обхватила чашку руками, словно пытаясь согреться её теплом.
— Мы с папой… — начала она и осеклась. — Папа хочет развода.
Марина замерла с поднесенной к губам чашкой. В её глазах мелькнуло недоумение, потом — понимание.
— Да ладно! — она медленно опустила чашку. — Почему?
— У него другая, — слова дались Ирине с трудом. — Другая женщина.
Марина откинулась на спинку стула, медленно переваривая услышанное.
— А вы казались такими… — она покачала головой. — Я никогда бы не подумала… На мой день рождения вы были такими счастливыми.
— Я тоже так думала, — тихо ответила Ирина.
Молчание повисло между ними — тяжёлое, неловкое. Марина неосознанно крутила в руках конфетный фантик, сминая его в шарик.
— Но это… не всё, — продолжила Ирина. — Он хочет, чтобы квартира осталась ему. Говорит, что я должна съехать.
— Что? — Марина подалась вперёд. — Как это — съехать? Куда?
— Не знаю, — Ирина пожала плечами. — Говорит, что я могу снять квартиру. Что у меня есть работа…
— Мам, — Марина смотрела на неё с недоумением, — но ты же не согласилась? Скажи, что ты не согласилась!
Ирина отвела взгляд. За окном покачивались голые ветви тополя — того самого, что они с Олегом видели из окна, когда впервые пришли смотреть эту квартиру. «Представь, как красиво будет весной», — сказал он тогда.
— Понимаешь, Мариш… Квартира оформлена на него. Я просто жена…
— Просто жена? — Марина повысила голос. — Ты жила с ним двадцать лет! Ты вела хозяйство, растила меня. Ты тоже работала. Твоя зарплата тоже шла в семью!
Ирина удивлённо посмотрела на дочь. Откуда в ней эта решительность, эта уверенность?
— Мам, ты не можешь просто взять и уйти, — продолжала Марина. — Это ваша общая квартира, независимо от того, на кого она записана.
— Так ты считаешь, мне стоит… бороться? — осторожно спросила Ирина.
— Конечно! — Марина вскочила со стула и начала ходить по кухне. — Сейчас, подожди.
Она вышла из кухни и через минуту вернулась с телефоном, что-то быстро набирая.
— Я звоню Кате, — пояснила она. — Она работает в юридической консультации. Она подскажет, что делать.
Ирина растерянно наблюдала, как дочь решительно берёт ситуацию в свои руки.
— Алло, Кать? Это Марина, — она говорила в трубку отрывисто, по-деловому. — Слушай, мне срочно нужна твоя помощь… Да, юридическая… Нет, не мне — маме… Да… Да… Развод и раздел имущества… Точно, квартира… Хорошо, записываю.
Ирина смотрела на дочь и не узнавала её. Когда эта девочка, её маленькая девочка, стала такой решительной женщиной? Стыд и растерянность постепенно сменялись другим чувством — гордостью. Гордостью за Марину.
— Так, Катя говорит, что нам нужно собрать документы, — Марина закончила разговор и повернулась к матери. — Свидетельство о браке, документы на квартиру, выписки по кредитам, чеки на мебель, на ремонт — всё, что докажет, что вы вместе вкладывались в эту квартиру.
— Но документы… Они у твоего отца в кабинете, — неуверенно произнесла Ирина.
— Значит, нужно их достать, — решительно заявила Марина.
В этот момент в дверь позвонили.
— Кто это? — Ирина испуганно посмотрела на дочь.
Марина выглянула в окно.
— Папа, — сказала она. — Я открою.
Прежде чем Ирина успела что-то сказать, Марина уже шла к двери.
Олег вошёл на кухню, и удивление отразилось на его лице при виде дочери.
— Марина? — он нахмурился. — Что ты тут делаешь? Разве ты не на работе?
— Взяла выходной, — спокойно ответила Марина. — Мама рассказала мне о вашем разводе.
Олег бросил быстрый взгляд на Ирину, в котором читалось раздражение.
— Вот как, — сухо произнёс он. — Ну что ж, рано или поздно ты всё равно бы узнала.
— И о том, что ты выгоняешь маму из квартиры, я тоже узнала, — в голосе Марины появились стальные нотки.
Олег поморщился.
— Я никого не выгоняю. Просто объективно… эта квартира моя. Я её покупал, я плачу за неё кредит.
— А мама что — не работала все эти годы? — Марина скрестила руки на груди. — Не вкладывала деньги в семью? Не занималась домом? Мной?
— Марина, не лезь не в своё дело, — голос Олега стал жёстче. — Этот разговор касается только меня и твоей матери.
— Нет, папа, — покачала головой Марина. — Это касается и меня тоже. Вы моя семья. И я не позволю тебе поступить с мамой несправедливо.
Олег окинул дочь удивлённым взглядом, словно впервые её увидел.
— Что значит «не позволю»? — усмехнулся он. — Тебе не кажется, что ты забываешься?
