— Анна некрасива и дурно пахнет! — объявил утром своим придворным Генрих VIII. — Господа, поверьте, я даже не прикоснулся к ней!
Придворные, привыкшие к некоторой эксцентричности своего монарха, льстиво засмеялись, но как-то неуверенно, все-таки трудно придумать более унизительное оскорбление для принцессы, особенно после первой брачной ночи с ней! Которая, судя по словам короля, проходила не сказать чтобы бурно…
Браки королевских особ заключались в подавляющем большинстве случаев в интересах государства, а не самих супругов, поэтому вступающие в союз мужчина и женщина зачастую даже не были знакомы друг с другом.
Можно только догадываться, что происходило в королевских альковах во время первой брачной ночи, благо есть, на что опереться, короли — народ публичный.
И хамство Генриха по отношению к новоиспеченной супруге весьма показательно.
Генрих VIII решил жениться на Анне Клевской с подачи своего советника Томаса Кромвеля, тот надеялся заключить с помощью королевского брака союз с протестантской державой. Англии, недавно пережившей Реформацию, он был очень как нужен. После долгих раздумий решили выбрать одну из дочерей герцога Клевского.
Король, однако, был осторожен и брать «кота в мешке» не захотел, поэтому ко двору герцога были отправлены английские послы для переговоров, заодно и оценить красоту сестер Клевских.
К этому времени титул перешел к их брату Вильгельму, и он проявил неожиданную хитрость, представил своих сестер послам в настолько громоздкой одежде, что их внешность невозможно было толком разглядеть.
На вежливое замечание, мол, а посмотреть-то можно, Вильгельм ответил холодно: «Вы хотите, чтобы они разделись?», чем необычайно смутил английских пуритан.
Так как послы оказались бесполезны, Генрих отправил на континент придворного художника Ганса Гольбейна, чтобы тот нарисовал портреты сестер. Да, вот такие в те времена были «селфи». Художник со своей задачей справился, и король, понукаемый Кромвелем, остановил свой выбор на Анне.
Правда, когда Генрих увидел Анну вживую, то был страшно разочарован. Придворным он жаловался, что принцесса не соответствует ни своему портрету, ни слухам о ней, а Кромвелю и вовсе сказал, что она «здоровенная фламандская кобыла».
Как мы уже знаем, их первая брачная ночь была ужасна, а Генрих при всех еще раз унизил девушку, сказав, что ее внешность вызывает у него отвращение.
Хотя у Анны было гораздо больше причин жаловаться – царственный супруг был вдвое старше ее и вдвое, если не втрое, толще. К тому же его беспокоила незаживающая мокрая язва на ноге.
Генрих поспешил развестись с Анной, объяснив всем, что брак не считается, так как не было консумации (другими словами, между супругами не было физической близости, о, мы еще не раз встретим этот термин!). Надо отметить, что Анне Клевской, в отличие от других жен Генриха, очень даже повезло, после развода она жила в богатстве и при дворе.
Она пережила бывшего мужа на десять лет.
А вот Ингеборгу Датскую, хотя она и была писаной, почти сказочной красавицей, ждала куда менее завидная судьба.
Король Франции Филипп II Август после смерти первой жены был решительно настроен не только на второй брак, но и на объявление своих прав на английский престол по нормандскому праву завоевателей древности. Почему бы не совместить приятное с полезным?
Поэтому он послал сватов к датскому королю Кнуду VI, рассчитывая на помощь потомка викингов, некогда захвативших Англию. Кнуд с небывалой щедростью обещал отдать самую красивую свою сестру плюс значительное приданое, которое поправило бы финансовые дела во французском королевстве.
Но пока суд да дело (переговоры о свадьбе шли полгода) политическая обстановка в Европе изменилась, и такой брак стал Филиппу невыгоден. Но от приданого тоже отказываться не хотелось. Что же делать?
Этот вопрос король решил с изяществом слона в посудной лавке. После первой брачной ночи он заявил, что отказывается от жены, потому что она ведьма (в те простодушные времена, чтобы избавиться от женщины, достаточно было объявить ее ведьмой — и вся недолга!), он испытывает к ней только отвращение, и вообще, забирайте-ка вы ее назад.
Датские послы сказали, что не подписывались по прихоти французского короля катать туда-сюда свою принцессу, как, прости Господи, какую-то распутную девицу, и уплыли без нее. Ингеборга тоже не собиралась отказываться от уже заключенного брака, таинство свершилось, все, нечего на «попятную идти».
Несговорчивую датчанку король, недолго думая, заточил в замок Этамп, а сам женился на Агнессе Меранской. Несмотря на невыносимые условия жизни (Ингеборге запрещали общаться с родными, морили голодом и не пускали к ней докторов), она упорно отказывалась подтвердить развод и настаивала на своем праве законной супруги и французской королевы.
Только через двадцать лет, после того как умерла Агнесса, а папа Римский пригрозил королю отлучением от церкви за двоеженство, она вернулась во дворец на правах жены и королевы. Правда, женой она была только формально, король ни разу не переступил порога ее спальни.
Пусть и через двадцать лет, но своего она добилась, тут не поспоришь.
