Он называл её «крошкой» и уверял жену, что между ним и Владой просто дружба, всё остальное нелепо.
— Девочке этого не хватает, я ей как крёстный отец, прекрати говорить глупости, — возражал Дима на её бесконечные выпады.
Но жена говорила. Она была ограниченной и не могла с высоты своей колокольни поверить ни в чистоту его мыслей, ни в «дочерние» помыслы юной профурсетки — его ученицы из автошколы, где Дима работал инструктором по вождению.
— Ты понимаешь что это уже перебор? — говорила жена, — ваши отношения уже давно вышли за рамки, у тебя… ненормальная тяга к этой девочке. Ты вообще слышишь меня?!
— Что говоришь, Юль? — Дима не отрывался от телефона, где Влада только что прислала фото тарелки с ужином. Дима считал девушку слишком худенькой и бледной, поэтому контролировал питание Влады. Удовлетворённая улыбка ещё не успела сползти с его лица, когда он рассеянно взглянул на жену.
— Когда у вас будет последнее занятие? Когда у неё экзамены? У меня твоя Влада как кость в горле, — зудела она, выставляя перед благоверным на стол салат к стейку и берясь за хлебный батон.
— Ты ревнуешь к ребёнку? Серьёзно? Больше делать нечего?
— Вообще-то ей восемнадцать, не такой уж и ребёнок. Ребёнок, между прочим, у тебя свой есть, но о дочке ты совершенно забыл! — напомнила ему Юля и продолжила приторным голосом, подражая Диме: — Владочка, ты покушала? Крошка моя, ты подготовилась к парам? Крошка! Тьфу, блин! У тебя кризис среднего возраста? В сорок один год моча в башку стукнула? Дон Жуан престарелый!
— Говори за себя о престарелости. Когда я Владе сказал, что мне сорок один, она не поверила. Думала, что тридцать…
На сей выпад Юля схватилась одной рукой за живот, другой за спинку стула и рассмеялась так громко и издевательски, что Дима надулся павлином. Как же он терпеть не мог этот её смех…
— Закрой рот!
— Ха-ха-ха ещё раз десять! — закончила язвительно Юля и, проходя, толкнула его намеренно в плечо.
Жена вышла. Дима тут же перевернул телефон экраном вверх и улыбка тронула его губы. Влада писала: Спасибо, что сегодня были со мной. Я без вас бы точно забыла поужинать».
И сердечко.
Дима ответил ей по-отечески заботливыми словами и только после этого взялся за свой стейк. На экране светилась фотография, которую Дима сделал заставкой — Влада держит между пальцев жёлтый лютик, видна только рука… её изящная ручка.
Он и сам не заметил как стал жить моментами этих встреч и какое сладостное
и одновременно жгучее волнение охватывало его, если Влада задерживала ответы на сообщения. Будучи дома, он теперь не выпускал из рук телефон: «Ты не забыла поужинать?», «Сфотографируйся со своей любимой детской игрушкой», «А почему лицо такое грустное?», «Уже подготовилась к парам на завтра?», «Идёшь гулять? Одевайся потеплее, на улице ветер»…
Дима называл это заботой и дружбой. Жена считала иначе.
— Опять с ней на связи?
— Что тебе надо? Я пришёл с работы, устал, не могу уже полежать спокойно и пообщаться с интересным мне человеком? Можешь прочитать, здесь ничего такого!
— А родная дочь тебе не интересна? Не заметил, что она заплаканная и грустная? Хоть один вопрос ей задал?
— У неё всё нормально, есть родители, которые её любят.
— Угу. Настя сегодня рассказала, что её дразнят в школе.
— Ну и? — Дима лениво перевернулся на бок. — Дети всегда дразнятся.
Юля резко хлопнула полотенцем по столу.
— Она плакала! А ты даже не спросил, что случилось!
— Сейчас спрошу, — буркнул он, но пальцы уже бежали по экрану: «Влада, а ты завтра на пары? Может, после занятий куда-нибудь сходим? Заодно дам тебе дополнительный урок вождения — бесплатно.»
Юля подошла к нему вплотную. Дима нехотя и со вздохом перевёл глаза на неё.
— Настя просила тебя сходить на её школьный концерт, а ты «забыл».
— Ну забыл и забыл, — он пожал плечами. — В следующий раз схожу.