— Нет, это ты забылся, — голос Марины дрогнул. — Двадцать лет брака — и ты просто хочешь всё перечеркнуть? Выставить маму за дверь? Ради чего, пап? Ради новой женщины?
Ирина видела, как лицо мужа меняется — от раздражения к гневу, потом к замешательству.
— Я не обязан перед тобой отчитываться, — резко сказал он. — И твоя мать тоже хороша — втянула тебя в наши проблемы.
— Она меня не втягивала, — перебила Марина. — Я сама всё поняла. И я уже позвонила юристу. Мы будем бороться, пап. Мама имеет полное право на часть этой квартиры.
— Да ты… — начал Олег, но осёкся. Он перевёл взгляд на Ирину. — Это ты её настроила против меня?
— Нет, — тихо, но твёрдо ответила Ирина. — Марина сама всё решила.
Олег смотрел то на жену, то на дочь, явно не ожидавший такого отпора.
— Хорошо, — наконец сказал он, делая шаг назад. — Хотите войны — будет вам война. Только не говорите потом, что я не предлагал решить всё мирно.
— Мирно? — Марина горько усмехнулась. — Ты называешь это мирным решением? Выставить маму из дома — это мирное решение?
Олег не ответил. Он развернулся и вышел, громко хлопнув дверью.
Ирина и Марина остались одни. Марина подошла к матери и крепко обняла её.
— Мам, всё будет хорошо, — сказала она. — Обещаю тебе. Мы не дадим ему тебя обидеть.
Ирина прижалась к дочери, чувствуя, как её плечи расправляются. Впервые за эти кошмарные дни она ощутила надежду. Она больше не одна.
Судебное заседание
Зал суда оказался меньше, чем представляла Ирина. Обшарпанные стены, старые скамьи, запах пыли и канцелярии. Не то место, где мечтаешь оказаться после двадцати лет брака.
Адвокат Анна — молодая женщина с цепким взглядом — что-то писала в блокноте.
— Не волнуйтесь, — шепнула она Ирине. — Закон на нашей стороне.
Ирина кивнула, хотя уверенности не ощущала. Последние два месяца выжали её как лимон. Беготня по юристам, бумажкам, попытки поговорить с Олегом… Всё напрасно.
— Ты справишься, мам, — Марина сжала её руку.
Двери распахнулись, и вошёл Олег с адвокатом — холёным мужчиной в дорогом костюме. Олег выглядел уверенным, даже самодовольным. На Ирину не смотрел.
— Всем встать, суд идёт!
Судья — женщина с усталым лицом и внимательными глазами — заняла своё место.
Адвокат Олега говорил долго и гладко. Квартира по документам принадлежит его клиенту, кредит оплачивался с его счёта, всё очевидно. То, что жена занималась домом и детьми — её выбор и не основание для имущественных претензий.
Слушая эти слова, Ирина чувствовала, как внутри закипает злость. Значит, всё, что она делала эти годы — готовила, стирала, воспитывала дочь, поддерживала мужа — ничего не стоит?
Анна говорила коротко и по делу. Ирина поймала себя на мысли, что гордится своим выбором адвоката.
— Согласно статье 34 Семейного кодекса, — чеканила Анна, — имущество, нажитое в браке, является совместной собственностью. Неважно, на кого оформлено и кто вносил деньги. У нас есть доказательства, что Ирина Николаевна вкладывалась в семейный бюджет. А ведение дома и воспитание ребёнка — это тоже труд.
Адвокат Олега что-то прошептал ему, тот кивнул и поднял руку:
— Ваша честь, мы предлагаем денежную компенсацию вместо доли в квартире.
Ирина взглянула на Анну. Та едва заметно покачала головой.
— Мы отказываемся, — твёрдо сказала Анна. — Рыночная стоимость доли намного выше предлагаемой суммы. И в нынешних условиях моя доверительница не сможет купить жильё даже с этой компенсацией.
— Переходим к опросу свидетелей, — объявила судья. — Пригласите Марину Олеговну Соколову.
Марина, собранная и серьёзная, прошла к свидетельскому месту. Олег напрягся.
— Расскажите о ситуации в вашей семье. Как распределялись обязанности? Кто вносил вклад в бюджет?
Марина говорила спокойно, взвешенно, без лишних эмоций. Ирина смотрела на дочь и с удивлением отмечала, как повзрослела её девочка.
— Папа зарабатывал больше, — говорила Марина, — но мама тоже работала. Её зарплата шла на продукты, коммуналку, мою одежду. Она занималась ремонтом квартиры — выбирала обои, клеила их сама, красила. Она отказалась от карьеры ради семьи — могла стать заведующей библиотекой, но отказалась из-за командировок.
Ирина смотрела на дочь сквозь слёзы. Когда Марина успела стать такой мудрой?
Судья объявила перерыв. Ирина вышла в коридор на подгибающихся ногах.
— Всё идёт отлично, — успокоила её Анна. — Не волнуйтесь.
В коридоре появился Олег. Прошёл мимо, делая вид, что не видит.
