— А может быть, мне ещё и квартиру на твою мать переписать, чтобы она тут была полноправной хозяйкой, раз она уже себя ей считает

— Олег, ты можешь мне объяснить, какого чёрта твоя мать делала в моих вещах? — голос Тани звенел от ярости в телефонной трубке.

Таня стояла посреди разгромленной спальни, глядя на распахнутые шкафы и разбросанные по кровати вещи. На полу валялся пакет с её любимыми джинсами и двумя блузками, которые она купила всего месяц назад. Рядом — коробка с нижним бельём, перебранным и сложенным не так, как она обычно это делала.

— Танюш, не начинай, — в голосе Олега слышалась усталость. — Мама просто хотела помочь с уборкой. Что в этом такого?

— Помочь? — Таня сжала телефон так, что побелели костяшки пальцев. — Олег, она выбросила мои вещи! Мои личные вещи! Ты это понимаешь?

Она подошла к пакету и вытащила джинсы — те самые, в которых, по мнению Людмилы Анатольевны, «приличная женщина не должна ходить». Слишком обтягивающие, слишком рваные, слишком молодёжные для тридцатилетней женщины.

— Да ладно тебе, — Олег явно не понимал масштаба проблемы. — Наверняка она выбросила только то, что давно не носится или уже не в моде.

— Не носится? — Таня чувствовала, как внутри закипает новая волна возмущения. — Олег, она выкинула мои новые джинсы! Те самые, которые я купила на распродаже в прошлом месяце! И две блузки, которые ты, кстати, сам мне подарил на день рождения!

На том конце провода повисла пауза. Таня слышала, как Олег что-то обсуждает с коллегами на заднем плане. Работа была для него идеальным оправданием, чтобы не решать семейные проблемы.

— Послушай, я сейчас не могу говорить, — наконец отозвался он. — У нас важная встреча через пять минут. Давай обсудим всё вечером?

— Нет, Олег, — Таня была непреклонна. — Мы обсудим это сейчас. Потому что это уже не первый раз, когда твоя мать приходит без спроса и устраивает здесь погром.

Это действительно был не первый случай. Людмила Анатольевна имела привычку появляться в их квартире, когда никого не было дома. У неё был свой ключ — «на всякий случай», как настоял Олег. И этим «всяким случаем» она пользовалась регулярно.

То переставит мебель, потому что «так удобнее». То перемоет всю посуду, потому что «у вас тут всё в жирных пятнах». А однажды Таня вернулась домой и обнаружила, что свекровь сняла все картины и фотографии, потому что они ей не нравились.

— Таня, давай без драмы, — голос Олега стал раздражённым. — Мама просто помогала. Она хочет, чтобы в нашем доме был порядок.

— В моём доме, Олег. Моём. — Таня подошла к окну, пытаясь успокоиться. — Эта квартира досталась мне от бабушки, если ты забыл. И я не давала твоей матери разрешения копаться в моих вещах!

— Ну вот, началось, — Олег вздохнул. — Опять ты за своё. «Моя квартира, моя территория». Мы же семья, Тань. Семья! А мама — часть этой семьи.

Таня закрыла глаза и сосчитала до десяти. Этот аргумент она слышала уже сотни раз. Семья. Как будто этот волшебный статус давал Людмиле Анатольевне право вторгаться в их жизнь и диктовать свои правила.

— Ладно, — сказала она наконец. — Приходи домой пораньше. Нам нужно серьёзно поговорить.

Не дожидаясь ответа, она сбросила вызов и бросила телефон на кровать. Предстоял тяжёлый вечер, и Таня знала, что этот разговор не закончится миром. Но так продолжаться больше не могло. Что-то должно было измениться, и лучше бы Олегу это понять.

— Я не понимаю, почему ты раздуваешь из мухи слона, — Олег бросил портфель в угол прихожей и прошёл на кухню. — Мама просто хотела сделать нам приятное.

Таня, которая весь вечер готовилась к этому разговору, почувствовала, как внутри снова закипает злость. Она стояла у плиты, помешивая суп, который на самом деле не требовал постоянного внимания. Просто нужно было чем-то занять руки.

— Приятное? — Таня повернулась к мужу. — Выбрасывать мои вещи без спроса — это, по-твоему, приятное?

Олег открыл холодильник, достал бутылку пива и с громким щелчком открыл её. Этот звук почему-то всегда раздражал Таню, особенно сегодня.

— Она всего лишь выбросила пару старых тряпок, — он сделал глоток. — Я не понимаю, из-за чего весь этот шум.