— В следующий раз, — Юля усмехнулась. — А Владу ты не забываешь. Ни разу.
Дима наконец оторвался от телефона.
— Ну вот опять! Какая разница? Владе тяжело, она одна, мать постоянно на работе, ей нужна поддержка! Она нежная, растерянная девочка!
— А нашей дочери не тяжело? — голос Юли дрогнул. — Или ей не нужна поддержка?
— Она же маленькая ещё! У неё всё есть!
— У неё нет отца, Дима! — Юля вдруг повысила голос. — Потому что её отец целыми днями залипает в телефон, как мальчишка, и переживает, поела ли чужая восемнадцатилетняя девочка!
Дима вскочил с дивана.
— Она не чужая!
— А чья?! — Юля резко шагнула к нему и ткнула пальцем в живот. — Ты её удочерил? Ты её крестил? Нет! Ты просто…
Она замолчала, будто боялась договорить.
— Просто что? — Дима сжал кулаки.
— Ты просто влюблён, — прошептала Юля.
Тишина.
Дима хотел кричать, что это бред, что он просто заботится… Но в голове вдруг всплыли моменты: как он ждал её сообщений, как радовался её улыбке, как ревновал, когда она рассказывала про парней из универа… Но нет, это не ревность, он просто переживал, чтобы Владу никто не обидел.
— Это не так, — пробормотал он.
Юля медленно покачала головой.
— Тогда докажи.
— Как?
— Отдалишься от Влады. Хотя бы на время.
— Я… не могу её так бросить. Я ей нужен. У нас родство душ.
— Доиграешься…
Когда тонкие пальчики Влады обхватывали руль его машины, а он, бывало, резко хватался за руль где-то рядом, соприкасаясь с белой кожей её нежных рук… Когда он учил Владу правильно переключать коробку передач, при этом Дима укладывал свою ладонь сверху на её неуверенные пальчики и показывал верную траекторию движений… Он чувствовал насколько податливой и пассивной может быть Влада. Она ему доверяла. Она отдавалась его указам. Глазки её то вспыхивали испугом на перекрёстках, то лучились благодарностью за внимательность и деликатность Димы. Маленький доверчивый ротик её то напрягался, смотря на дорогу — Влада тогда показывала от усердия зубки, — то вдруг, после его ободряющих слов, превращался в улыбку и Дима любовался ямочками на юных щеках.
Нет, это была не влюблённость. Дима не позволял себе думать в таком ключе. Он полюбил её, как дочь. Разве отец не может любоваться дочерью и находить её красивой, нежной и милой? И разве любовь не есть забота и беспокойство о предмете, вызывающем светлые чувства?
Он даже с женой её познакомил! И ему было приятно видеть этот Юлин взгляд при первой встрече: жена удивилась. Удивилась, что Влада — не самка, не роковая, не источающая соблазнительность и дерзость. Она была застенчивой и милой, сущим ребёнком и ничто ещё не ранило и не ожесточило её души — взгляд Влады был доверчивым, искренним, добрым, лишённым какого-либо порока… Дима обожал на неё смотреть — это было так приятно. Рядом с Владой весь мир казался чище и совершеннее.
— Вот видишь? Что я тебе говорил? — упрекал он жену. — Влада сама невинность, дитя, а ты наговариваешь…
Почти каждые выходные Дима стал звать Владу провести время с ними.
— Мне надо её вывести погулять, она вся в учёбе замаялась, надо её проверить, мне её жалко.
Совсем вскоре Юля стала свидетелем любопытной сцены, которая надолго её впечатлила.
Они должны были встретиться с Владой. Опять. В то время Юля пыталась хоть как-то понять мужа и не усугублять ситуацию скандалами…
Она шла чуть позади, потому что Дима, увидев Владу, рванул вперёд и раскрыл объятия. Застенчиво улыбаясь, Влада подходила ближе. Улыбки расцветали на их лицах и тут… Они обнялись и расцеловались в щёки!
Юля почувствовала, будто кто-то резко выдернул из-под ног землю.
Муж целовал девушку так естественно, будто повторял этот жест годами. Его пальцы мягко коснулись плеча Влады, задержались на долю секунды дольше, чем нужно. Губы коснулись её кожи, и Юле даже показалось, что Дима залоснился, как кот на мартовском солнце. В их приветствии, осуществляемом явно не впервые, было столько тепла и значения, столько… принадлежности Влады ему.
