После дуэли на Черной речке, в результате которой Россия потеряла великого поэта, супруги Дантес уехали из страны. С убийцей уезжала сестра вдовы Пушкина — Екатерина.
Обосновались во французском городе Сульц. Это тихое и спокойное место. Казалось, среди холмов и небольших виноградников они обретут семейное счастье, смогут хотя бы попытаться.
Но женщина, безмерно любившая мужа, так и не получила ответного чувства. Она рожала ему детей, надеясь, что появление на свет сына, о котором мечтал Дантес, поможет ей получить любовь супруга. Но на свет появились три дочери подряд: Матильда-Евгения, родившаяся в 1837-м году, Берта-Жозефина, появившаяся на свет в 1839-м и Леони-Шарлотта, 1840-го года рождения.
Отец относился к дочерям без особого энтузиазма. На людях он был предупредителен и любезен с женой, но наедине мог мелочно придираться к супруге и высмеивать ее привычки и тоску по России. В его доме даже русский язык был под запретом. Остается только догадываться, как позже его младшая дочь Леони смогла самостоятельно выучить родной язык матери и буквально «заболеть» русской культурой.
Несмотря на недовольство Дантеса, его дочери были очень милы, унаследовав «неподдельное очарование женщин рода Гончаровых». Это смягчало недовольство барона и его отца, Жозефа-Луи Дантеса, так как нежеланных дочерей можно было все же потом выгодно выдать замуж.
Как росли Матильда, Берта-Жозефина и Леония-Шарлотта Дантес? Об этом известно немного. В одном из писем баронесса Екатерина Николаевна писала родным: «Мои дети так же красивы, как и милы, и особенно, что в них замечательно, это – здоровье: никогда никаких болезней». Она отмечала, что девочки гуляют в любую погоду и имеют отличный аппетит.
Екатерина Николаевна тщательно занималась дочерьми, способствуя их раннему развитию и послушанию. Этому способствовала и напряженная атмосфера в семье: отец был вечно раздражен и пропадал на охоте или на ферме, приобретенной вместе с бароном Луи де Геккерном. Баронесса не знала, что происходит на ферме, так как ей не разрешали туда приезжать. Барон и Жорж Дантес часто охотились вдвоем.
Иногда, запершись в комнате с маленькими дочерьми, Екатерина Николаевна показывала им миниатюру отца, Николая Афанасьевича, рассказывая о прошлом. Родным она писала, что рада внушить детям любовь к далеким родным. Вероятно, она много рассказывала Матильде и Берте о России. Леони-Шарлотта тоже слушала эти рассказы, но мало что в них понимала. Мать никогда не пыталась учить их русскому. Скорее всего — не смела ослушаться мужа.
Ни утонченная и остроумная Матильда, ни прелестная Берта-Жозефина так и не смогли разгадать тайну, как младшая из них, Леони-Шарлотта, которой на момент кончины матери едва исполнилось три, сумела проникнуться страстью к незнакомому языку, на котором их мать практически не говорила. Леони же овладела им в совершенстве, свободно писала и пыталась выражать свои мысли устно!
Екатерина Николаевна, даже при огромном желании, не смогла бы привить ребенку такую пылкую любовь к русской культуре и к поэзии зятя, убитого ее мужем. У нее не было времени на малышку.
В 1842 году (в конце января — начале февраля) Екатерина Николаевна родила мальчика, которого так страстно желал ее холодный и желчный супруг. Мальчик не сделал ни единого вздоха. После этого она долго и мучительно болела, страдая не столько от физических недугов, сколько от упреков мужа и тоски.
Иван Николаевич Гончаров писал брату Дмитрию после встречи с сестрой: «Катя без умолку твердит о своем счастье. И я вполне понимаю ее чувства, после того как увидел, что она счастлива с мужем и своей маленькой семьей. Ее малышки просто прелестны, особенно Берта — настоящее совершенство».
Внешне действительно все выглядело идеально: баронесса счастлива, она и дети окружены любовью отца и мужа. А у Екатерины Николаевны буквально «снесло крышу» от навязчивой идеи: родить сына.
Семейный летописец Дантесов Луи Метман писал, что баронесса «неустанно, в любую погоду, ходила босиком в часовню Сульца, расположенную в нескольких лигах от их дома, чтобы молиться». Наконец, она забеременела.
Несмотря на сложное течение беременности, муж по настоянию отчима, барона Геккерна, повез Екатерину Николаевну в Вену, пытаясь возобновить свою карьеру. Попытки оказались тщетными: двери аристократических салонов и диппредставительств были закрыты для Дантеса. Никто не желал иметь дела с дворянином, запятнавшим свою честь убийством мужа свояченицы.
Разгневанный неудачами, Дантес вернулся в Эльзас, один. Екатерина Николаевна тяжело переживала не только разлуку с мужем в Вене, но и его неудачи в карьере. 22 сентября 1843 года мадам Дантес-Геккерн подарила мужу долгожданного сына, однако, спустя неполный месяц, ее жизнь оборвалась из-за послеродового сепсиса.
