В доме запахло скандалом. От тихой ясноглазой скромницы Аннет Морозовой такого никто не ожидал… Ее отец, Тимофей Саввич Морозов, не вмешивался в дела умной и властной супруги Марии Федоровны. Ее решениями он следовал и в воспитании детей. Если что-то ему было не по нраву, то просто уходил и при семейных себя «не распускал».
Но тут сдержаться не смог и сурово высказал хозяйке дома: «Как же так, душенька? Сегодня я узнаю, что Аннет наша поступила слушательницей на Высшие женские курсы и собирается держать экзамен на звание домашней учительницы! Твои либеральные взгляды вот до чего довели. Глядишь спутается с нигилистами какими-нибудь…»
Мария Федоровна примирительно сказала: «Я своей дочери доверяю. Время нынче такое, а Аннет умна. Хоть и учили мы ее лучше, чем в гимназиях, очень уж ее увлекают новые веяния. Ох, своевольная девица! Морозовский характер!».
Супруга все-таки опасалась гнева Тимофея Саввича и выдала последний аргумент в защиту любимой дочери: «Вы сами виной этим увлечениям. Вы же привели к нам в дом Василия Осиповича Ключевского. Подумайте, один из блестящих исторических талантов начал учить наших детей. Как тут не попасть под обаяние науки…»
Муж стушевался: «Ну, душенька, в чем здесь моя вина? Вините тогда уж профессора Соловьева. Сергей Михайлович рекомендовал мне двух своих учеников… Его любовью пользуется и сокурсник Ключевского господин Карпов. Думаю, он иногда сможет заменить Василия Осиповича у Сережи и Саввы…»
Мария Федоровна покачала головой: «Ну если только у мальчиков. Уж больно хорош этот приват-доцент. И по-моему, он нашу дочь всерьез заинтересовал. Вот почему я ей позволила поступить на курсы. Пусть отвлечется от своих романтических фантазий!»
Немного успокоившись, Тимофей Саввич отбыл по делам на фабрику в Зуево, а Мария Федоровна всерьез задумалась и было над чем. Ее послушная Аня влюбилась безоглядно! И в кого! Среди всех блестящих соискателей выбрала самую непрестижную партию — мало кому известного в Москве приват-доцента Харьковского университета, двадцативосьмилетнего сына бедного смотрителя училищ в Угличе!
Анечке Морозовой шел девятнадцатый год. Ее жизнь в доме родителей была однообразна. «Будущая наследница морозовских капиталов…» — только и слышала она о себе. Если ее и отпускал куда-нибудь, то только к родственникам в сопровождении няни или гувернантки.
Оставаться в гостях после семи вечера не разрешалось. «Девица должна вечером быть в своей комнате» — требовал отец. По будням в театр не выезжали и у себя никого не принимали. Да и что это за театр? Только опера. Отец-старообрядец балет считал зрелищем запрещенным…
Тем не менее, перемены неумолимо вторгались в эту прочно устоявшуюся старообрядческую жизнь. В морозовской семье уже были гувернантки и гувернеры, детей обучали светским манерам, музыке, иностранным языкам
Юная Аннушка мечтала поехать на бал. Но для барышни ее круга и воспитания это было нечастым удовольствием. Между Новым годом и Великим постом купеческим девушкам разрешалось танцевать на вечерах в семейном кругу. А так — три-четыре выезда в год. Ну и конечно, грандиозный бал в Благородном собрании, куда уважаемые семейства приглашал сам губернатор. В этот раз Анечке выписали платье из самого Парижа…
«Это шанс для тебя сделать хорошую партию!» — наставляла Аню мать. До сих пор Анюта не получила официального предложения, хотя знакомились с ней многие.
…Однажды вечером Аня устроилась с книжкой на диване в библиотеке. В прихожей звякнул колокольчик и в глубине дома послышались голоса. Вдруг дверь распахнулась и вошел отец в сопровождении незнакомого господина. От неожиданности Аня уронила книжку и роман Дюма упал под ноги к гостю. Девушка испуганно вскочила.
Тимофей Саввич остановил ее: «Постой, Аня. Позвольте представить вам Геннадий Федорович, мою дочь… И ты, Анюта, люби и жалуй: господин Карпов, приват-доцент, лучший ученик историка Соловьева. Можно сказать, будущее светило науки…»
Молодой человек сдержанно поклонился. Потертый сюртук и неловкие манеры выдавали его разночинное происхождение. Худощавый, высокий, с русыми волосами и глубокими серо-голубыми глазами, гость имел мягкие, но благородные черты лица. Никого красивее Аня в жизни не видела. Краска бросилась ей в лицо. Она взяла из рук молодого человека поднятую книгу и пропала…
Карпов с тех пор стал бывать у Морозовых. Когда наведывался в столицу, он непременно наносил визит Марии Федоровне и Тимофею Саввичу. Аня так ждала этих встреч, что считала дни. Она засела за латынь и записалась на общедоступные лекции Ключевского, а дома штудировала конспекты.
Перед Аней открылась картина совершенно незнакомой ей интеллектуальной московской среды — свободной, демократичной… В этом мире науки Карпов занимал не последнее место, и это делало его непохожим на других ее знакомых.
Разумеется, не имевший никакого состояния провинциальный ученый и не смел помышлять о браке с дочерью Морозова, но Анечка думала иначе. Мария Федоровна приводила последний довод, чтобы урезонить строптивую девицу: «Пойми, Аня, вера наших предков не сможет принять вашего супружества, Морозовы испокон веку придерживались старообрядчества, и ты обязана следовать законам благочестия!»
Аня решительно сказала: «Я тогда крещусь в единоверческой церкви и смогу с Геннадием Федоровичем венчаться. Мне никто, кроме него не нужен!»