Юля стояла поодаль, сжимая руку дочери, и вдруг осознала, что не помнит, когда он в последний раз он целовал её так – нежно, бережно, с наслаждением.
Влада болтала о чём-то, Дима кивал, улыбался, а Юля шла рядом, но будто за толстым стеклом – всё вокруг стало чужим, неясным, как в тумане.
Дома она попыталась найти слова, но вырвалось очевидное.
— Ты целуешь её.
Голос звучал чужим, плоским. Дима обернулся, нахмурился. Он уже что-то строчил в телефоне… ей.
— Что?
— В щёку. Целуешь.
Он рассмеялся – небрежно, снисходительно, будто она сказала что-то смешное.
— Боже, Юль, ну что за паранойя? Это просто жест приветствия!
Паранойя.
Слово повисло в воздухе — тяжёлое, как камень. Юля медленно зашла в ванную, закрыла за собой дверь и села на край ванны, глядя в зеркало.
В его отражении была женщина, которая, конечно, внешне во многом уступает молодой вертихвостке. Но разве не Дима наблюдал за её преображением из точно такой же наивной феи, как Влада, в зрелую и умудренную опытом женщину? Неужели он думает, что его интерес не заметен?
«Он не понимает. Или не хочет понимать. Или делает из меня д*р у.»
Бывало, что после прогулки Дима приглашал её к ним домой. Это происходило при Юле и звучало невинно: «А почему бы нам не продолжить уже дома? Заодно и погреемся». Юля видела как ему не хотелось прощаться. В такие дни Дима и Влада сидели вдвоём на ковре и все вокруг были лишними. Он показывал ей старые фотографии, и та заливалась звонким, совсем девчачьим хихиканьем.
— О, смотри, крошка — это я в твоём возрасте, — смущённо и немного горделиво показывал ей Дима. Фотография должна была Владу впечатлить, а у Юли мелькало в голове: «Хочет показать какой слащавой была некогда его мордочка! Уж не думает ли он, что Влада влюбится в его нафталиновую фотографию настолько, что, смотря на теперешнего Диму, будет видеть то юное и зелёное личико?»
Влада признавалась:
— Красивый.
— Влюбилась бы? — спрашивал Дима вроде как в шутку.
— Нууу… — смущалась Влада.
— О, смотри — это я выпускник, тоже твой возраст, — Дима тыкал пальцем в потрёпанный снимок. — Тоже вечно уроки забрасывал и гулять убегал.
— Ой, да я не такая! — Влада игриво толкала его плечом, и он, не задумываясь, обнимал её за плечи, как родную.
Каждый раз, когда Влада была с ними, Дима преображался. Его глаза загорались, голос становился мягче, движения — бережными, будто он боялся её спугнуть. Он подавал ей руку, когда она выходила из машины. Поправлял шарф, если он съезжал. Спрашивал десять раз, не замёрзла ли она.
«Он никогда так не заботился обо мне. Даже когда мы только познакомились.»
А самое страшное — Влада, кажется, даже не замечала этого. Она вела себя естественно: смеялась, шутила, рассказывала о своих делах. Ни намёка на кокетство, ни лишних прикосновений. Она искренне считала Диму другом.
Но Юля видела то, чего не замечала сама Влада и думала невольно: «Уж не блаженная ли она? Или просто малолетняя д*р а?»
Попытка Юли переговорить с мамой девушки увенчалась провалом. Едва Юля произнесла:
— Я хотела поговорить с вами о моём муже и вашей дочери. Их отношения…
Её перебили:
—Ваш муж просто чудо! — воскликнула мама Влады, — я только и слышу: Дима то, Дима это, Дима сказал… С тех пор, как они подружились, Влада стала такой послушной и правильной, более серьёзной. Знаете, у неё не было отца с пяти лет, это сказалось… Так приятно знать, что девочка всегда может получить дельный совет, что о ней беспокоится кто-то кроме меня.
Юля опешила.
— Да, но…
— Она очень зависима от мнения вашего мужа, что и говорить — ребёнок. Он с ней так по-отечески…
Юля поняла, что здесь разговоры бесполезны. Либо мамаша такая же блаженная, как и Влада, либо очень и очень глупая, либо притворяется и рада спихнуть чадушко на всё готовое и стабильное.