Роды были настолько сложными, что семейный врач поставил баронессу перед выбором: ее собственная жизнь или рождение наследника рода.
Судя по фразе того же семейного летописца Дантесов Луи Метмана: «Баронесса сознательно пошла на самопожертвование», — можно предположить, что Екатерина Николаевна предпочла жизнь сына.
А ее супруг молча одобрил этот выбор, и сразу после кончины «обожаемой, незабвенной, святой Катрин» принялся создавать легенду о женщине, отдавшей жизнь ради продолжения прославленного эльзасского дворянского рода.
Было ощущение, что он благодарен нелюбимой жене за ее уход, развязывавший ему руки. Теперь ничто больше не напоминало ему о роковой Петербургской зиме 1837 года.
Дочери, которые были очень малы, попали на воспитание в дом своей тетки, незамужней сестры Дантеса, Адели. Все три девицы де Геккерн выросли необыкновенными красавицами и, по свидетельству все того же Луи Метмана, унаследовав от матери ее физические и нравственные качества, особенно «грацию ума и фигуры», заняли при дворе Второй Империи довольно заметное положение.
Особенно была похожа на мать младшая дочь Дантеса, Леони. Похожа лицом. Неизвестно как выучившая русский язык, проникнувшись русской культурой, Леони-Шарлотта вдруг отказалась от светской жизни и перестала посещать двор.
В обществе царило веселье, а дочь сенатора Дантеса-Геккерна увлеченно проходила дома полный курс Высшей Политехнической школы Франции и, по словам ее профессоров, была лучшей! Барон Жорж гордился дочерью и поначалу потакал всем ее прихотям, возможно, ему льстило, что красавица Леони считалась в Париже «необыкновенной девушкой».
Леони Дантес однажды вечером осмелилась прямо высказать отцу свое мнение о его поступке. В ответ на его оправдания о том, что он «тоже человек и защищал свою честь», девушка заявила, что отказывается говорить с ним и понимать его, назвав отца убийцей Пушкина! В доме барона на два года воцарилось тяжелое молчание.
Согласно воспоминаниям ее младшего брата Луи-Жозефа, Леони уединилась в своей комнате и целыми днями заучивала наизусть отрывки из «Евгения Онегина», «Кавказского пленника», «Дубровского» и «Капитанской дочки». На стенах ее комнаты висели портреты покойного мужа ее тетки, доводя отца буквально до исступления.
А потом здоровье Леони-Шарлотты Дантес резко ухудшилось. По свидетельствам брата и сестер, вскоре девушка была помещена в парижскую лечебницу для душевнобольных, где и провела всю жизнь, скончавшись в 1888 году.
У нее не было ни мужа, ни детей. Она могла бы родиться и прожить жизнь в России, общаться с дядюшкой Пушкиным и своими двоюродными сестрами и братьями, если бы… Если бы не было той дуэли.
В редкие моменты просветления Леони была доброжелательна и просила родных принести ей книги «дядюшки Пушкина». Они были с ней до самой смерти. Ей было сорок восемь лет.
Посещая последнее пристанище младшей дочери, почтенный и одинокий старец барон Дантес де Геккерн становился необыкновенно грустным и задумчивым и все протирал рукою надгробие, пытаясь поудобнее уложить цветы: маргаритки или фиалки. О чем он думал в эти моменты?
Дантес нигде не упоминал о том, что его постигла кара небесная, но можно ли думать иначе, зная историю жизни его младшей дочери Леони-Шарлотты Дантес, русской по духу? Один из современных французских писателей сказал: «Мы не можем до конца понять боль русских, потерявших Пушкина, но что бы мы сказали и как бы опозорили Дантеса, убей он на дуэли, например, нашего гения – Виктора Гюго! Все познается в сравнении!»
Остальные дети барона Жоржа Дантеса де Геккерна и баронессы Екатерины Николаевны, урожденной Гончаровой, прожили спокойную жизнь. Матильда вышла замуж за бригадного генерала Луи Метмана, дав начало новой ветви Дантесов-Метманов, укрепивших древний род и его богатство, оставившего ценные записи о семье своей супруги.
Берта-Жозефина, красавица и хохотушка, была блистательной светской дамой, женой графа Вандаля. Сын Дантеса, наследник титула и баронских земель, стоивший жизни своей матери, не сделал карьеры, вышел в отставку в чине капитана гвардии и поселился в родовом поместье Сульц.
Он ухаживал за виноградниками, опекал отца, умершего в очень почтенном возрасте и похороненного рядом с женой. В судьбе барона Луи Жозефа Дантеса де Геккерна не было ничего примечательного. Лишь его сестре Леони-Шарлотте досталась необычная судьба, трагедия и боль, из-за которой она и представляет интерес для нас, соотечественников и почитателей таланта Пушкина.