— Старых тряпок? — Таня отложила половник в сторону. — Олег, она выбросила мои новые джинсы и блузки, которые ты сам мне подарил. Это дорогие вещи! И дело даже не в деньгах. Дело в том, что твоя мать считает, что может распоряжаться моими вещами!

Олег устало опустился на стул и потёр виски. Весь его вид говорил о том, что этот разговор ему неприятен, что он предпочёл бы просто поужинать и лечь спать, забыв обо всем.

— Ты же знаешь мою маму, — сказал он примирительно. — Она просто хочет, чтобы у нас всё было хорошо. По-своему заботится.

— Забота? — Таня выключила газ под кастрюлей резким движением. — Олег, это не забота. Это контроль. Твоя мать контролирует каждый аспект нашей жизни! Она приходит, когда нас нет дома, роется в наших вещах, делает замечания о том, как мы живём. Это ненормально!

Олег поставил бутылку на стол и посмотрел на Таню с раздражением.

— А что ты предлагаешь? Запретить маме приходить к нам? Она одинокая женщина, Таня. У неё, кроме нас, никого нет.

— Я не говорю, что она не должна приходить, — Таня пыталась говорить спокойно, хотя это давалось ей с трудом. — Я говорю, что она не должна приходить, когда нас нет дома. И уж точно не должна трогать наши вещи без разрешения.

— Ну вот, опять начинается, — Олег закатил глаза. — «Не должна то, не должна это». А что она должна, Таня? Сидеть одна в своей квартире и ждать, когда мы соизволим её навестить?

— Она должна уважать наше пространство! — Таня почувствовала, что теряет контроль над голосом. — Как и ты должен уважать моё право самой решать, что делать с моими вещами!

Олег встал и подошёл к раковине, чтобы выбросить пустую бутылку.

— Слушай, — сказал он, не оборачиваясь, — мне кажется, проблема не в маме. Проблема в том, что ты не можешь принять мою семью.

— Да неужели? — Таня скрестила руки на груди. — А мне кажется, проблема в том, что ты не можешь отрезать пуповину, которая связывает тебя с мамочкой.

Олег резко повернулся, его лицо исказилось от гнева.

— Не смей так говорить о моей матери!

— А как мне говорить? — Таня не отступала. — Как мне называть женщину, которая без разрешения врывается в мой дом и выбрасывает мои вещи?

— Это наш дом, Таня. Наш! — Олег ударил кулаком по столу, отчего посуда подпрыгнула. — И мама имеет полное право приходить сюда, когда захочет!

— Нет, Олег, — Таня покачала головой. — Это моя квартира. Моя. Она досталась мне от бабушки. И здесь я устанавливаю правила.

— Ах вот как? — Олег сузил глаза. — Значит, я здесь никто? Просто жилец в твоей драгоценной квартире?

— Я не это имела в виду, и ты это знаешь, — Таня вздохнула. — Я просто хочу, чтобы твоя мать не приходила сюда, когда нас нет дома. Это так много?

— Да, много! — Олег повысил голос. — Потому что ты фактически запрещаешь моей матери видеться с собственным сыном!

Таня смотрела на мужа и не узнавала его. Куда делся тот понимающий и рассудительный человек, за которого она вышла замуж? Когда он превратился в этого маменькиного сынка, который не может сказать «нет» собственной матери?

— Знаешь что, Олег, — сказала она тихо, но твёрдо, — я думаю, нам нужно забрать у твоей матери ключи от квартиры.

— Танечка, милая, я принесла вам печенье! Сама испекла, а не гадость магазинная! — голос Людмилы Анатольевны разнёсся по квартире ещё до того, как Таня успела выйти из ванной.

Вытирая мокрые руки полотенцем, Таня глубоко вздохнула, готовясь к неизбежному столкновению. После вчерашнего разговора с Олегом, который закончился ничем — он наотрез отказался забрать у матери ключи — Таня была на пределе. И вот, как по заказу, свекровь снова здесь, будто специально выбрав момент, когда Таня осталась дома одна, взяв отгул из-за мигрени.

— Людмила Анатольевна, — Таня вышла в коридор, стараясь говорить спокойно, — вы могли бы предупреждать о своём приходе.

Свекровь, уже разувшаяся и направлявшаяся на кухню с пакетом в руках, обернулась с выражением искреннего удивления на лице.