Делала она намёки и Владе — сначала пространные, а после очередного скандала с мужем уже и в лоб спросила:
— Ты имеешь виды на моего мужа?
—Что вы имеете ввиду? Мы с ним друзья.
—А ты не хочешь поискать себе друзей среди сверстников?
Влада слегка задумалась и выдала:
—Мы с Димой сами разберёмся с кем дружить, а вы не мешайте нам.
«Вот тебе и овечка!» — подумала Юля.
Дима забирал Владу после пар и они отправлялись в долгие, бесцельные поездки. Он специально брал выходной среди недели, не говоря об этом жене. Он любил смотреть, как она садится за водительское сиденье его машины – осторожно, будто боясь что-то испачкать или сломать. Как поправляет волосы за ухо, когда он даёт советы. Как её глаза загораются, когда он разрешает ей прибавить скорость.
Они ездили за город, где дороги были пустынны и широки. Дима открывал окна, и ветер трепал Владе волосы, а она смеялась. Он включал её любимую музыку, хотя сам терпеть не мог эти молодёжные треки, и терпеливо слушал, как она напевает, слегка фальшивя.
Иногда они останавливались у придорожных кафе. Дима заказывал ей горячий шоколад с зефиром, хотя сам часто нудел жене, что они слишком много тратят на кафе. Но для Влады ничего не жалко.
— Ты опять заправился на три тысячи? – возмущалась Юля вечером, проверяя банковские смс.
— Ну и что? – Дима отмахивался. – Нельзя жалеть денег на ребёнка. Пусть хоть немного порадуется.
Они катались до темноты, пока фары не начинали резать ночную мглу. Дима провожал Владу до подъезда, выходил из машины, чтобы поправить ей воротник куртки.
— Завтра в это же время? – спрашивал он, и Влада кивала, улыбаясь, и тянулась к нему сама за привычным поцелуем в щёчку.
А дома его ждал холодный ужин и взгляд Юли – тяжёлый, немой, полный вопросов, на которые у него не было ответов.
Вскоре каждый раз, когда Юля пыталась заговорить, между ними вырастала невидимая стена. Она начинала осторожно, подбирая слова, боясь сорваться сама – но Дима словно чувствовал приближение этого разговора заранее. Его пальцы сжимались вокруг телефона, плечи напрягались, и еще до того, как она заканчивала фразу, его голос уже взлетал на опасную высоту.
— Опять?! — он вскакивал с дивана, телефон прилипал к его ладони, как продолжение тела. — Хватит! Каждый день одно и то же! Я что, вообще не имею права ни с кем общаться?!
Он кричал так, будто она требовала чего-то немыслимого. Будто её просьба — просто не вытирать ноги о их брак — была дикой, невыполнимой.
Юля хотела сказать, что дело не в общении. Что дело в том, как он смотрит на Владу. Как он помнит каждую её фразу, а Настины школьные события забывает на следующий день. Как он готов сорваться поздно вечером, если Влада напишет «мне грустно, можешь подъехать на минутку?», но не замечает, когда их дочь плачет в подушку.
Но он не давал ей договорить.
— Я же ничего такого не делаю! — его голос звенел, как натянутая струна. — Я работаю, прихожу домой, никуда не хожу! Чего тебе еще надо?!
Дима фыркал, отворачивался, снова погружался в телефон. На экране — новое сообщение от Влады. Он тут же отвечал, и его лицо менялось — раздражение таяло, губы сами растягивались в улыбке.
Юля смотрела на это и понимала: он злится, потому что она права. Он — защищается.
Потому что если он остановится, если хотя бы на минуту задумается — ему придется признать, что Юля права. Но Диме нравилось находится в той, другой реальности, где есть Влада — олицетворение юности, начала жизни, никем не хоженая тропа…
Как далеко успела зайти фантазия Димы перед тем, как лучезарная тропинка с именем Влада начала исчезать с перекрестков его дорог, Юле оставалось только гадать. Влада стала для Димы мостом, за которым открывался рай: там пели дивные птицы и всегда светило солнце, и каждый, оказавшись в том месте, становился красивым и юным, полным надежд.