Мария Федоровна растерялась: никогда Аня не была такой упрямой.
На осеннем балу в Благородном собрании, где барышни Морозовы привлекали всеобщее внимание роскошными туалетами и прекрасным воспитанием, Аня открыто подошла к одиноко стоявшему у стены молодому человеку и заговорила с ним.
Одетый во взятый напрокат фрак приват-доцент Карпов на секунду растерялся от такого смелого поступка девушки… и пригласил ее на танец. Потом он выбирал ее постоянно, что было совершенно недопустимым!
Самое ужасное случилось при прощании. Когда Карпов усаживал раскрасневшуюся счастливую Аню в экипаж, она стянула шелковую перчатку и вручила ее изумленному ученому: «А за рукой приезжайте завтра!»
На другой день в 20-комнатный особняк Морозовых в Большом Трехсвятительском переулке явился жених.
Тимофей Саввич принял Карпова сочувственно, но согласия на брак, разумеется не дал. Как бы не был симпатичен ему молодой ученый и друг Ключевского, а судьба дочери была ему дороже. Какое будущее мог дать ей далекий от жизни архивный кабинетный муж?
Геннадий Федорович расстроился ужасно и готов был уже смириться с решением Морозова. Но в голове Ани возник новый план — бежать из родительского дома. В купеческой среде «брак увозом» считался последним средством воздействия на родителей. Как только дом погрузился в тишину, изредка нарушаемую дробью копыт запряженных в экипажи лошадей, Аня решила действовать…
Не успел Карпов обдумать последствия сего неразумного поступка, как оказался с влюбленной в него девицей в небольшой квартирке их верного друга Ключевского. Тот и выступил миротворцем между родителями и дочерью.
Морозовы смирились с тем, что Аня отреклась от старой веры, а 8 января 1869 года в Троицком храме произошло ее венчание с любимым. Непослушание Анны вызвало различные толки вокруг уважаемого семейства.
Чтобы как-то поднять престиж зятя, Мария Федоровна тайно купила на его имя во Владимирской губернии маленькую усадьбу Сушнево и «случайно» сообщила Тимофею Саввичу, а затем и московскому купечеству, что молодой человек не так уж и беден. Как-никак помещик Покровского уезда…
Молодые уехали из Москвы и Аня наслаждалась тихим семейным счастьем. В семье ежегодно рождались дети.
Муж обожал свою Анечку, но в домашний быт не вникал, занимаясь изучением и публикацией древних рукописей на деньги тестя. Сосредоточенный на науке, всецело поглощенный научными дискуссиями и лекциями, даже не думал о том, как разделить с женой жизненные трудности…
Об Анне заботились по-прежнему ее родители. Мария Федоровна купила в 1875 году для их семейства дом на Большой Ордынке, правда на свое пока имя из опасения, как бы он не был заложен непрактичными детьми.
Только через шесть лет Анна стала полноправной владелицей этой городской усадьбы. Едва оправившись от тяжелых родов своего десятого ребенка — сына Георгия она получила царский подарок: мать отписала ей особняк со словами: «Живи на счастье!».
Всего у Карповых было пятнадцать детей. Большой дом на Ордынке просыпался рано. С самого утра здесь начинался людской водоворот: раскрасневшиеся прачки несли из гладильной стопки столового и постельного белья, горничные разносили накрахмаленные юбки барышням, в малой столовой накрывал завтрак, постепенно переходящий в полуденный чай…
Няньки выносили в сад младенцев, гувернеры и бонны начинали занятия с более старшими детьми. После обеда Карпову наносила визиты университетская профессура, многочисленная родня спешила засвидетельствовать почтение милейшей хозяйке, а вечером на «журфиксах», домашних спектаклях и музыкальных вечерах собиралось оригинальное и веселое общество… И Анна Тимофеевна была центром и украшением этого дома.
Геннадий Федорович Карпов умер неожиданно в 51 год. Девять дочерей Карповых вышли замуж за потомственных дворян. Шестерым сыновьям Карповы дали блестящее образование.
У Анны Тимофеевны было семьдесят внуков, о судьбе каждого она пеклась. Она разъезжала по разным губерниям и поместьям потомков, присутствовала на родах дочерей и невесток, одаривала младенцев на крестинах.
Анна Тимофеевна чтила память мужа особо: учредила денежные дотации в Московском университете, золотые и серебряные медали его имени за отличные работы, внесла в Общество истории и древностей немаленькую сумму с тем, чтобы ежегодно проценты с этих денег выдавались в виде премии за ученые исследования в области русской истории.
Она состояла в членах почитаемого мужем Общества истории и поддерживала его своими капиталами.
P.S. Государство «отблагодарило» Анну Тимофеевну за щедрые пожертвования. После революции, в 1920 году, она просила о возврате из принадлежащего когда-то ей имения Сушнево «одежды и обуви, так как я абсолютно не имею таковых более».
О.А. Кавелина — внучка Анны Тимофеевны — была у нее в гостях в 1923 году. Анна Тимофеевна очень переживала, что ей абсолютно нечего было подарить внучке. А ведь Морозовы привыкли щедро одаривать и своих ближних, и дальних.
Правда, собственный дом на Большой Ордынке Анне Тимофеевне оставили, так как заместитель Наркома просвещения историк М.Н. Покровский подписал распоряжение, согласно которому «квартира вдовы профессора Анны Тимофеевны Карповой, заключающая в себе обширную библиотеку по истории, не подлежит уплотнению и реквизиции».
Анна Морозова-Карпова умерла в 1924 году в возрасте 75 лет, пережив своего супруга на 34 года.