— Зачем предупреждать? Я же не чужая, — она улыбнулась той особенной улыбкой, которая всегда действовала Тане на нервы — снисходительной, словно к неразумному ребёнку. — Я вот печеньки принесла же. Олежке своему. Да и тебе, раз на то пошло…

— Олега нет дома, он на работе, — Таня скрестила руки на груди, наблюдая, как свекровь хозяйничает на её кухне, раскладывая печенье на блюде, которое сама же и подарила им на новоселье.

— Ничего, вернётся — поест, — Людмила Анатольевна открыла холодильник и начала изучать его содержимое. — А у вас тут, я смотрю, опять пусто. Олежек, наверное, голодный опять.

Таня почувствовала, как внутри закипает знакомая волна раздражения. Каждый раз одно и то же — намёки на то, что она плохая хозяйка, плохая жена, недостаточно заботится о её драгоценном сыночке.

— Людмила Анатольевна, — Таня подошла ближе, — нам нужно поговорить.

— Конечно, деточка, — свекровь закрыла холодильник и повернулась к ней. — Я как раз хотела сказать тебе про новый светильник в гостиной. Он совершенно там не к месту. Я видела в магазине отличный…

— Не про это, — перебила её Таня. — Дело в том, что вчера вы выбросили мои вещи.

Людмила Анатольевна махнула рукой, словно отгоняя назойливую муху.

— Ой, эти старые тряпки? Я просто помогла тебе разобрать гардероб. Эти джинсы были совсем неприличные, с дырками. А блузки — такие яркие, вульгарные. Олежеку не понравилось бы.

— Олежеку? — Таня почувствовала, как её голос дрожит от возмущения. — А вы не думали спросить, нравится ли это мне? Это мои вещи, и только я решаю, что с ними делать!

Людмила Анатольевна поджала губы, её взгляд стал холодным.

— Таня, ты слишком остро реагируешь. Я просто хотела помочь. В конце концов, я мать Олега, и имею право…

— Нет, не имеете, — твёрдо сказала Таня. — Вы не имеете права приходить в нашу квартиру без приглашения и тем более трогать мои вещи.

— Вашу квартиру? — Людмила Анатольевна усмехнулась. — Ты, кажется, забываешь, что Олег — мой сын. Я имею полное право навещать его, когда захочу.

— Навещать — да, — согласилась Таня. — Но не хозяйничать здесь в наше отсутствие.

В этот момент входная дверь открылась, и в квартиру вошёл Олег, приехавший домой на обед. Он замер на пороге, увидев мать и жену, стоящих друг напротив друга с воинственными выражениями лиц.

— Что здесь происходит? — спросил он, медленно снимая куртку.

— Олежек! — Людмила Анатольевна тут же преобразилась, расплываясь в улыбке. — А я печенек принесла, которые ты обожаешь.

— Твоя мать снова пришла без предупреждения, — сказала Таня, не сводя глаз с мужа. — И считает, что имеет право выбрасывать мои вещи.

Олег вздохнул и провёл рукой по волосам — жест, который он всегда делал, когда чувствовал себя загнанным в угол.

— Мама, мы же говорили об этом, — начал он неуверенно. — Может, действительно стоит предупреждать, прежде чем приходить?

— Что? — Людмила Анатольевна выглядела искренне удивлённой. — Ты теперь на её стороне? Я твоя мать, Олег! Я имею право видеть своего сына, когда захочу!

— Речь не о том, чтобы видеться, — вмешалась Таня. — Речь о том, чтобы уважать наше пространство.

— Какое ещё пространство? — Людмила Анатольевна повысила голос. — Олег, скажи своей жене, что я имею полное право приходить к тебе в любое время! Я твоя мать!

Олег переводил взгляд с матери на жену, явно не зная, чью сторону принять. Наконец, он сделал глубокий вдох и сказал:

— Мама права, Таня. Она часть нашей семьи и имеет право приходить, когда захочет.

Таня смотрела на мужа, не веря своим ушам. После всего, что она сказала ему вчера, после всех объяснений, он всё равно выбрал сторону матери.

— Прекрасно, — сказала она, чувствуя, как внутри всё холодеет.

— Что «прекрасно»? Или я что-то не так сказал?

— А может быть, мне ещё и квартиру на твою мать переписать, чтобы она тут была полноправной хозяйкой, раз она уже себя ей считает?

— Таня, это уже слишком! — Олег побагровел от гнева, услышав последнюю фразу жены. — Как ты можешь так говорить о моей матери?

Людмила Анатольевна прижала руку к груди, изображая глубокую обиду, но в глазах её мелькнуло что-то похожее на торжество.

— Вот видишь, Олежек, какая она, твоя жена, — произнесла свекровь дрожащим голосом. — А я ведь только добра вам желаю.