— Харрис, друг мой, что-то мне нехорошо стало, дай стакан бренди!
Таковы были первые слова Георга принца Уэльского, когда он в первый раз увидел свою нареченную невесту Каролину Брауншвейгскую. Та в долгу не осталась, когда принц, потрясенный и бледный, удалился из комнаты, заявила бедному Джеймсу Харрису, который поневоле выступал в роли королевского свата:
— Не такой уж он и красавец, как изображен на портрете, к тому же очень толстый!
Тогда принцу Уэльскому позарез нужны были деньги, а самым простым способом их получить был удачный брак. В потенциальные невесты Георг наметил двух немецких принцесс – собственно, Каролину и Луизу Мекленбург-Стрелицкую.
Мать Георга, наслышанная о вульгарности Каролины, настаивала на браке с Луизой, которая, к тому же была красивее. Но принц по совету своей фаворитки леди Джерси (она считала, что Брауншвейгская принцесса менее опасна в качестве соперницы) выбрал все-таки Каролину, по старой доброй традиции ни разу не видя ее вживую.
Сказать, что Харрис, граф Малмсбери, был шокирован видом принцессы — не сказать ничего! Каролина была неопрятной и неумытой, да и говорила грубо. Четыре месяца, оставшиеся до свадьбы, бедный граф потратил на то, чтобы хоть немного научить ее хорошим манерам, как мы увидим дальше — безрезультатно.
Принц Георг перед свадьбой накачался алкоголем, видимо, для храбрости. Мягко скажем, неприязнь, которую питали друг к другу молодожены, проявилась во всей красе в первую их брачную ночь.
Георг потом писал, что спал с Каролиной три раза в жизни: два раза в первую брачную ночь и один раз в следующую, так как ему приходилось пересиливать себя.
К тому же, как писал он другу, принцесса со свойственной ей прямотой прокомментировала размер его мужского достоинства явно не в качестве комплимента, что вызвало подозрения у супруга, что она не девственница, раз ей было с чем сравнивать.
Каролина, в свою очередь, намекала на мужскую слабость принца, и что большую часть брачной ночи он провалялся у камина безобразно пьяным.
В России самым одиозным царственным супругом по праву можно считать Ивана Грозного. К выбору своей третьей жены, в отличие от западных коллег, он подошел достаточно щепетильно и с размахом, на смотр невест было приглашено около двух тысяч молодых девушек.
Царь не поленился и посмотрел на каждую. По свидетельствам очевидцев, он вежливо кланялся, немного говорил, внимательно осматривал претендентку, потом прощался (вряд ли на это уходило больше, чем несколько минут).
По всем правилам турнирного отбора сначала царь выбрал двадцать четыре девицы (полуфинал), потом сократил их число до двенадцати (финал!), причем «финалисток» царь осматривал уже обнаженными. На смотринах присутствовал английский врач, который должен был исследовать мочу девиц.
Как мы видим, Иван Грозный в пику европейским королям ничего на самотек не пускал и предпочитал знать о будущей невесте все, вплоть до цвета ее урины.
В итоге царь подумал, почесал бороду и остановил свой выбор на красавице Марфе Собакиной. Но он недолго радовался новой жене, через пятнадцать дней после свадьбы царица Марфа скоропостижно скончалась.
Грозный решил, что ее отравили, как и его первых двух жен, и отреагировал на это согласно своему характеру. В результате расследования казнили двадцать человек, в том числе двоюродных братьев умершей царицы, а ее отца хоть и пощадили, но постригли в монахи.
Свадьба дофина Людовика (будущего Людовика XVI) и Марии-Антуанетты должна была стать вишенкой на торте грандиозного проекта по объединению Бурбонов и Габсбургов.
Согласно этому хитрому плану, четырнадцать Габсбургов должны были пережениться на стольких же Бурбонах, чтобы общими силами, так сказать, усилить политическое положение Австрии. Современным языком такой смелый проект можно назвать долгосрочной коллаборацией.
В общем, брак между Людовиком и Марией-Антуанеттой состоялся, но только юридически, а не фактически, еще семь долгих лет после свадьбы принцесса оставалась девственницей.
На брачном ложе французский дофин с увлечением разглагольствовал об охоте, но о физической близости, казалось, и не думал, то есть о консумации брака речи и не шло. И дело было не в отвращении, просто Людовик страдал от фимоза, который причинял ему физические страдания при близости с женщиной.
Причем проблема решалась всего лишь одной маленькой операцией, но наследник престола не решался на нее, да и врачи страшились нанести вред царственному органу, залогу будущего страны.
Обеспокоенный отсутствием внуков, Людовик XV даже собрал целый консилиум известных врачей, посвященный одной лишь этой проблеме. Но светила науки не нашли ничего лучше, чем прописать дофину лечебные ванные.
Так и вышло, что пока ее сестры рожали одна за другой наследников своим мужьям, Мария-Антуанетта вынужденно оставалась невинной при живом муже.
Только семь лет спустя после свадьбы брат принцессы император Иосиф специально приехал в Париж и провел с зятем серьезную задушевную беседу, после которой Людовик согласится на операцию. Наконец, семейная жизнь супругов пошла на лад!