— Как он может быть таким? — прошептала Марина. — Неужели за двадцать лет не привязался к тебе?
Ирина не ответила. В горле стоял ком. Разве должно всё так заканчиваться? В зале суда, среди чужих людей, с дележом имущества, как после смерти?
Когда заседание возобновилось, судья выглядела собранной и решительной.
— Рассмотрев материалы дела и выслушав свидетелей, суд принимает решение, — её голос звучал ровно, без эмоций. — В соответствии со статьями 34 и 39 Семейного кодекса РФ, квартиру, расположенную по адресу… признать совместно нажитым имуществом и разделить в равных долях между супругами Соколовыми.
Марина крепко сжала руку матери. Адвокат Олега что-то быстро зашептал ему на ухо, но тот словно не слышал. Он смотрел прямо на Ирину — растерянно, почти испуганно.
— Тишо в зале! — судья постучала молоточком. — Решение может быть обжаловано в течение месяца.
Анна повернулась к Ирине:
— Поздравляю! Вы выиграли дело.
Ирина кивнула, но радости не чувствовала. Только странное опустошение. Двадцать лет брака закончились стуком судейского молотка. Такой финал она точно не могла себе представить.
Марина обняла её:
— Мам, ты молодец! Ты справилась!
Через плечо дочери Ирина смотрела на Олега. Он стоял сгорбившись, с лицом человека, которого предали. Ей вдруг стало его жаль. Как бы он ни поступил с ней, это всё-таки был человек, с которым она прожила половину жизни. Человек, которого она когда-то любила. И, кажется, эта любовь только что закончилась.
На своей территории
Ирина провела ладонью по свежим обоям цвета топлёного молока. Квартира наполнялась вечерними тенями, но она не спешила включать свет. После трёх недель ремонта всё вокруг казалось чужим и одновременно — по-настоящему своим. Впервые за долгое время.
Олег съехал две недели назад. Забрал свои вещи, мебель из кабинета, технику. Они почти не разговаривали — обменивались лишь сухими фразами о том, кому что достаётся. Квартира опустела наполовину, но даже эта пустота казалась Ирине началом чего-то нового, а не концом.
Она опустилась на новый диван — светло-серый, с бирюзовыми подушками. Выбирали с Мариной. «Тебе всегда шёл бирюзовый!» — настаивала дочь. Раньше Ирина не задумывалась о таких вещах — какие цвета ей идут, что ей нравится. Всегда был кто-то, чьё мнение важнее.
Телефон звякнул сообщением. Марина писала: «Мам, как ты там? Завтра заеду». Ирина улыбнулась. Дочь теперь звонила каждый день, словно боялась, что мать потеряется в новой жизни.
«Всё отлично. Жду тебя завтра. Люблю».
Вчера она случайно встретила Олега возле дома. Он приезжал за последними вещами. Столкнулись в подъезде. Он выглядел осунувшимся, уставшим.
— Здравствуй, — сказал негромко. — Как ты?
— Хорошо, — ответила Ирина, удивляясь спокойствию в своём голосе. — А ты?
— Нормально.
Он помялся, явно хотел сказать что-то ещё.
— Ты изменилась, — наконец выпалил Олег. — Я сразу не понял, что это. Прическа? Одежда?
Ирина улыбнулась. Да, она постриглась. И купила новый плащ — не практичный бежевый, как прежде, а глубокого синего цвета, с поясом и воротником. Но дело было не в этом.
— Нет, — сказала она просто. — Просто я стала собой.
И ушла, не оглядываясь. Впервые за двадцать лет не пытаясь угадать его реакцию, не подстраиваясь, не ожидая одобрения.
Странно, но встреча не вызвала ни боли, ни обиды. Только лёгкую грусть, словно от воспоминания о чём-то давно ушедшем. И, может быть, немного жалости — не к себе, к нему. Потому что он потерял больше, чем она.
В углу гостиной стоял цветок — высокая монстера с блестящими резными листьями. Ирина раньше не заводила растений — Олег считал, что они собирают пыль и занимают место. Теперь же и место, и решения принадлежали только ей.
Окно было приоткрыто, ветерок шевелил новые занавески — лёгкие, полупрозрачные. Ирина выбрала их вместо тяжёлых портьер, которые висели здесь раньше. На карнизе не осталось даже следов от старых штор — всё новое.
Суд, бракоразводный процесс, раздел имущества — всё это осталось позади. Впереди была неизвестность. Это пугало, конечно. Но странным образом и вдохновляло. Как чистый лист, на котором можно написать новую историю. Её собственную историю.
На полке у окна стояла фотография — Марина в выпускном платье, счастливая, сияющая. Единственное, что Ирина оставила от прежней жизни. Всё остальное было новым — вещи, мебель, шторы, посуда. Даже воздух.
«Всё только начинается», — подумала Ирина, включая свет. Комната озарилась тёплым сиянием. Она подошла к окну, всматриваясь в своё отражение в стекле. И, сама того не ожидая, улыбнулась себе — новой, незнакомой, настоящей.