Таня смотрела на эту сцену со странным отстранением, словно наблюдала за чужой жизнью через стекло. Что-то внутри неё окончательно надломилось. Три года брака, три года постоянных уступок, попыток угодить, сохранить мир в семье — и ради чего? Чтобы стоять сейчас на собственной кухне и чувствовать себя чужой?

— Слушай, Олег, — Таня говорила тихо, но каждое слово звенело в воздухе, — я устала. Устала быть третьей лишней в собственном доме. Устала от того, что твоя мать считает себя вправе распоряжаться моей жизнью. Устала от того, что ты всегда на её стороне.

— Я не всегда на её стороне, — попытался возразить Олег, но его голос звучал неубедительно даже для него самого.

— Неужели? — Таня горько усмехнулась. — Назови хоть один случай, когда ты выбрал мою сторону в споре с твоей матерью. Хоть один!

Олег открыл рот, но не произнёс ни слова. Он действительно не мог вспомнить такого случая.

— Вот именно, — кивнула Таня. — Я долго думала, что проблема во мне. Что я недостаточно хорошая жена, недостаточно хорошая хозяйка. Но теперь я понимаю — проблема не во мне. Проблема в том, что в нашем браке нас трое. И я всегда буду проигрывать, потому что против меня — два голоса.

— Таня, ты преувеличиваешь, — Олег сделал шаг к ней, но она отступила.

— Нет, Олег. Я не преувеличиваю. Я просто наконец-то вижу всё ясно, — Таня повернулась к шкафчику над раковиной и достала оттуда замок и связку ключей. — Вот что мы сделаем. Я сменю замки сегодня же, после того как ты уйдёшь на работу. Вот твой ключ, — она протянула один Олегу. — А для твоей матери ключа нет.

Людмила Анатольевна ахнула, схватившись за сердце.

— Что? Как ты смеешь? Олег, ты слышишь, что она говорит?

Олег смотрел на ключ в протянутой руке Тани, не решаясь взять его.

— Таня, ты не можешь так поступать, — сказал он наконец. — Это… Это неправильно.

— Неправильно? — Таня покачала головой. — Неправильно то, что твоя мать считает эту квартиру своей. Неправильно то, что она выбрасывает мои вещи без спроса. Неправильно то, что ты позволяешь ей это делать!

— Олег, не позволяй ей так со мной обращаться! — вмешалась Людмила Анатольевна. — Я твоя мать! Я имею право быть рядом с тобой!

Олег переводил взгляд с жены на мать, явно разрываясь между ними. Наконец, он выпрямился и сказал:

— Таня, если ты не дашь ключ моей маме, я уйду.

Таня смотрела на мужа долгим взглядом. Она искала в его глазах хоть каплю понимания, хоть намёк на то, что он способен встать на её сторону. Но видела только упрямство и слепую преданность матери.

— Хорошо, — сказала она спокойно. — Уходи.

— Что? — Олег явно не ожидал такого ответа.

— Уходи, — повторила Таня. — Живи со своей мамой, которая так тебя любит. А я наконец-то обрету покой в собственном доме.

— Ты не можешь просто так выгнать меня! — возмутился Олег. — Мы женаты!

— Да, женаты, — согласилась Таня. — Но, видимо, не друг на друге. Ты женат на своей матери, Олег. И всегда был.

Людмила Анатольевна издала возмущённый возглас, но Таня не обратила на неё внимания. Она смотрела только на мужа, ожидая его решения.

— Ты пожалеешь об этом, — сказал Олег, наконец взяв ключ. — Когда остынешь, поймёшь, какую ошибку совершила.

— Единственную ошибку я совершила три года назад, когда вышла за тебя замуж, — ответила Таня. — И сегодня я её исправляю.

Олег покачал головой, затем повернулся к матери:

— Пойдём, мама. Нам здесь не рады.

— Олежек, ты не можешь позволить ей так с нами обращаться! — запротестовала Людмила Анатольевна, но Олег уже направлялся к выходу.

— Я вернусь за вещами завтра, — бросил он через плечо.

Таня молча кивнула. Внутри была только пустота и странное облегчение. Словно после долгой болезни наконец пришло выздоровление — болезненное, но неизбежное.

В квартире стояла тишина. Её квартира. Её пространство. Впервые за долгое время принадлежащее только ей одной…

Оцените статью
— А может быть, мне ещё и квартиру на твою мать переписать, чтобы она тут была полноправной хозяйкой, раз она уже себя ей считает
«Везите меня в психушку!»: Татьяна Догилева откровенно о своём рухнувшем браке