Дима так и не решился ступить на мост… или не успел… или понимал, что она для него недоступна… или Влада сама, играя с ним, всё же не забывала сохранять барьер. Он лишь любовался благодаря Владе той жизнью, что могла бы случиться с ним, ходил по краю блаженства, нюхал цветы, и до него долетали лучи того солнца…
Сначала она просто стала отвечать реже – короткими, вежливыми фразами, без прежних смайликов и сердечек. Потом пропустила их очередную встречу, сославшись на учёбу. Потом – на планы с друзьями.
А потом Дима увидел фотографию.
Влада в обнимку с высоким парнем, его рука на её талии, её щека прижата к его плечу. Подпись: «Самый лучший».
Он написал ей сразу:
«Кто это?»
Ответ пришёл только на следующий день.
«Мой парень. Он, кстати, не очень понял, кто ты мне такой…»
Дима перечитал сообщение раз десять. Пальцы дрожали, когда он набирал:
«Как кто? Я же твой друг! Твой…»
Он хотел написать «крестный», но вдруг осознал, как это звучит со стороны.
Влада ответила не сразу.
«Просто… ему не нравится, что я так много общаюсь с другим мужчиной. Это было реально странно. Да и времени сейчас совсем нет.»
Дима сидел, уставившись в экран, и чувствовал, как что-то внутри медленно разваливается.
Он продолжал писать.
«Давай как-нибудь встретимся? Хотя бы на полчасика?»
Сообщение оставалось непрочитанным два дня.
Дома Дима стал другим. Он нервно проверял телефон каждые пять минут, вздрагивал от каждого уведомления, но Влада молчала. Он звонил – она не брала трубку. Он писал её маме – та лишь пожимала плечами: «Она же взрослая, сама разберётся».
Юля наблюдала.
Впервые за долгое время они никуда не пошли в выходные – потому что Влада была занята, а без неё не интересно. Как он сидел на кухне, тупо уставившись в стену, пока чай в его кружке остывал. Как его лицо искажалось злостью, когда он снова и снова видел «сообщение не доставлено» или «вы не можете отправлять сообщения этому абоненту» – Влада заблокировала его.
Он даже не заметил, что со стороны Юли прекратились упрёки.
Месяц прошёл у Димы как в каком-то бреду. Жизнь проходила мимо, а он стоял на месте и никак не мог очнуться, сбросить с себя марево иллюзий. Но настало утро, когда Дима встал, сделал кофе себе и жене, они поболтали, и вдруг он понял, что за полтора часа так и не вспомнил о телефоне.
— Настю нужно отвезти в художку в час дня. Ты сможешь или мне самой? Я хотела в парикмахерскую успеть…
— С удовольствием отвезу ребёнка.
В тот же день он случайно зашёл в комнату Насти – сосредоточившись над мольбертом, она рисовала озеро, камыши и одинокую фигуру рыбака с удочкой около воды.
— Очень даже недурно, – сказал Дима. Он и не знал, что дочь уже настолько хорошо рисует.
Дочь вздрогнула, как будто удивилась, что он заговорил с ней.
— Это для конкурса. Называется «Уединение».
Но сел рядом, почесал затылок и спросил:
— А что ты там ещё рисовала? Покажешь? Ну надо же какой ты талант!
Настя заулыбалась. И Юля тоже улыбнулась — стоя за дверью и подслушивая без угрызений совести.
— Пап, а когда мы снова съездим в тот загородный отель, где по территории бегают кролики? Ты мне уже полгода обещаешь, я спрашиваю, а ты да-да, а сам в телефоне…
— А когда ты хочешь?
— На весенних каникулах, через неделю!
— Считай, что уже забронировал, — улыбнулся Дима. Он смотрел на дочь и поражался тому, какой она становится взрослой. Каких-то полгода назад лицо было совсем детским!
Иногда Дима всё ещё ловил себя на том, что ищет в телефоне старые переписки. А потом всё удалил.
Но однажды он случайно наткнулся на фотографию дочери Насти – она смеялась, держа в руках свою конкурсную работу. Её одинокий рыбак тогда победил.
И он сохранил её на главный экран вместо той, что служила фоном так долго — жёлтого лютика, зажатого между тонкими пальцами Влады. И все связанные с ней фотографии он удалил. Сошла пелена с глаз. Исчезло марево. Чудесный мост, которым она казалась, растворился под дождём суровой реальности. А может он просто не успел натворить ошибок… Или Влада ему не дала.
